Марина Суржевская - Отражение не меня. Сердце Оххарона Страница 11

Арку проводник уже ставил, тряся седой бородой. Переход пришлось устанавливать за защитным контуром, у крепостной стены, чтобы не разрушить барьер.

— Еще несколько минут, мой господин, — проводник склонился в поклоне, словно сломался. Шариссар кивнул и отошел в сторону, не желая мешать. Солнце только–только взошло над Оххароном, и белый иней таял, оставляя на камнях и траве капли воды. А еще через полчаса, когда воздух прогреется достаточно, все вокруг затянет белесым туманом, плотным и густым. Это время наибольшей уязвимости, время нападения.

Именно в такое время на его родовой замок когда–то напали Светлые.

… На ранней заре, когда туман мягко стелется по высоким серебристым травам, а лучи солнца еще не греют, а лишь несмело трогают кожу первыми поцелуями тепла. Это время, когда оеры еще висят на деревьях, завернувшись в кожистые крылья, а быстроногие лаи мирно дремлют в своих стойлах. Время, когда Звезда Мрака закрывает свои лепестки, а озерные хищные цветы–дроги — раскрывают, готовясь ловить неосмотрительную живность, а то и заплутавших путников.

Это было время самых сладких снов или самого нежного пробуждения. И его утро было счастливым. Он всегда просыпался очень рано, словно торопился жить. И в это утро тоже вскочил раньше всех, даже раньше слуг, за что его частенько корила мать. Мол, не пристало наследнику правящей ветви вскакивать раньше черни. Но выговаривала она всегда с улыбкой, да и Шариссар ее не особо слушал даже в детстве. А сейчас и подавно. Он встретил уже тринадцать лютых зим, он сражался с пещерным зверем и победил его, и слова матери почти не слушал. Он был уже достаточно взрослым, чтобы не слушать никого. Разве что опекуна. И то лишь потому, что испытывал настоящее уважение к высшему паладину Оххарона.

И тем обиднее было, что его раннее пробуждение ничем не помогло обитателям замка. Он не смог ничего сделать. Не предупредил, потому что сидел у стойла со своей любимицей — молодой, черной, как мрак, кобылой, начищая скребком ее шкуру. И не слышал, как прорвался защитный контур, и в замок вошли враги.

Он не смог никого спасти, хоть и кинулся, услышав крики умирающих. Не смог никого защитить, хоть и бросался на Светлых, ворвавшихся в замок, словно одержимый. Не смог отвернуться, когда умирали все, кого он любил. Не смог…

Это был жестокий урок. Первое осознание, что он не всесилен. И что война не знает слова жалость…

Шариссар отвернулся от созерцания замковых стен. Почему он вспоминает прошлое? Зачем? Прошлое давно погребено под тяжелыми мраморными плитами, а родовой замок превратился в центральный оплот военных действий. Когда–то у этих владений было другое название, но сейчас это Колючий Острог — место, где все напоминает о войне.

— Мой господин, — проводник снова поклонился, прерывая мрачные мысли паладина. Между двух установленных им камней перехода натянулась синяя пленка арки. — Проход во дворец открыт, мой господин.

— Благодарю.

Шариссар шагнул к дрожащей пелене и замер, уже занеся ногу в подпространство. Нахмурился, разворачиваясь.

— Айк, что это?

— А?

Оруженосец стремительно обернулся, пытаясь понять, что вызвало неудовольствие высшего. Но все было тихо и мирно, в воздухе тихо звенели ночными льдинками деревья, исполняя рассветную песню. И в ее идеальную ледяную мелодию грубо и фальшиво врывались совершенно посторонние звуки, разрушающие гармонию холодного рассветного звона.

— … День открылся на заре

Золотистым ключиком,

Чтоб досталось на земле

Каждому по лучику…

Светит солнышко для всех,

Чтоб звенел весёлый смех…

— Великий Мрак, — прислушиваясь, сказал паладин. И вдруг рассмеялся. — Ушам своим не верю!

Элея.

Я проснулась резко и открыла глаза, уставившись в потолок. Что меня разбудило? Сердце стучало молотом, а губы пересохли — так бывало, когда я переходила грань отражений. Но ведь я просто спала! И этот странный сон… Ощущение чужого присутствия и взгляда — голодного, хищного, почти звериного. Нет, не чужого… Мне снился Шариссар. И именно злость на то, что он смеет приходить в мои сны, разбудила меня.

Я поднялась, потряхивая головой и пытаясь прогнать это ощущение его присутствия. Я не знала, как это назвать, но внутри меня словно натянулась невидимая нить, и она тянула, дрожала, причиняя мне почти боль. Словно мне нужно было… куда?

Потерла виски, отбрасывая эти странные мысли.

За окном была еще ночь, лишь переходящая в раннее утро. Замок спал. Где–то вдали шумело море, в рассветной тишине было слышно, как мягко накатывают на берег волны.

Я сползла с кровати и нашла свою обувь. Раз уж проснулась, нет смысла опять пытаться уснуть — это я знала по опыту. Накануне хранительницы выделили нам несколько новых комплектов одежды, сказав, что это распоряжение магистров. В том числе и наряд для тренировок. Вечером же я так устала, что даже не посмотрела, что в свертках, и сейчас развернула с легким любопытством. Хмыкнула и надела узкие штаны и рубашку, сверху мантию зеленого цвета. Кажется, нас присоединили к целителям. На ноги натянула все те же ботинки и вышла в коридор. И изумилась, увидев, что в нижнем зале в одиночестве сидит за столом магистр Райден.

Он уставился на меня, когда я вошла, так пристально, что стало не по себе. Взгляд мага скользнул по моей одежде и мужчина отвернулся.

— Светлой Искры, — по привычке пожелала я, остановившись в дверях. — То есть… я хотела сказать…

Он хмыкнул и указал мне рукой на стул напротив.

— Садись. И не извиняйся. Светлой Искры — это хорошее пожелание. Было и осталось. Будешь завтракать?

Я неуверенно кивнула. И удивилась еще больше, когда маг не щелкнул пальцами, перемещая продукты на стол, а встал и ушел. Вернулся с подносом, на котором стоял кувшин с молоком и плетеная корзинка с теплыми булочками.

— Силу надо беречь, — пояснил он в ответ на мой слегка шокированный взгляд. Райден поставил поднос на стол, налил молоко в кружку и протянул мне.

— А что вы здесь делаете? — запоздало удивилась я.

— Тебя жду.

Я чуть не подавилась молоком.

— Зачем?

Магистр смотрел в упор, но я не понимала, что за выражение было в зеленых глазах. Я вообще его не понимала. Вроде должен орать и злиться, ведь это из–за меня Пятиземелье осталось без Искры. А он лишь смотрит и даже ни разу не обвинил меня. Ни в чем.

— Я видел вчера, что у тебя плохо получаются боевые искусства, — я хмыкнула.

— Плохо? Это мягко сказано. У меня совсем не получается.

— Возможно, тебе подойдет что–то другое.