Чужие миры - Гончарова Галина Дмитриевна Страница 10

Крестьянка!

Пфф!

Но куда-то же она делась?

Надо, надо поговорить в деревне, вот только с кем...

* ❖ ❖

Деревня встретила Ганца шумом и гамом. Веселым и привычным.

Мужчина любил работать «в поле», любил притворяться другим человеком... даже притворством и игрой это назвать было нельзя. Игра — это сцена, зрители, актеры. А Ганц не играл.

Он попросту жил другой жизнью!

И это было — чудесно! Как алмаз в руках — повертеть его, рассмотреть одну грань, вторую, третью...

Разве плохо? Жизнь поражала его своим многообразием, мужчина смотрел на нее с изумлением, старался участвовать, и каждый раз восхищался. Многоцветием, красочностью, сочностью нового вкуса — он смаковал новые жизни, словно экзотические фрукты.

Отними у Тримейна его работу — и мужчине станет грустно и плохо. Он лишится не просто своего дела — большей части себя. Своей жизни, личности, судьбы... как же это чудесно — жить!

Под звон колокольчика он выехал на деревенскую площадь, удобно устроился у позорного столба, а там к нему и первые посетители потекли...

Трудился Ганц ударно, вплоть до заката. И ужином его решили угостить в доме старосты.

Позвали, честь честью, накормили, расспросили о новостях и уложили спать. Правда, на сеновале, но в дом Ганц и сам бы не пошел.

Иногда сеновал — лучше.

Особенно если тебе кто-то да составит компанию...

❖ * *

Измена жене?

Ошибаетесь, господа. Первое — это не измена, он на задании. Если точильщик откажется от дармового женского тела, это будет не просто подозрительно, это шок будет. Мигом спалит всю легенду!

И второе.

Чего жена никогда не узнает, то ей и не повредит! Никто ведь не расскажет!

С тем Ганц и принялся мять сеновал с симпатичной пухленькой молодухой. Видел он ее днем, и мужа ее видел — как есть, обмылок! Грех тут бабьему горю не помочь, а то ведь так и увянет, без пользы и радости 1

Вот! Считай, не измена супруге, а акт милосердия! По отношению к другой женщине, но ведь понять надо! Его- то супруге и так повезло!

С этими мыслями Ганц и приступил к важному делу — добыванию информации.

* ф *

Кто сказал, что от мужчин надо получать информацию в постели?

Женщины? Ага... им виднее!

Но обычно мужчин после этого самого тянет или поесть, или поспать. Но уж всяко не на разговоры. Есть исключения, но их мало!

А вот у женщин словно заслонка в одном месте открывается! И говорят, и говорят, и говорят...

Вот и Шура, так звали молодуху, языком молола, что помелом махала! И говорила, говорила, говорила...

Ганц, скрипя зубами, прослушал все деревенские сплетни, и наконец...

О, это чувство ныряльщика, который выловил здоровущую жемчужину!

— Ликса вообще уехала! Небось, богатенького себе нашла...

Ганц навострил уши. И быстренько выяснил, что Ликса сама не из богатенькой семьи. Атак... очень средней. Вроде как и вкалывают там родители, а поди, десять ртов прокорми! Раньше Ликса за всеми ходила, небось, и в прислуги-то подалась, чтобы от мелких отдохнуть, теперь, вот, сестра ее... Марька...

Ганц запомнил имя, и перевел разговор. А потом и вовсе делом занялся. Ни к чему оставлять такую память у дамы. Пусть лучше какие столичные ухватки выучит...

Да, и вот так — тоже хорошоооооо...

>;< >;« ❖

Марька...

М-да, ежели сестра на нее похожа... была?

Или есть?

Ганц почувствовал, как шевельнулось... да, именно там! И это несмотря на супружескую верность и бурно проведенную ночь. Но девушка была — потрясающая!

Родится же такое на земле!

Фигура — не хрупкая, крестьянки такими не бывают. Но и не толстая, а в самый раз. Талия тонкая, бедра роскошные, и такой флер...

Она просто идет, а у мужиков поднимаются, поднимаются... да глаза поднимаются! И головы.

Ну и...

Правильно вы подумали. Тоже поднимаются.

Волосы светлые, коса толщиной в руку, такие... прелая солома. Глаза большие, тоже светлые, правда, брови и ресницы никакие... лицо чуть теряется, но девушка явно их угольком подкрашивала.

