Анна Гаврилова - Золотой ключик для Насти Страница 11

      Ближе к вечеру, распивая кофе на крыльце своей лачуги, я окончательно утвердилась в мысли, что попала в рай. Только этот рай очень дорого стоит. Покупка семян и саженцев — кроме цветника, я решила обзавестись ещё и садиком — съела большую часть моих сбережений. Лекарства для моряка тоже облегчили кошелёк. А ещё хорошо бы купить мебель и кое-какие инструменты.

      Да и местному населению придётся помогать — не могу смотреть как народ возится с деревянными лопатами и ткацкими станками. Это дикость, самая настоящая. Конечно, делиться результатами наших технологий не совсем разумно, но, в конце концов, я ведь не пистолет какой-нибудь притащить собираюсь.

      В общем, деньги нужны, как воздух.

      Эх, окажись на моём месте Ленка, она бы вмиг организовала туристический бизнес. Желающих хоть на час вырваться из Москвы и окунуться в море — пруд пруди. Но я на такую аферу не решусь. С моим везеньем о домике даже заикаться нельзя. Отберут.

      Нужно придумать что-то другое, менее опасное. Вот только что?

      Хорошая мысль посетила на второй кружке кофе и утром я принялась воплощать её в жизнь.

      Московские рынки — штука своеобразная. Это нечто среднее между восточным базаром и европейским супермаркетом. В воздухе витает аромат специй, прилавки ломятся, цены кусаются почище самого злобного бульдога. И внимание продавцов чересчур пристальное, даже страшно становится.

      Я набрала в грудь побольше воздуха и решительно направилась к рыбным рядам.

      Здесь было всё, даже осьминоги. Румяные, довольные жизнью продавщицы, наперебой расхваливали товар, зазывали. Я скользила взглядом по ценникам, нервно сглатывала — неужели кто-то действительно готов платить такие деньги? Попутно вглядывалась в лица продавщиц — нет, не то. Наконец, наткнулась на улыбчивого дядечку с горбатым носом и характерным акцентом:

      — Вай! Дарагая! Какюю рыбку тэбэ хочется?

      Прищурилась. Мужчина в белом фартуке на продавца совсем не похож. Слишком холёный.

      — Вы хозяин?.. — спросила я, кивая на прилавок.

      — Канэшна! Скидка тэбэ сдэлаю! Болшой!

      — А можно с вами поговорить? По делу?

      Улыбка мужчины стала ещё шире, обнажив белые, идеально ровные зубы. Уж не знаю, что вообразил торговец, но, кивнув кому-то из соседей, со скоростью урагана выбраться из-за прилавка. Я отошла на несколько метров от торгового ряда, увлекая за собой сияющего продавца.

      — Вай, какой красивый дэвушка! — заученно воскликнул джигит. — Работа ищеш?

      Я протянула мужчине пакет с двумя рыбинами, позаимствованными у старостихи. Сказала осторожно:

      — У меня есть много такой рыбы, могу продать. Дёшево.

      Улыбка с губ торговца не сползла, но лицо стало напряженным. Он заговорил совершенно нормальным голосом, без тени акцента:

      — А документы у тебя есть? Сертификаты, СЭС?

      В ответ состроила жалобную мину и помотала головой.

      В меня вперился колючий, оценивающий взгляд. Показалось, слышу как шевелятся его извилины, вычисляют — правду говорю, или это спланированная провокация Роспотребнадзора или какой-нибудь ушлой телепрограммы.

      — Рыба хорошая, — тихо пояснила я. — Не краденая. Качество можете проверить, никакой заразы нет.

      — И сколько?

      — А сколько нужно? — спросила я, хоть и не поняла о чём речь — о цене или количестве.

      — Давай так, — вздохнул джигит. — Ты покажешь сколько есть, а я решу сколько брать. По деньгам договоримся на месте. Меня Ахмедом зовут, — он протянул руку.

      — Настя, — пискнула я. — Только рыба будет вечером, а забрать её можно ночью.

      — Да? — недоверчиво сощурился он.

      — Рыба хорошая, клянусь. Вы сами всё увидите. И дёшево…

      Ахмед нехотя взял у меня телефон, обещал позвонить вечером. Дело оставалось за малым.

      На последние деньги купила тридцать пластиковых ящиков и побежала договариваться со старостой деревни. Конечно, это следовало обговорить сразу, но кто же знал, что всё срастётся так быстро?

      Уговаривать старосту не пришлось — улов в этот день был огромным, хотя просьбе он удивился сильно. На закате, у моей лачуги выстроился ряд плетёных корзин, доверху забитых рыбой. Тушки бились и брыкались, пытались выпрыгнуть и сигануть в море. С помощью изрядно озадаченных Косаря и Любки, перегрузили улов в ящики, и тут началось самое трудное.

      Мои помощники категорически отказались входить в дом, а сама поднять ящик весом в тридцать килограммов, из которого то и дело выпрыгивают чешуйчатые бестии, не могла. Пришлось идти к Марии Петровне и вымаливать у неё тележку.

      После случая в аптеке встреча с соседкой особой радости не вызывала. Прежде чем позвонить в дверь, я сочинила целую легенду о том, как трудно мне живётся, и приготовила целый ворох благодарностей от больного «родственника». А вот придумать зачем же мне понадобилась тележка, так и не смогла.

      Но Мария Петровна повела себя на удивление тактично: ни одного вопроса не задала, только улыбалась в ответ на комплементы. Что же случилось с каргой? Неужели, на старости лет, злобная сплетница решила исправиться?

      Вторая часть «марлезонского балета» случилась, когда первый ящик перекочевал через порог моей квартиры. Несколько рыбин тут же выпрыгнули, заскакали по полу. Одна ломанулась в спальню, вторая помчалась на кухню, оставляя липкий след на паркете. Ой, чувствую, отмываться от этой сделки придётся долго.

      Ближе к полуночи, я растянулась на полу прихожей, среди горы вонючих ящиков и нескольких взбесившихся тушек, и поняла: идея — дрянь. Мобильник тут же запищал, не слишком ласковый голос Ахмеда сообщил:

      — Настя, мы приехали. Но это, кажется, жилой дом.

      От слов «мы приехали» сердце споткнулось. Сообразила, наконец, что собираюсь продать гору контрабандной рыбы сомнительным горцам. Перед глазами промелькнули кадры криминальной хроники, к горлу подступил ком. Но пасовать поздно.

      — Всё верно. Заходите.

      Заперла дверь волшебным ключом, повернула в замке обычный. На пороге стоял Ахмед, за его спиной двое смуглых мордоворотов в спортивных костюмах. Меня отодвинули в сторону одним движением руки, впрочем, я не сопротивлялась.