Яна Розова - Я — МОЛОТ ПРОТИВ ВЕДЬМ Страница 10

— На историческом.

— Вот! И я бы там учился! Я люблю историю. Романы исторические люблю, фильмы про все такое, древнее. Про рыцарей и турниры. А ты больше всего какое время любишь?

Ира, напротив, терпеть не могла «исторические фильмы «про все такое». Ей претило упрощенное, осовремененное понимание событий, ее раздражали дуры-принцессы и голливудские отмытые рыцари. Она не любила сказки, а к истории относилась, как к науке. Тем не менее, интерес Виталия ей был приятен. Поразмыслив, она ответила:

— Больше всего я восхищаюсь Новым временем. Но ты прав — средние века необыкновенно интересное время!

— Да? — он был похож на ее учеников, такой же галчонок с открытым клювом, в который она положит червячка знания. — А чего там тебе интересно?

— Да вот хоть религия. Мне интересно было в свое время, почему у нас в России церковь не превратилась в такого же спрута, как в Европе. Понимаешь, Папа Римский же все под себя греб и никто не мог ему воспрепятствовать. То есть, отдельной личности, в роли Папы — могли, а вот всему институту папства — нет!

— И как, выяснила, почему?

— Мне кажется, да. Я в институте диплом на эту тему писала. Много чего прочитала по теме. Думаю, я поняла.

— А что ты читала?

Ире так нравился этот разговор, что она не замечала, как Виталий суровел взглядом с каждой минутой.

— Я читала всякие исследования ученых, монографии, обращалась к источникам. Буллы папские, письма тех времен, «Молот ведьм»...

— Да? — с нажимом спросил он.

— Это, как бы сказать, учебник для инквизиторов...

— Смотри, — неожиданно Виталий отвлекся и указал на небо. — Луна такая яркая! Неужели завтра похолодает опять?

Они заговорили о другом. Неожиданно, как всегда бывает при интересном разговоре, Ира поняла, что они уже пришли к «Лермонтовскому». Виталий, не спрашивая ее, открыл дверь, и они вошли в знакомую прихожую. Ира уже привыкла к особому холостяцкому запаху этой квартиры, он ей даже нравился теперь. Она спросила о продаже квартиры, а Виталий сказал, что вернул задаток и паспорт покупателю. Раздумал продавать.

— Почему? — спросила она.

— Планы изменились... Ты не ругай меня, ладно, — попросил он робко. — Я понимаю, что глупости у меня в голове были... Понимаешь, я был в таком отчаянии, что думал продать квартиру, деньги отдать на церковь, а сам... Ну, помнишь, мы говорили...

Виталий прятал глаза, и Ире вдруг стало мучительно жаль его бедную, заплутавшую душу. Она подумала о пучине одиночества, о выборе своего пути, о сомнениях, терзающих каждого из нас в момент становления. И она была такой: отчаявшейся, без маяков в открытом море.

Она протянула к нему руки и он, соскользнув с табуретки, прижал ее к себе. Ира хотела отстраниться, но Виталий не отпускал ее. Она почувствовала такое волнующее, нежное прикосновение влажных теплых губ к своей склоненной шее. Ира повернула лицо навстречу этим милым губам.

В воскресенье Ира и Виталий снова встретились в церкви. Она вошла в ладанный сумрак под белеными сводами храма, наполненный людьми, среди которых был он. Ире хотелось улыбаться всем, хотелось всем желать счастья, хотелось сказать: «Верьте!». Виталий стоял на своем любимом месте — возле иконы Святого Иоанна Предтечи. И вновь пламя свечей отражалось в его глазах, и на щеках играл румянец, а губы были плотно сжаты. Просветление и покаяние, надежда и молитва... Вот что видела Ира в этом лице. Они поздоровались одними глазами, и теперь она была будто окутана его взглядом, она была не одна. Чего бояться, если ты не одна?

Ира прекрасно понимала, что совершила грех, и очень серьезный грех, предавшись любви в Великий пост. Она искренне раскаивалась и в то же время не жалела об этом. На то мы и православные, чтобы грешить и каяться! Бог простит нам это, он все про нас знает.

После службы они гуляли, разговаривали, пили чай в кафе на площади, и мир был в ее душе.

— Ира, давай вечером сегодня встретимся? — предложил Виталий, когда они вышли из кафе.

— А что, есть план? — спросила она.

— Да, есть. Хочу тебя удивить. Придешь?

— К тебе?

— Нет, не ко мне. Встретимся на остановке, возле твоего дома.

Они условились и Ира пошла домой.

Вечером, в восемь, как и договаривались, Ира стояла на остановке, одетая в свое простое демисезонное пальто и вычищенные легкие ботиночки, которым уже шел четвертый год, а носились они по два сезона за год — весной и осенью. Она рассматривала свою обувь, вздыхала, вспоминая, что летом совсем не в чем ходить будет, потому что босоножки порвались и ремонту больше не подлежали. Ах, ничего, до лета еще есть время!

На подъехавший темный автомобиль Ира внимания не обратила. Вокруг было полно прохожих, компания подростков сидела на лавочке, лузгала семечки и громко смеялась. Парочка молодых родителей, похожих на суетливых трясогузок, была занята своим малышом, стремившимся сорвать с головы вязаную шапочку. Бабули со смаком мыли кости молодым, старики ругали Чубайса. Никто не смотрел на скромно одетую молодую женщину, которую окликнули из серого «Мерседеса». Женщина с удивлением оглянулась. Дверь со стороны пассажира была открыта, и она узнала водителя. Потом улыбнулась, пожала плечами и села в машину. Домой Ира больше не вернулась.

В те несколько часов перед смертью Ире Китаевой довелось пережить удивление, потрясение, разочарование, страх, боль и предсмертную тоску. На все это у нее было достаточно времени. Она успела даже вспомнить всех, кого любила и обрадоваться скорой встрече. Каждую страшную секунду ее поддерживал Бог, который теперь заполнял собой все. Если бы Ира не верила так глубоко и искренне, она мучилась бы мыслью: за что я умираю? За что мне это? Но теперь ей было почти легко. На все Его воля.

И лишь две вещи Иру приносили Ире настоящее глубокое страдание. Во-первых — нестерпимая физическая боль, а во-вторых — животный, неконтролируемый ужас при виде страшного преображения, когда лицо, уже любимое, превратилось в чудовищную маску Зверя. Оказывается, он давно следил за ней. Знал ее привычки и умело сам сыграл роль приманки. Он примитивно просчитал психологический тип самой Иры и сумел стать единственным человеком, которому она доверилась. Он бы мог просто похитить ее, но для него было важно обмануть ведьму, растоптать ее доверие.

Понять, в чем причина случившегося, было выше ее сил. Она видела только, что попала в руки сумасшедшего, маньяка, выследившего ее, раскусившего ее, обманувшего ее доверие, поймавшего ее, желающего причинить ей боль, а потом — убить. Он много страдал и почему-то в своих страданиях обвиняет Иру и ее институтских подруг.