Душа снаружи (СИ) - "Nelli Hissant" Страница 12

Есть на свете человеки,

Бескрылые чайки и дети навеки,

Им не очень-то условный мир этот нужен,

А еще, а еще душа у них снаружи…

Никогда не слышал раньше этой песни. Странные слова ее будто что-то разожгли во мне, страшно хотелось узнать, о чем пойдет речь дальше. Душа снаружи… Это же должно быть очень неудобно − она видна всем, и друзьям, и врагам? А вдруг кто-то захочет похитить ее? Или просто дотронуться грязной лапой?

И каким же был удивительным этот голос! Высокий и чистый, принадлежащий, несомненно, кому-то совсем молодому, но в нем было столько печали, будто певший держал на себе тяжесть целого мира уже не первое столетие.

Меня даже не напрягло, что вокруг было столько людей, хотя я так шарахался от каждого встречного на той стороне. Сейчас это было неважно. К тому же, они не замечали меня. Подняв руки, толпа раскачивалась в стороны. Кто-то сидел на диванчиках, расставленных по периметру помещения, парами, склонив голову друг другу на плечо и внимая. Я вспомнил рассказ Улле. Вероятно, я попал в тот самый клуб. В прошлое этого хостела. Такого со мной еще не случалось.

Сцена была низкая, сделанная из нескольких паллет, так что группа стояла практически вровень с публикой. Зал не очень-то хорошо подходил для выступлений − вытянутый, неправильной формы, с множеством закутков. Но музыка долетала всюду, окутывая и унося на своих волнах.

Вокалист совершенно не оправдал мои ожидания. Я представлял его этаким эфемерным созданием, но то был огромный парень, накачанный и лысый, точно колено. В жизни не представлял, что у такого здоровяка может быть такой голос. Глаза его тоже не подходили к внешности − темные и грустные, похожие на глаза какого-нибудь ночного животного. Руки, что цеплялись за микрофонную стойку так, будто в ней была его последняя опора, украшали татуировки − загадочные линии и треугольники, издали напоминающие колючую проволоку.

Он пел, запрокинув голову, отрешившись от всего и в то же время будучи повсюду, с каждым зрителем, на сцене, в тусклом прожекторе, на дне бокала с коктейлем, ясным как слеза. Я не мог размышлять, куда меня занесло, на шабаш призраков, или же в чье-то воспоминание. Я, как и все вокруг, тонул, растворялся в этой песне.

Снаружи душа сияет так ярко,

Манит к себе, обещая подарки,

Греет и светит теплом своим жарким,

И потому каждый хочет, конечно,

Душу потрогать у человека,

Что как чайка бескрылая, ребенок навеки,

Он будто сразу всем очень нужен,

С душою своей, той, что снаружи…

Я так и думал! Все хотят облапать чужую душу. Такие люди, верно, очень уязвимы. Недаром они «бескрылые чайки».

Люди в зале раскачивались, махали руками в такт песне. Раскачивался и я, неосознанно. Почему-то эта песня сильно задела меня за живое. Точно это было послание лично мне. Мне очень хотелось узнать, как живется с душой снаружи. Есть ли щит, способный укрыть ее от алчущего мира? Кто они такие, эти люди? Альтруисты? Творческие личности?

Но песня продолжалась, и в ней не было ответов на вопросы. Все точно впали в транс. Мне хотелось оттолкнуться от пола и воспарить. Это казалось вполне возможным. Люди качались, тоже будто готовые упорхнуть. И я качался, качался. Может, это продолжалось всего несколько минут. А может быть, вечность. А потом мы и правда взлетели. Все, кто был в том зале. Взлетели и вознеслись в космос. Туда, где царила непроглядная тьма. Мне хотелось разыскать того вокалиста, выпытать у него все про людей с душой снаружи.

Но никого не было вокруг. Была только непроходимая тьма и холод. Босые ноги вдруг наткнулись на бетон…и осколок стекла.

Где я? Неужели?

Этот кислый затхлый запах…

Этот гул…

Эти отдаленные голоса…

Я бросился к источнику звука.

Нет, только не это.

Все вернулось на круги своя. Это вновь хостел, старый хостел, который вот-вот сровняют с землей. Это вновь тот грязный подвал.

Решетчатая дверь с замком и цепями тоже на месте.

Только в этот раз я стоял за ней. Со стороны подвала.

========== Часть 1, глава 8 “Демонтажники и мертвые рок-звезды” ==========

− Не пойму, он уже свалил, что ли? – Услышал я недоуменный голос Улле.

