Танцующая с грозой (СИ) - Сдобберг Дина Страница 10

Да и Эрар уловил мою мысль с ходу. И пока девицу отправили выяснять что и зачем, я подошла к Элине, мне нужно было задать ей пару вопросов.

— Ну вот видишь, обвинения с тебя сняли. Можешь возвращаться в дом мужа. А можешь отправиться жить в мой дом. Если я переживу свой выбор, так же хорошо, как и ты, то возможно вернусь. Если нет, то дом будет твоим.

— Я не хотела бы возвращаться в дом рода Гордаранов. Ничего хорошего я там не видела. И хотела бы, если возможно, отправиться с вами. Я могу помочь и с волосами, и с одеждой, да и вам знахарка не помешает. Все-таки наги…

— Дорога вряд ли будет простой и лёгкой

— Все лучше, чем жить с мужчиной и думать смогу ли оправдаться каждый раз, когда ему приспичит от меня избавиться.

— Смелая ты. Мне переться бог знает куда. И как там встретят непонятно, но явно не теплом и лаской. Не боишься, что нахлебаешься со мной лиха? — мне очень хотелось поверить, в симпатию, возникшую из ничего, в возможную дружбу. Я просто устала молчать, даже возможность говорить вслух, я воспринимала, как подарок.

— Так на мне уже родовой браслет Гардаранов. Даже последние отбросы не тронут. — Девушка показала мне запястье с широким браслетом-манжетой. — Его теперь с меня не снять, так что может хоть так, какая польза будет. Да и дойдем спокойнее.

Уже вдвоем, под пристальным и очень недобрым взглядом солдат, окружавших помост, мы пошли к местной гостинице. Заказав простой ужин и приняв ванну в бочке, за которую пришлось доплатить, мы расположились за столом в снятой комнате, справедливо решив, что ужин в общей зале нам не к чему. И так много лишнего внимания привлекли, как бы ни прикопали под ближайшим кустом.

— Как собираешься продолжать путь? — Девушка ещё чувствовала себя неловко, но как только был утолен первый голод, посыпались вопросы. — И как мне к тебе обращаться?

— Доедем с караваном, как я и хотела. А там вот эта мерзость подскажет — показала браслет выбора — а обращаться ко мне можно по имени, Марина.

— Чтто? Как? — она так испугалась — тебя действительно так зовут?

— Ну да. Это просто имя.

— Это не просто имя. Какой родитель так назовет дитя? Все равно, что отдать ребенка Грозе.

— А может, наоборот? Попросить защиты и покровительства?

— Ну, судя по браслету, не получилось. Тут и не скажешь, что лучше. Один волк или три нага.

— А ты в браслетах понимаешь?

— Да что тут понимать? Вон у тебя ровная широкая лента и переливается, как чешуя, значит — наги, а по количеству цветных полос можно судить о количестве вызывающих.

— Ну, судя по тому, как мы встретились и с каким энтузиазмом ты готова идти куда угодно с незнакомым человеком, лишь бы от муженька подальше, тебе тоже не особенно повезло.

— Это, кто бы спорил. Если бы повезло, на запястье, появился бы растительный орнамент. И сразу бы начала работать защита. И никуда идти не надо было бы. Эльфы сами приезжают за своими выборными.

— Странно, с чего такая разница?

— Эльфы и от проклятья богов меньше всех пострадали. У них женщин очень мало было ещё до войны, поэтому особое отношение у ночных к женщинам было и без наказаний. Женщина, попадая к эльфам, сама выбирает мужей. Тот, что по выбору, становится старшим, он же решает споры между остальными. Узнает, кто пытается попасть в его семью. Все мужья защищают свою женщину и ее интересы, всегда в приоритете.

— Слушай, Элина, а у этих ночных правят женщины?

— Женщины? Правят? — Элина зашлась смехом — Не обижайся, но ты из какого леса? Ну кто в здравом уме доверит власть женщине? Их берегут, ценят. Исполняют прихоти и капризы. Но сами по себе женщины ничего не решают. Ну если они, конечно, не наемницы.

— Особые отношения?

— Ну да, они воины. А тут, хочешь не хочешь, а считаться придется. Правительница нагов бывшая наемница, кстати. Уже после гнева богов, когда появились мортисы, именно наги встали на пути этих порождений. Она прославилась, хоть и была человечкой. Но ее мужья не раз чешую сменили, пока ее согласия добились. Но это единицы, обычно нам судьба быть рожающим мясом.

— Было настолько плохо? — сказано было настолько мертвым голосом, что ответ напрашивался сам собой.

— А ты как думаешь? Меня ещё спасало то, что я знахарка. И могла себя лечить. Да и гарнизонные за помощью приходили, поэтому развлечений за мой счёт не допускалось. Хотя до рождения ребенка, развлечения допускают только уж последние твари. А я уже год отвар пью.

— Чтоб не забеременеть? Слушай, а мне сваришь? Хотелось бы сначала посмотреть, что мне судьба подкинула, а уж там решить, продолжать тот род, или не стоит способствовать размножению.

— Марина, ничего хорошего нам судьба не подошлет. Мы человечки, ни богатства, ни магии. Готовься к самому худшему, что можешь представить. Глядишь и не разочаруешься

— С каждым часом не легче. Ну неужели не бывает, счастливого исхода?

— Про жену канцлера слышала? Как тебе исход? Думаешь, она счастлива?

— Ну там вроде же как все наказаны…

— Ой, ей конечно сразу легче стало. То- то по сей день от мужчин шарахается. И то, опять же, ее сестра спасла, тоже наемница, да ещё и с искрой. А не явилась бы та сестра, и умерла бы под насильниками, и никто, и никогда не узнал бы, что она не виновата. Так и считали бы шлюхой, сбежавшей развлекаться. Это сейчас, после того как отец нынешнего правителя пришёл к власти, первым указом запретил насилие, похищение и убийства человечек. Иначе смертная казнь. Так что ещё повезло.

— Какое-то странное везение, хотя ты права, смотря, с чем сравнивать. Давай уже ложиться, завтра вставать рано.

Мы уже вернули посуду после ужина, и забрались в кровать, когда в дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, в комнату зашли Эрар и Ард.

Мне не понравилось, выражение их лиц.

— Мы хотели бы поговорить. — Ард надменно оглядел нас обеих, что мне естественно не понравилось.

— Хотите дальше. А мне хотелось бы узнать какое наказание будет для вашей подстилки. Ведь насколько я помню, папенька Эрара указом запретил убийства человечек. А тут оговор, ложь, чуть девушку не убили…

— Подождите, но она оборотница… — вытянувшиеся лица оборотней, почему-то добавили мне уверенности. Оба настолько удивились, что даже не обратили внимания на намеренное оскорбление оборотницы.

— И что? В указе есть слова, что если преступление совершает женщина, то ей прощается?

— Марина, не надо, наверное… — Элина попыталась удержать меня от раздувания конфликта.

— Как? Марина? — интересно, каждый раз, когда слышат мое имя, будет вот такая реакция.

— Да, Марина. И я требую суда над этой женщиной. По справедливости. Или мне придется ехать в монастырь к небезызвестной настоятельнице? Спрашивать, как воспользоваться правом? — у главы гвардии сжимались кулаки, но сказать он, ничего не смел, так как я была права. А вот Элина аккуратно дёргала меня за рубашку на спине.

— Требование справедливо, и действительно, действия Вараны, чуть было не привели к плачевным последствиям — Эрар быстро взял себя в руки

— Смерть на костре по ложному обвинению, вы называете "плачевными последствиями"?

— Ты говоришь с королем, человечка! — прорычал Ард.

Но он-то не знал, что мне, выросшей совсем в другом мире, и привыкшей работать с финансовой подноготной успешных бизнесменов, чихать хотелось на статусы и короны. Да и такой бонус, как Алиена, придавал уверенности.

— Как замечательно, что вы о себе напомнили! — ну вот люблю я показательно изображать из себя идиотку.

— Марина, я же могу к тебе обращаться так? Мы, собственно, и пришли поэтому… — что-то мне не нравилось происходящее. Когда руководство начинает разговаривать с тобой, так по-доброму и уважительно, это не к добру.

— Да? Тоже поняли, что и его под суд надо?

— За что? — от моей наглости Эрар просто опешил

— А что, это разве не очевидно? Какая-то левая баба, облилась, не пойми откуда взятой кровью, заявляет о выкидыше, и обвиняет в этом законную жену. А муж рад стараться, отправляет женушку на костёр. Благополучно забыв проверить, а был ли выкидыш? Уж если я с ходу просекла эту историю, то почему глава королевской гвардии, на минуточку так, даже мысли об этом не допустил, а вот суд с исполнением приговора провели моментально. Тут явно сговор. Точно. — Как приятно удивлять уверенных в себе мужиков, особенно, когда им и нечего тебе возразить.