Мемуары рядового инквизитора. Господин королевский некромант - Галина Львовна Романова Страница 11

Ничего нельзя было сделать. Узник умирал. Как целитель, пра Михарь мог лишь ненадолго продлить его жизнь – но лишь для того, чтобы потом агония наступила быстрее.

Однако получить ответ на вопросы было важнее. И он сжал ладонями виски умирающего. Ощутил, как сила полилась через пальцы вовне.

{- Говори…}

По телу узника прошла судорога. Он скрежетнул зубами, выпрямляясь. Глаза его вылезли из орбит

- Идет… - послышался невнятный хрип, - он идет… Он близко…

- Кто? Кто идет?

- Он…

Тело задергалось, забилось так, что застучали по скамье голые пятки. Пра Михарь навалился на него, стискивая ладонями голову узника, впиваясь ногтями в холодную липкую кожу, стараясь удержать контакт. Узник завыл, стукнулся несколько раз затылком…

И в разум священника хлынули образы.

{Туча наползает от горизонта, постепенно охватывая весь мир. Последние солнечные лучи прошивают ее насквозь, как копья – воду. В ее недрах ворочается тьма, разбавляемая бордовыми вспышками. Брюхо тучи глухо бурчит. Там что-то упруго шевелится… Слышится грохот и треск – и какая-то тень зигзагом несется к земле.

Это змей. Отчаянно извиваясь всем телом, беспорядочно взмахивая переломанными крыльями, он изо всех сил старается удержать высоту, отдалить миг падения, но тело летит вниз, вниз – навстречу разверзающейся пасти бездны. Трубный рев, в котором смешались ярость, страх и отчаяние, раскалывает тишину. Ему отзывается глухое бормотание тучи, и все стихает, когда змей скрывается в проломе распахнутой пасти бездны. Волной доносится эхо последнего крика, но его заглушает хряск ломаемых костей. Взрывная волна прокатывается по миру…}

…- пра? Пра Михарь? Что с вами?

Его тормошат, брызгают на лицо теплой затхлой водой. И от этого он приходит в себя.

- А? Что?

Выпрямившись, бывший инквизитор с трудом вспоминает, где он и что здесь делает. Разрозненные образы еще бродят в памяти, но уже слабеют и тают, как дымок костра. Осталось лишь тяжелое предчувствие.

- Что с вами, пра? – молодой послушник поддерживает его за плечи, заглядывая в глаза. – Что это было?

Пра Михарь коснулся рукой лба, пытаясь восстановить связь.

- Я… видел…

- Что? Что? Он что-нибудь сказал?

- Кто?

- Тот…

Бывший инквизитор медленно высвобождается из объятий своего молодого спутника. В теле слабость, голова кружится, во рту медно-кровавый привкус. Перед глазами все плывет, и сердце колотится как бешеное. Но он все равно находит взглядом неподвижное тело на лавке. И менее опытного взгляда достаточно, чтобы понять – для этого человека все кончено.

- Что он сказал? Вы что-нибудь узнали?

- Он твердил о каком-то…

- О том, что кто-то идет, что он близко, - ведущий допрос инквизитор пошелестел бумагами, отыскивая нужный лист. – Вот, извольте ознакомиться.

- Не надо. Он… все, что он сказал – все правда.

- Вот как? А…

- А больше – ничего… Помоги мне встать, сын мой!

Послушник подставляет плечо, буквально вздергивая старого инквизитора на ноги. Тот опирается на молодого человека и прежде, чем уйти, бросает последний взгляд на следователя.

- Бумаги. Допросные листы.

Сухая чуть дрожащая старческая рука протянута непреклонным жестом. И столько власти в негромком голосе и тяжелом взгляде, что следователь молча протягивает ему листы.

- Тело… приберите.

С этими словами пра Михарь начинает долгий подъем наверх, к свету.

И грядущим проблемам.

{Какое-то время назад.}

Он пребывал в ожидании с тех пор, как ему улыбнулась Смерть.

Настоятель монастыря и вся прочая братия «смертников» ревниво следили друг за другом – у Госпожи, общей невесты, не должно быть любимчиков. Пусть себе тешатся простолюдины, сочиняя сказки о Супруге Смерти. Пусть даже ходит упорный слух, что он вроде как бы не миф, а вполне себе живой человек и даже его якобы видели в столице. Пусть! Они-то знают, что лишь монах-«смертник» и то после кончины, становится одним их Ее женихов. Стоит душе отлететь от бренного тела, и Госпожа спускается к ней, чтобы взять в холодные ладони и одарить первым и последним поцелуем. И поцелуй этот так сладок, что после него не жалко и упасть в Бездну, и не завидно перед остальными людьми – ибо что такое сотни и тысячи поцелуев и ласки смертных женщин по сравнению с этим!..

Так думали все «смертники». И зорко следили все за всеми, дабы понять, кто из братьев возгордился настолько, что решил, будто его при жизни отметила своим расположением Госпожа Смерть. И конечно, не могло остаться незамеченным то, что брат Томас внезапно стал ходить с гордо поднятой головой, чаще улыбаться своим мыслям и полюбил дежурства, хотя прежде, в первые годы своего служения, волком выл, стоило настать его очереди брать в руки метлу.

Означать это могло одно из двух – либо брат Томас преступил-таки обет и нашел себе обычную смертную любовницу, изменив божественной Невесте, либо… А что тут еще можно придумать? Брат Томас был парень видный, высокий, плечистый, с чеканным профилем, словно его отец был не купцом, а, по меньшей мере, герцогом.

Зависть, раз пробудившись, уснуть уже не могла. За отступником стали следить. Заметили, что он часто остается один на один со статуей Госпожи.

Да, после того случая Томас зачастил в храм. Тщательно шаркая метлой по мозаичным плитам, он чутко прислушивался к тому, что происходит вокруг. И, едва снаружи затихал шум, спешил отбросить метлу и опуститься перед статуей на колени.

- Госпожа, - шептал он, снизу вверх всматриваясь в ее спокойное алебастровое лицо, - Госпожа моя… Вот я, твой избранник. Я здесь. Я жду твоего знака. Подскажи, чего ты ждешь от своего верного слуги? Дай мне знак!

Но статуя молчала. Ночь за ночью, раз за разом.

Пока…

Пока не грянул гром.

Грозный звук прокатился по небу на исходе дня. Городок уже отходил ко сну –