Но как идет! И грудь там...

Ганц прикинул свои шансы — и постарался подстеречь прелестницу в укромном уголке. И прежде, чем ему что-то сказали, произнес лишь одно слово.

— Ликса.

Марька побледнела.

Покраснела.

И — вцепилась в Ганца — не оторвать.

— Что с ней!? Ты знаешь!?

— Хочу узнать, — не стал скрывать мужчина. — Сможешь вечером куда подойти? Сама скажи, где поговорить можно спокойно, а ты бояться не будешь.

Девушка задумалась, покусала губы.

— Ты в сарае у старосты ночуешь?

— Да. Но через день-два мне уходить надо.

— Я ночью приду.

-Я...

— Я подожду, пока Шурка уйдет, — хмыкнула девушка. И убежала. *

Ганц только головой покачал.

Деревня!

Все, всё, обо всех знают.

Де-ре-вня!

Правильно он сам сюда отправился. Специфика работы, знаете ли... кто другой мог и внимания не обратить. А у Ганца чутье колоколом било, кричало в голос, что важно, важно, ВАЖНО!!!

Займись, не упусти, не прохлопай ушами!!!

И он собирался следовать своему нюху.

❖ >!<

Прошел вечер.

Наступила ночь с ее жарким шепотом и стонами.

Полночь...

Шурка засобиралась к мужу. Ганц подсунул ей несколько медяков. Наверняка, ведь муж обо всем знает. Но... разные причины бывают.

И не справляются с горячими бабами, и детей иметь не могут, и...

Со своими, деревенскими, оно и стыдно, и обидно. А тут чужак, наволочь пришлая, ушел — и поминай, как звали. И не вернется, и не увидят его. Да и вернется — кто он тут такой?

Против деревни да общины?!

Пыль придорожная!

Все забудется, а деньги в хозяйстве лишними не окажутся. Ребенок? О детях Ганц не думал. Но полагал, если женщина кидается в постель к мужчине, от которого точно не дождется предложения, она знает, что делает? Пусть сама с детьми и разбирается.

Ганц даже подремать успел, когда его невежливо толкнули в бок.

Марька (надо полагать, Мария), сидела рядом с ним, и лицо у нее было серьезное.

— Ты что о Диксе болтал, пришлый?

Ганц потер лицо руками, приходя в себя.

— Не болтал я. Знаю, что вроде как год тому она пропала...

-Да.

— И что увез ее кто из богатеньких...

Марька покачала головой.

— Нет.

— Почему?

— А кто ты таков, чтобы я тебе это рассказывала? — даже в темноте было видно, как прищурилась девушка, как горят огоньками ее глаза. Хищные, светлые...

Сознаваться Ганц, конечно, не стал.

— Наняли меня. У моего хозяина в этих местах дочь пропала. Поехала через лес, и нет ни ее, ни слуги, ни кареты... может, у вас тут кто разбойничает?

Марька качнула головой.

— Ты что? Земли герцога ж!

— И чего? Заговоренный он?

— Не! Тут другое! Ежели герцог узнает, что на его земле разбойничают... он сам на охоту выйдет...

Ганц хмыкнул.

Да, такое тоже бывадо. И за это строго не наказывали.

Твоя земля?

Вот и поддерживай порядок! Разбойники?

Твои разбойники, ты с ними и разбирайся! И побыстрее! А то ведь король огневается! И простым штрафом в пользу потерпевших с Короны можно не отделаться. Тут и часть земель в казну отобрать могут, чтобы ты за остатком лучше надзирал! Так что дворяне старались не доводить дело до жалоб.

Разбойники? Сами напросились.

Это было*просто и понятно. Но...

— И твоя сестра пропала. Может, она все же с кем уехала?

— Не! Они с Решеком сговаривались уже свадьбу играть. Понимаешь? Дикса верная была, вообще...

Ганц едва заметно хмыкнул. Но Марьке хватило.

— Чего! Думаешь, раз с благородными, то и б...?! А что тут делать прикажешь?! Ликса все для нас делала1 Мать с отцом бьются день деньской, а она один раз в услужение сходила, ей столько отсыпали... она корову купила, козонек! Мать плакала, а отец в морду дал первому, кто о ней плохое сказал — и приговорил. Убью, мол! Ради семьи она на это пошла, не смогла смотреть, как мы зимой с голоду пухнем...