Ольга Смирнова - Случайное добро Страница 10

Он покосился на замотанные в три слоя пластыря ступни Леры. Она сжала губы в тонкую полоску — то есть когда он гонял ее за чаем и бутербродами, его это не смущало? А теперь озаботился. Как бы то ни было, ей и вставать-то больше не хотелось, не то что идти куда-то босиком. Но оставаться в стороне от активных действий хотелось ещё меньше.

— Тапочек гостевых у хозяина не найдется? Размера эдак сорокового, меньше, боюсь, не налезут. — Лера в свою очередь печально оглядела пластыри.

Игнат вышел из комнаты, пробормотав себе под нос невнятно:

— Я и забыл, какая ты дотошная.

Лера услышала и крикнула ему в спину:

— Мы неделю не виделись, когда успел?

— Не поверишь, но я не все время о тебе вспоминаю. Бывает, что и о других думаю, — откликнулся он из коридора. Спустя минуту он появился в гостиной, держа в руках довольно потасканные тапки, больше похожие на лапти. — Это подойдет? Больше ничего не нашел.

— Эх, — вздохнула Лера, — давай сюда. Горе ты, а не сыщик.

Она немного поколебалась — стоит ли носки надевать, и решила все-таки надеть. Пусть грязные, но родные.

— Руку дай. Я сама не встану.

И они направились в лабораторию.

С утра ему никуда не надо было спешить. Но Матвей никуда и не рвался. На него напала апатия. Лень было даже моргать, не то что встать и умыться. Мать несколько раз стучалась в дверь, но Матвей не открыл. И, наверное, уже не откроет никогда по доброй воле.

Пробило девять часов, и мать ушла на работу, так до Матвея и не достучавшись. В доме воцарилась тишина, которой Матвей искренне наслаждался — и ему казалось, что никогда и ничему в своей жизни он так не радовался.

Волшебник лежал в кровати, положив руки поверх одеяла — как приучила в детстве мама — и пытался думать. Назойливые обычно, сейчас мысли разбежались кто куда и носа не казали. Пусто было в голове, пусто и просторно. Иногда Матвею хотелось есть, желудок некрасиво бурчал, но Матвей не мог заставить себя встать с кровати.

Время было около двенадцати дня, когда он наконец нашёл в себе силы повернуть голову и подскочил как ужаленный — к его двери был прислонен самокат! Чертовски похожий на тот, что держал в руках злодей Михаил.

Матвей ахнул, спрыгнул с кровати и пошатнулся от слабости, едва не рухнул на пол. Кое-как сумев удержать равновесие, он минуту стоял неподвижно, разглядывая самокат, а затем осмелился приблизиться. Осторожно потрогал блестящую ручку, новенькие колеса.

— Что это? — спросил он сам у себя дрожащим голосом. — Откуда это здесь появилось?

Ответом ему была тишина.

— Я сейчас закрою глаза, открою их, и это исчезнет, — несколько раз повторил Матвей, и сделал, как сказал, но ничего не поменялось. — Я не хочу здесь этого видеть. Мне просто кажется, я вчера перенервничал. Мне кажется. Этого самоката здесь нет.

Перед глазами Матвея сразу поплыли воспоминания о вчерашнем позоре. Он бы с удовольствием взял нож в руки и вырезал их из себя, сжег, растоптал, чтобы и следа не осталось, чтобы не мучили постоянно. Однако возможности даже волшебников в этом плане ограничены — время вспять не повернуть, слов и действий назад не взять. Матвею оставалось лишь горько сожалеть о своей глупости.

В какой-то момент Матвею пришло в голову, что надо бы самокат отнести начальнику охраны в качестве улики по делу о проникновении в кабинет директора. Эта мысль принесла некоторое успокоение. Кинув еще один настороженный взгляд на самокат, Матвей загнал себя в ванную, где умылся, руки поскреб, зубы почистил. Механически выполняя все эти утренние обязанности, он окончательно решил, что надо брать самокат и идти в школу. Может, тамошние умельцы смогут найти Михаила. И этот Михаил окажется сильным волшебником, и Матвей окажется совершенно не виноватым в том, что не уличил самозванца во лжи.

Идти все одно очень не хотелось. Снова косые взгляды, сбивающие с толку вопросы, ставящие в тупик предположения и ранящее нежную Матвееву душу недоверие. Очередное испытание, посланное богами. Очередной вызов, принимать который не было сил и желания. Но не доложить он не мог.

Когда волшебник выходил из ванной, настроение у него было плохим, но ровным. Он смирился с тем, что должен сделать. Он настроился поступить правильно. Но… где же самокат? Матвей захлопал глазами точно так же, как когда только его увидел. Однако теперь самоката на прежнем месте не было. Исчезновение важной улики внесло совершеннейший разлад в мысли Матвея. Он минут пять метался по комнате, заглядывал под кровать, в шкаф, под стол, но тщетно. Никаких следов самоката обнаружить не удалось. Он даже попытался применить заклинание поиска, и оно, к его удивлению, сработало, но опять же ничего не показало. Пшик. Матвей тяжело задумался, почему волшебство его еще работает и почему раньше ему казалось, что непременно выйдет осечка, но ни к какому выводу так и не пришёл. В конце концов он снова принялся блуждать по комнате, по боги знает какому кругу заглядывая во все возможные места.

Он решительно не знал, что думать. Ему и впрямь привиделось? На нервной почве? Или это чьи-то злые шутки? Темнота сказала, что уходит, но так ли это на самом деле? И что это такое — темнота? Или кто? Чей голос на протяжении пары недель не давал ему покоя, толкнул на ужасное преступление?

Матвей уселся на кровать и схватился за голову, которая неожиданно разболелась. Покачавшись из стороны в сторону, он простонал:

— Не могу… не могу больше…

Нетвердым шагом он вышел из комнаты, даже не заметив, что на нем пижама. Ему в голову пришла дельная мысль — раз самокат самовольно ушел, значит, кто-то должен был его видеть. Надо найти свидетелей. Все просто. Кто-то видел, должен был видеть этот треклятый самокат.

Утренняя апатия сменилась жаждой деятельности. Да еще какой! Почти скатившись с лестницы, Матвей вдруг ринулся обратно наверх, потому что забыл пересчитать ступени. Убедившись, что со вчерашнего вечера их число осталось прежним, волшебник вышел на улицу и прищурился — солнце светило слишком ярко. Козырьком приставив ко лбу ладонь, Матвей решительно зашагал в сторону первых замеченных им прохожих — молодой пары. Парень с девушкой не спеша прогуливались, смеялись, щебетали о чем-то интересном.

Матвей вырос перед ними, словно чертик из табакерки.

— Самокат. Вы видели самокат? Красный, с черными колесами.

Мгновение они стояли, непонимающе разглядывая Матвея, а затем парень рассмеялся.

— Вы нас разыгрываете, да?

Теперь рассмеялась и девушка.

— Нас потом по телеку покажут, да? Что нужно сказать, чтобы показали, а?

Матвей переполнился раздражением — глупые улыбки, не отягощенные интеллектом взгляды! И это нынешняя молодежь? Куда катится мир? Надо поискать других, более надёжных свидетелей. Напоследок он всё-таки сделал ещё одну попытку: