Дмитрий Леонтьев - Бастион Страница 10

— Ну, что ты, право слово, князь, — примирительным тоном сказала Екатерина. — Ни к чему все это... Я тебе говорила и сейчас повторю, что в моей жизни ты — единственный. Первый раз я не по своей воле замуж вышла. Чего хлебнуть довелось — про то тебе ведомо... Гришка... Тот не столько страсти другом был, сколько — скуке и страху. Да что я рассказываю? Сам все знаешь...

Да, Потемкин знал это, как никто другой...

Ей не везло... Как же ей не везло! С мужем, с любовником, с сыном, с восстаниями, войнами, эпидемиями, но... Были эти великие «но»! «Гром — камень», Фальконе, Эрмитаж, Крым, победы воинские, дипломатические, пьесы, флот, мировая слава России, верные друзья и сподвижники... Сыпавшиеся на нее с детства беды сделали ее характер добродушным, но упрямым. Свадьбу с Петром она поначалу восприняла, как благо и даже пыталась наладить семейный быт. Но каким же надо быть непроходимым глупцом и самодуром, что б довести до края даже привыкшую ко всевозможным бедам Екатерину?! Да что там говорить, если даже Панин — воспитатель Петра был составителем плана заговора, ибо он-то знал своего воспитанника, как никто другой. Семнадцать лет позора и унижений... Лучшие семнадцать лет жизни... От скуки она много читала, изучала русский язык, русские обычаи. И то, что сошлась с любимцем столичных забияк — офицеров — Гришкой Орловым, тоже следствие не любви, а одиночества. Но тут-то ее скука и закончилась. Раз и навсегда. Умерла Елизавета, правившая Россией двадцать лет мудро и милосердно. От одной только мысли, что недалекий самодур Петр взойдет на престол, началось в столице брожение. Но Екатерине в ту пору вряд ли было до высокой политики. Беременная от связи с Орловым, она неминуемо должна была закончить свою жизнь в монастыре, о чем не раз и не два, сообщал ей супруг в самых оскорбительных выражениях. Тайно родив сына, известного впоследствии как граф Бобринский, она поначалу лишь покорно согласилась участвовать в перевороте. Это были последние годы, когда она «всего лишь соглашалась». «Спасибо» Орловым — они раз и навсегда отучили ее всецело полагаться на кого-то, кроме себя самой. О том перевороте вспоминать не хочется. Лучше всего о нем сказал боготворимый Петром Третьим король Фридрих: «Петр позволил себя свергнуть, как ребенок, которого отпускают спать». Екатерину еще при жизни обвинили в убийстве мужа... Вряд ли. Ей выгоднее было держать живого Петра под арестом, чем после его смерти выходить за решительного и опасного Григория Орлова. Скорее, Алехан Орлов «позаботился» о свободном для брата троне. Но, в любом случае, как говорил по этому поводу Вольтер: «Это ее семейные дела и я в них не лезу». Григорий Орлов, как впрочем, и его братья, отличался исконно русским недостатком характера: в беде был велик, а в праздные дни — низок. Изменяя Екатерине направо и налево, не забывал при этом регулярно поколачивать свою венценосную любовницу — «дабы себя не забывала». Но время страшной эпидемии в Москве, проявил себя мужественно и рассудительно, за что ему — спасибо. После разрыва с Екатериной женился, и, кажется, даже, по любви. Повредившись умом, после смерти жены, был взят «на попечительство» Екатериной, которая стоически терпела его рядом с собой до самой смерти. Что еще можно сказать о Петре Третьем и Григории Орлове? Были... Были частью биографии императрицы. Другое дело Алексей Орлов, прозванный «Алеханом». О нем еще напишут горы книг и отснимут реки кинопленки. Личность! Все сплелось в нем: геройство и злодейство, гений и подлость. Один из сильнейших богатырей Европы, он до глубокой старости, на спор, бился с молодыми атлетами на кулаках, на пари останавливал за колесо мчащуюся карету, запряженную шестеркой лошадей, а уж про гнутые подковы или гвозди, пальцем вдавленные в дубовую стену и говорить нечего. Кавалерист, он возглавил наспех сколоченный