Анна Гаврилова - Золотой ключик для Насти Страница 13

      Следующую сделку с Ахмедом назначили на эту ночь, заготовили в три раза больше ящиков с рыбой, которую не просто перегрузили, но и рассортировали. Отдельно упаковали партию всевозможных морских гадов. Косарь готовился выполнять роль грузчика и моей охраны, заранее потел и нервно смеялся.

      Но на этом хорошее закончилось…

      — Очнулся болезный! — воскликнула старостиха, едва я, вооруженная шприцами и ампулами, переступила порог её дома.

      Завидев меня, моряк насторожился, как загнанный в клетку хищник. Чёрные глаза объятые нездоровым блеском впились в моё лицо, брови съехались к переносице, и без того узкие губы сжались в тонкую линию.

      — Что с ним? — спросила я шепотом.

      — Не знаю, — так же тихо ответила старостиха, тоже напряглась.

      Оставлять меня наедине с пациентом женщина категорически не хотела, а я прикидывала: если местное население уже познакомилось с прелестями лопаты, может стоит и тайну антибиотиков открыть? Нет, слишком много информации взорвёт неразвитый мозг. И как не брыкалась старостиха, ей всё-таки пришлось выйти. Напоследок женщина шепнула:

      — Кричи, если что.

      Спасибо. Подобные инструкции всегда воодушевляют.

      Приблизиться к моряку я не решилась, присела на скамейку, приставленную к противоположной стене, спросила:

      — Вы меня боитесь? Почему?

      При попытке рассмеяться больной зашелся диким, выворачивающим кашлем, из хищных глаз покатились бессильные слёзы.

      — Значит, не боитесь? Что тогда?

      — Ты кто? — прохрипел моряк.

      — Настя, — просто ответила я.

      Ноздри моряка раздулись, плечи заметно напряглись.

      — Почему вы так на меня смотрите? — не выдержала я. После того, как ворочала этого кабана, ставила ему уколы и унижалась ради него перед аптекаршей, поведение болезного выглядело махровой неблагодарностью.

      — Ты девица? — в лоб спросил он.

      Ну… как тебе сказать… Если смотреть с позиций вашего мира — нет, если с позиций моего… Чёрт, кого я обманываю?! Нет и нет. А вслух ответила:

      — Да, конечно.

      Лицо моряка расслабилось, на губах заиграла странная усмешка.

      — Ну, в таком случае, можешь приблизиться, — нахально протянул он.

      Я вскочила, кулаки непроизвольно сжались и начали чесаться. Что он себе позволяет? Да как смеет? Какой-то матрос будет рассказывать мне как себя вести?

      — Я здесь для того, чтобы вас вылечить, — холодно отчеканила я. — Сейчас вам стало лучше, но если не завершить лечение, болезнь снова возьмёт верх и вы, скорей всего, умрёте. Хотите умереть?

      Усмешка черноволосого моряка стала шире, гаже. В голосе зазвучала надменность:

      — Да ладно тебе, не кипятись. Как лечить будешь?

      — На живот перевернитесь, — проскрежетала я. — Пожалуйста.

      — Зачем? — снова насторожился он.

      После долгой игры в гляделки и нового приступа кашля, пациент сдался.

      Я никогда не готовила шприцы с такой скоростью, и даже не подозревала, что слова «будет чуточку больно» могут принести столько удовольствия. Когда отбросила одеяло, моряк вздрогнул и напрягся так, что даже на ушах мышцы вздулись.

      — Расслабьтесь, — скомандовала я, живо представляя как ломаю иголку об этот камень. Кстати, когда моряк был в отключке, его зад не казался таким идеальным, как теперь. — Ягодицы расслабьте, — уточнила я. А когда он попытался обернуться, рявкнула: — Расслабьтесь же наконец!

      И со всей злости врезала по идеальной попе черноглазого.

      Замер. Через несколько секунд и впрямь расслабился, но игла всё равно входила трудно. Мозоль там что ли? Второй укол прошел ещё труднее, моряк даже вскрикнул.

      — Как вас зовут? — спросила я. Хотя зачем? Мне ведь совсем неинтересно!

      — Рогор, — сказал, как каркнул.

      — Я прихожу к вам каждые двенадцать часов, Рогор. Лечить буду ещё десять дней. После вы избавитесь от моего общества навсегда.

      — Вот как?

      Я молча схватила кружку кипятка, заранее приготовленную старостихой, всыпала в неё аптечный порошок. Как хорошо, что этот тип очнулся! Больше не придётся поить его, придерживая дурную голову и уговаривая бессознательное тело не выплёвывать лекарство.

      — Выпейте это, — сказала, и мухой вылетела вон.

      — Что? — тут же насторожилась старостиха.

      — Мерзкий тип! — выпалила я, а сама призадумалась… нужно прояснить ещё один вопрос и, желательно, побыстрее.

      Увы, интуиция не подвела. Шепотом, краснея и отводя глаза, старостиха объяснила, что девственность — это сокровище, главная ценность. Не сумевшая сберечь честь считается распутницей. Раньше таких казнили, теперь выгоняют с позором, или… пускают на общие нужды. В благочестивой Вешенке подобных случаев не бывало, а в соседней деревне пару веков назад, случилось. Шум стоял даже после того, как распутница померла, на тот момент ей было восемьдесят.

      — А недавно, — шептала красная, как свёкла, старостиха, — в столице сделали отдельный дом, где таких девок держат. А в соседнем королевстве этих домов с десяток. Куда же мир катится?!

      Ответ на вопрос я, естественно, знала… И, конечно, промолчала.

      Ахмед осмотрел новую партию товара с большим интересом, ещё больше любопытства вызвал угрюмый, краснющий Косарь. Деревенский детина всё время стоял в сторонке, внимательно следил за каждым движением торговца.

      — Мы можем поставлять рыбу каждый день, — сообщила я. — Объём сами видите.

      Ахмед кивнул, всей пятернёй почесал горбатый нос.

      — Хорошо. Возьму.

      И хотя любопытство в бизнесе штука опасная, всё-таки спросила:

      — А если продать не сможете?

      — Заморозим, — просто ответил он. Потом кивнул на Косаря, спросил с хитрецой: — Жених?

      Я хихикнула, а Ахмед наклонился ближе, прошептал с деланным акцентом:

      — Если надоест, мнэ звони. У мэня чэтыре сына и дватцать плэмянников! За пять минут замуж выдам!