− Да не, этот бы гитару не бросил, − Уверенно ответил ей Шу. Ну надо же, дуется, однако меня все же успел изучить неплохо.

− Шляется где-то… Вот вообще не моя проблема. Хочешь, сама ищи его.

Проклятье, да в чем дело-то? Что он так на меня ополчился?

Улле, судя по всему, тоже была озадачена.

− А мне казалось, это твой кореш…

Они стояли на лестнице как раз над решеткой подвала. Хотелось подать голос, чтобы они помогли мне выбраться, но я молчал − стало интересно, что же ответит Шу. Но он заткнулся.

Улле еще раз неуверенно окликнула меня. Я слышал, как мой раздраженный приятель нервно меряет коридор ногами. И молчит, причем до того зло молчит, что чувствуется даже здесь.

− Черт с тобой, − раздалось через некоторое время сверху. – Не верю я, что этот чокнутый мог свою бренчалку кинуть, он с ней, блин, спит! Точно где-то тут сныкался.

Я уже открыл рот, чтобы позвать их, но горло вдруг перехватило спазмом. Я попытался прокашляться, но ничего не вышло – рот беззвучно хватал воздух.

− Эй! – закричал я, но снова получился эффект вытащенной на землю рыбы.

Так. Без паники.

Я глубоко вдохнул и выдохнул несколько раз. Дышалось вполне сносно, несмотря на то, что желудок скручивало от подвальной вони. Но только я пробовал говорить, как что-то мешало мне. Как будто кто-то владел моим телом и нарочно не давал сказать ни слова.

Я пробовал снова и снова – каждый раз то же самое. Но мне вовсе не улыбалось и дальше торчать тут, в здании, куда вот-вот должны были нагрянуть демонтажники.

− Помогите! Я в подвале! – только беззвучно открывался рот.

Мне оставалось только слушать, как Улле и Шу то и дело окликают меня. Наконец, я сообразил – схватил осколок стекла и швырнул на пол. А потом еще и еще.

− Что это? Крысы? – по лестнице вновь застучали шаги.

И только я метнулся, чтобы схватить еще одну бутылку и грохнуть ее, как тело мое наткнулось на невидимую преграду. Нет, скорее, эта преграда поймала меня и держала, не давая сделать ни шага.

И показалось мне, будто в голове прозвучал смутно знакомый голос:

− Не сейчас. Не время.

Вот еще! Чтобы потом меня закатали в бетон?

Я сделал вид, что поддаюсь. Присел на корточки, обхватив голову руками и взмолился:

− Кто ты, а? Оставь меня!

− Не время, − возразил голос. Заметив, что я ненадолго перестал сопротивляться, он не расслабился, напротив, еще сильнее ввинтился в мое сознание. Ну, значит, быть битве.

Со стороны я выглядел точно одержимый или зомби, которого бьют током. Сотрясаясь в конвульсиях, сметая на своем пути все подряд, мы с моим невидимым противником двинулись к решетчатой двери, от которой брезжил рассеянный свет. Вернее, двинулся я, а он сопротивлялся каждому моему шагу. Ноги точно налились свинцом, окоченели, как у мертвеца. Я несколько раз наступил на бутылочные осколки, но ничего не почувствовал. Наконец я все равно добрался до решетки и затряс ее точно бешеный.

Улле и Шу примчались тотчас же и уставились на меня круглыми глазами. Впрочем, опомнились они быстро и тут же с трогательным единодушием обозвали меня психованным и другими лестными эпитетами. А я лишь грустно таращился на них.

− Как ты вообще туда… А, пофиг, − Улле будто бы вспомнила о своей обязательной флегматичности, вновь надела ее на себя, точно маску. − Через час здесь камня на камне не оставят. Я сваливаю, что и тебе рекомендую.

− Не могу, сладкая, − ко мне вдруг вернулся голос, чем я и не преминул воспользоваться. − У меня нет ключа. Спаси дурака, а?

− Какого ты вообще туда полез?! − Шу смотрел на меня с явным неодобрением.

− А я вечно лезу куда-то не туда, друг… Не знаю, почему ты злишься на меня, друг. Ты ведь злишься? − Я кайфовал, слушая свой вновь обретенный голос, хотелось болтать и болтать без остановки, неважно, что. Холод, мерзкий запах, угроза погибнуть под обломками морга-отеля − все точно отъехало на второй план. Вот еще перестали бы эти двое смотреть на меня, как на врага народа.