из сырого леса флот, и на голову разгромил при Чесме сильнейший флот мира — турецкий. Отойдя от дел и поселившись в имении, показал себя выдающимся, инстинктивным генетиком, выводя столь необходимых для России «орловских рысаков» (бить животных запрещал, убежденный что воспитывать их надо только лаской, а на живодерню никогда не отправлял, давая дожить век в уходе), выводил уникальные породы гусей, собак, пчел, почтовых голубей... Умевший одинаково неистово и работать, и отдыхать, именно он завез на Русь первые цыганские хоры, введя их в моду раз и навсегда. Взошедший на престол после смерти Екатерины злопамятный истерик Павел, быстро припомнил заговорщикам убийство своего отца, заставив их всех участвовать в перезахоронении останков Петра. Шестидесятилетний Орлов не только возглавил траурную процессию, пешком одолевшую на лютом морозе многокилометровый путь, но и, исполняя приказ императора,  не моргнув глазом, так «чмокнул» в лоб петровский череп, что гольштатские кости в гробу трусливо застучали... Не знавший ни страха, ни сомнения, он лишь раз впустил в свое сердце человеческие слабости любви, предательства… и раскаяния. Но даже эти «слабости» были у него настолько велики, что не один Шекспир будущего сломает перья, пытаясь отобразить хотя бы их оттенки. Дело было так. Одновременно с восстанием Пугачева, появилась в Европе очаровательная самозванка, одинаково мастерски разящая стрелами из глаз, и пулями из дамских пистолетов. Ни слова не говорящая по-русски, она объявила себя сестрой «императора Пугачева», и объезжала королей Европы с требованием о возврате ей «незаконно отнятого престола России». Чертовка была настолько хороша и обаятельна, что многие задумались о включении ее персоны в состав фигур на шахматной доске политики... Зная, что Орловы обижены потерей их влияния при дворе, интриганка послала Алехану требование в оказании ей помощи. Герой Чесмы, фигура европейского масштаба, флотоводец, имеющий под рукой нешуточную военную мощь и опыт дворцовых переворотов, Орлов по достоинству оценил нахальство незнакомки, о чем сообщил в Петербург. Екатерина, не замеченная ни потомками, ни современниками, в склонности к панике и преувеличениям, немедленно дала решительный приказ: самозванку задержать любой ценой, и доставить в Петербург для проведения дознания. Опытный интриган де Рибас провел предварительные переговоры, и встреча двух величайших авантюристов  18 века состоялась! Обладая геркулесовой силой и статью, Орлов носил на добродушном лице шрам поистине ужасающий. В пьяной драке его лицо было разрублено шпагой напополам (хирургу с трудом удалось приладить на место нос). Женщины восхищались его подвигами, но мертвели при виде его лица. И вдруг... Нет, конечно, он понимал, что ради такого «куша» как русский престол, она и Пугачева в «братья» запишет, и изуродованное лицо чесменского героя поцелуями покроет, но... вдруг?.. Вдруг?!. Нет.  Не сложилось. Он все же выполнил приказ, оградив Россию от возможных бед: заманил на палубу русского фрегата, сдал на руки охране, и, запершись в каюте, пил яростно и люто до самого Петербурга. И только немногие знали, как ползал он в ногах у императрицы, вымаливая жизнь для той, чего настоящего и имени-то никогда не узнал. Кто-то утверждает, что мольбы его пропали втуне, и незнакомка умерла в бастионах Петропавловской крепости, так и не открыв своего настоящего имени, а потому похороненная под несуразной фамилией «княжна Тараканова». А кто-то (совсем не безосновательно!), доказывал, что жизнь для нее он вымолил, и авантюристка закончила дни своей долгой жизни в Ивановском монастыре под именем Досифеи. Как знать? С уверенностью можно сказать лишь то, что Орлов больше никогда не видел ни «Тараканову» ни «Досифею». Тогда он и сменил мундир полководца на неброский сюртук заводчика лошадей... Силен был человечище! И в добре, и во зле силен...