Оттенки порочности - Джанин Фрост Страница 11

Он бросил наши же вызывающие слова нам обратно. Мои зубы сжались. Угроза Менчереса, возможно и не была проблемой Яна, но была таковой для меня. Он не блефовал. Его нормальным действием в таких ситуациях было отрывания голов телекинезом тем, кто его разозлил. Такого рода решительность делала угрозы ненужными.

Менчерес нашел время угрожать мне. Я серьезно относилась к этому, даже если бы он мог меня убить, как и любой другой в этом мире. Вместо того, чтобы утешиться обещаниями мести своего сира, Ян выглядел раздраженным.

— Знаешь кто ты, Менчерес? Ты кровавая, хлопочущая крыльями, мамочка.

Я подавила смех, замаскировав его под хрип, который никого не обманул. Менчерес послал мне сердитый взгляд, но теперь я не могла перестать представлять его иначе, чем одного из чрезмерно опекающего родителя, который постоянно парил над своими детьми.

Менчерес послал мне еще один «это не смешно» взгляд прежде, чем обратить свое внимание на Яна.

— Ты не настолько силен, чтобы стать невосприимчивым к смерти. Я забочусь обо всех вампирах, которых создал, но среди них мало тех, кого бы я любил, как родных детей. Ты один из них и с тобой что-то не так. Я почувствовал это еще до того, как Влад предупредил меня сегодня вечером.

Ян подошел и обнял меня за плечи. Я застыла, но позволила ему, желая узнать, что он задумал.

— Видишь эту маленькую озорницу? — спросил он. — Она настолько мощная, что я едва удерживаю свой член от постоянного стояка на нее. Более того, она очень сильно заинтересована в сохранении моей жизни. Уверяю тебя в этом, даже если ты не уверен в моей собственной решимости не быть убитым.

Менчерес оглянулся назад и вперед между нами. Я взяла себя под контроль, чтобы не показать ничего, кроме уверенности. Ян сделал иначе. Он оглядел меня с ног до головы с неторопливой признательностью, затем притянул меня ближе.

— И эта маленькая лисица захочет сохранить мне жизнь по многим причинам, не только из-за вышесказанного. — Почти промурлыкал он.

Я была готова казаться дружелюбной, но не ко мне не будут относиться, как к предполагаемому предмету завоевания. Ян утверждал, что наслаждается болью? Посмотрим, насколько это было правдой.

Я врезала локтем ему в бок, ломая ему ребра. Когда он издал громкое «уф!», я смахнула его руку с плеча с достаточной силой, чтобы сломать ее.

— Если твой член окажется возле меня, я разорву его, — сказала я самым приятным голосом. — Тем не менее, я очень заинтересована, чтобы сохранить Яну жизнь, Менчерес, — добавила я, поворачиваясь к нему.

— Независимо от этого, угроза все еще в силе. Теперь побудь сама с собой наедине. А я задержу своего компаньона на оставшуюся часть полета.

Затем я перебралась в другую часть самолета, дальнюю от них. Я все время чувствовала, что на меня кто-то смотрит, но я не оборачивалась, чтобы узнать был ли это Менчерес, или Ян.

Глава 8

Менчерес не задержался. Он покинул нас, когда мы пролетали Румынию. Он мог бы попросить приземлиться. Вместо этого он использовал свою силу для создания невидимого барьера в проеме двери, так что мы не испытали катастрофическую потерю давления, когда он открыл ее. Затем он выпрыгнул, закрыл дверь и придавил ее своей силой, и улетел.

Менчерес обычно не проявлял свои способности так эффектно. Этот драматичный выход был еще одним предупреждением. Я знала, что он любит Яна, но не ожидала такого. Менчерес дал ясно понять, как сильно он дорожит жизнью Яна, что и мне стоит делать.

Это была проблема. Я, конечно, честно сказала Менчересу, что заинтересована в сохранении жизни Яна, но у этой заинтересованности был срок годности. Как только Яну удастся заманить Дагона в мою ловушку, я хотела посветить все свое внимание на торжество справедливости над демоном. Не на сохранении жизни Яна. Теперь я должна убить Дагона, позаботившись о том, чтобы мы оба выжили? Как?

— Слава Богу, наконец-то он ушел, — сказал Ян, направляясь по салону в мою сторону.

Я решила его проигнорировать. В конце концов, я проводила время наедине с собой. Затем я решила спросить, что меня интересовало весь предыдущий час.

— Почему ты отказываешься рассказать Менчересу о Дагоне?

Его губы сжались прежде, чем он изобразил небрежную улыбку.

— Потому что он испортит нам веселье.

— Его сила была бы очень полезна, — отметила я.

— Думаешь, он согласиться использовать меня в качестве приманки на демона? — Ян закатил глаза. — Наивность тебе не к лицу.

— Не к лицу, — согласилась я, мой тон стал тверже. — Так что прекрати притворяться, что Менчерес не пошел бы на что угодно, если бы знал, что твоя душа стоит на кону. Я не знала этого два часа назад, но теперь это очевидно. Так почему ты отказываешься рассказать ему о Дагоне, хотя его помощь увеличит твои шансы на выживание?

— Я не должен тебе объяснять, — сказал Ян, разворачиваясь.

Я поймала его прежде, чем он сделал шаг по проходу.

— Да, должен. Менчерес сказал, что убьет меня, если ты погибнешь, поэтому если я выживу, мне придется сразиться насмерть с одним из моих самых старых союзников. Я отказываюсь это делать, не зная, почему.

Челюсть Яна сжалась, а в глазах вспыхнула зелень. Я почувствовала, как свернулись его мышцы под моими руками, словно он пытался сдержать что-то дикое внутри себя. Если бы мы не были в нескольких тысячах футах в воздухе, то я бы подумала, что он собирается напасть на меня. Если бы мы боролись в таких условиях, то заставили бы самолет упасть, что станет проблемой для нас обоих.

— Менчерес спас меня, — наконец сказал Ян.

Я не отпустила его.

— Все вампиры спасают людей, которым они приходятся сиром. Этого недостаточно.

Теперь он тоже схватил меня за плечи.

— Когда-нибудь была потеряна? Я имею в виду, не в пространстве. Я говорю во всех смыслах. Сотни лет назад я сбежал из зверской исправительной колонии Нового Южного Уэльса в еще более жестокую глубинку Австралии. Я умирал от жажды, наполовину ослеп от солнца, с болью отбиваясь от местных диких животных. Не заняло бы много времени умереть от крокодила или ядовитой змеи, это хоть быстро, без агонии, но не это самое худшее, — его голос загустел. — Хуже всего было знать, что никто не заботиться достаточно, чтобы спасти тебя. Это то, что запоминаешь навсегда. Не физическую боль или нескончаемый страх, а отчаяния быть совершенно одиноким, зная, что ты умрешь вот так. Когда-нибудь была так