Вероника Мелан - «Dell» Страница 13

Пока ее глаза были чистыми. Без гадкого огонька.

Дэлл отвернулся.

Очередь из машин снова пришла в движение, Неофар медленно пополз следом.

Раздался следующий вопрос.

- Скажи, а сколько людей владело этим ножом до меня?

- Шесть.

В салоне повисло молчание, наполненное звуками доносящимися через приоткрытое окно: шорохом шин и гулом двигателей. Мимо, маневрируя между плотными рядами из автомобилей и резко простреливая воздух дробными выхлопами, прокатился мотоцикл.

Только не спрашивай, кем они были и что именно делали, получив его в руки.

Она не спросила, погрузившись в размышления. Через минуту вынырнула из мыслей, поинтересовалась, долго ли он пробыл рабом, и, получив ответ, снова ушла в затяжное молчание.

Дэлл начал раздражаться.

«Зачем тебе все это? Какая разница? – Подумал он зло. – Начинай праздник души, заказывай!»

Но худощавая девчонка со слишком серьезными глазами, продолжала молчать; ему был виден лишь ее затылок и кончик аккуратного носа, повернутый к окну. Рыжеватые пряди волос завивались у воротника.

«Ореховые. Темно-ореховые с красноватым оттенком»

Ладони, покрытые царапинами, лежали на узких коленях.

Откуда-то возникло чувство, что они чем-то похожи. Но чем? Какое сходство могло быть между наемным убийцей и секретаршей?

Дэлл отмел странную мысль, но ощущение осталось. Наверное, дело было во взгляде.

Что сделало его таким же отстраненным и закрытым, как у него самого? Меган не была обременена проклятьем в виде обязательства исполнять чужие желания, жила бедно, но свободно, делала, что хотела, принадлежала самой себе и только.

Вот именно.

Он не успел додумать; внимание отвлек грузовик в соседней полосе, сначала резко набравший скорость, а затем неприлично быстро сбросивший ее, что заставило водителя пикапа, ехавшего позади, ударить по тормозам и с негодование нажать на клаксон, приправив все это отборной бранью. Люди торопились в Солар.

Дэлл со скучающим видом отвернулся. Он никуда не торопился. Пассажирка продолжала молчать, думая о чем-то своем; по-видимому, тишина устраивала их обоих.

Через какое-то время поток машин снова пришел в движение; пробка начала рассасываться. Наконец-то появилась возможность утопить педаль газа глубже, чем на несколько миллиметров – Неофар сравнительно бодро понесся по направлению к сияющим вдалеке небоскребам.

*****

За те два часа, что мы ездили по центру Солара и по близлежащим районам, не выбирая направления, я узнала все, что хотела - имя и фамилию мужчины за рулем, его профессию, количество бывших владельцев ножа и срок заточения. А также кем и когда был вынесен приговор и при каких условиях Дэлл мог принять обратно нож.

Даже без наличия подробностей, которые мне не хватило духу выспросить, картина, сложившаяся в голове из кусочков коротких ответов, ужасала. Шесть человек, три года рабства, редкие минуты покоя, несколько раз полное банкротство и ни одного, кто пожелал бы вернуть злосчастный предмет владельцу, тем самым прервав затянувшуюся жестокую пытку.

Что ж, это предстояло сделать мне, и я мысленно готовилась к финальному разговору.

На город медленно опустились сумерки. Я, как и планировала еще перед выходом из дома, наслаждалась тем, что рассматривала чужую жизнь – радостную, безбедную, свободную от проблем. У кафе и ресторанов, под натянутыми тентами и зонтами, за накрытыми белоснежными скатертями столами сидели люди. В этот час почти все места оказались заняты: многие, кто хотел попасть внутрь, стояли у меню, расположенных у входов, и с любопытством наблюдали за сидящими внутри посетителями, довольно поедающими заказанные блюда и пьющими разноцветные напитки из вытянутых и пузатых стаканов. Над головами горели газовые светильники, уберегающие посетителей от незаметно подкрадывающегося августовского холода. Красиво. Уютно.

У кинотеатров кружили толпы желающих посмотреть новые, вышедшие на экран только этим вечером, картины. Через стеклянные двери было видно длинные, завитые, словно змейки, очереди, растянувшиеся почти до самого выхода.

Когда я в последний раз ходила в кино?

Два года назад – услужливо подсказала память. Когда Мик, пилот из «Кину», с которым я встречалась, был жив. Как раз за несколько месяцев до случившейся трагедии. Чтобы настроение не съехало до неприятной отметки, я переключила внимание на молча управлявшего Неофаром водителя.

Дэлл.

Я незаметно и тихо вздохнула. Красивый он все-таки мужчина. Жаль, что придя в мою жизнь только вчера, сегодня он уже исчезнет из нее. Как быстро. И не пообщались.

От этой мысли сделалось грустно. Человек, считающий себя рабом, ни за что бы добровольно не стал разговаривать с хозяином, это я понимала. И почему мне в руки попал именно нож, а не билет на телешоу «первое свидание», где такой вот красавец бы расположился в кресле напротив? Тогда не возникло бы гнетущей тишины, и не оказалось бы трехметровой по толщине стены в глазах, через которую не пробраться, как ни старайся.

Вряд ли он понимал, что прохладца в его взгляде лишь добавляла привлекательности, а ленивая, чуть настороженная манера поведения, заставляла следить за каждым жестом и скупо брошенным словом.

Как ни странно, но чем больше времени я проводила в тихом салоне машины, тем меньше мне хотелось возвращать нож. Нет, то был вопрос эмоциональный, логика знала, что предмет будет возвращен в любом случае. И если я все это время тактично и скромно смотрела в окно, то маленькая Меган, забравшись на иллюзорный подлокотник дивана, во все глаза смотрела на Дэлла. Причем, смотрела, как на продавца игрушек: жадно, с любопытством и щенячьим восторгом. Ей отчего-то казалось, что это заколдованный принц, к которому стоит лишь приблизиться, и мир тут же вспыхнет снопом разноцветных искр и зазвучит хрустальными голосами небожителей.

Я, в какой-то мере, была с ней согласна.

Узнать сидящего рядом человека хотелось. Но стоит отдать нож, и он тут же растворится в неизвестном направлении. И не отдавать нельзя. Дилемма.

По приборной панели плыл отраженный свет уличных фонарей.

Зверем невозможно любоваться, пока он находится в клетке. Лежащий в дальнем углу, с закрытыми уставшими глазами, худой, с пыльной шерстью, он всего лишь жалкое подобие, далекий отзвук, тусклое воспоминание того сильного и грациозного животного, каким был на воле. Там, среди вольных просторов, его шерсть бы блестела, шелковисто переливалась, взлетала и опадала от быстрых отточенных движений – любоваться таким было бы одно удовольствие.