И в сумерках придёт рассвет - Надежда Черпинская Страница 13

На том порешили и разошлись.

Эктавиан и Лиарин отправились представлять девушку Великим князьям, а потом подыскать ей временное жильё.

Элиран принял гостью вежливо, как подобало Великому князю, и как того требовал обычай, но холодно, как того требовало его сердце. Приём княгини Лаяны был куда теплее: она прониклась сочувствием к бедной сироте, едва только узнала, какая нужда завела её в Эльфийскую Долину.

Затем Мару устроили в отдельном гостевом шатре. И время потекло медленно, но неотвратимо...

Приближался день свадьбы, вернее, вечер и ночь.

Мара постепенно знакомилась всё с большим количеством обитателей Города-Зелёных-Шатров. Все они были почтительны с ней, некоторые проявляли живое участие и сочувствовали девушке, но в большинстве своем были достаточно сдержанны и холодны. Мара не могла винить их в этом. Такова была многовековая традиция, требовавшая чёткого соблюдения: «эльфы и люди должны жить раздельно и не должны соприкасаться». Так лучше для всех!

Люди считали эльфов бессердечными, жестокими и высокомерными. Кроме того, они владели магией, которую безгранично боялись смертные.

Эльфы полагали, что люди грубые, недалёкие, невежественные создания, к тому же падки на соблазны и губительны для всего, чего касается их рука.

Мара справедливо посчитала, что её в Городе эльфов встретили ещё очень даже ласково. Она иногда представляла, что было бы, приведи она вот так в свою деревню Лиарина или Эктавиана. Эльфы дали ей приют, в котором она так нуждалась, и она была этому рада, очень рада.

Наконец настал долгожданный день свадьбы. У Белого Дворца были устроены столы для пиршеств. Они ломились от диковинных яств, исключительно растительных. Эльфы не убивали животных, не ели мяса, только плоды. Они брали у леса исключительно то, что лес отдавал с радостью. Для них весь мир вокруг был наполнен разумом и жизнью.

***

Как только солнце село, и взошла луна, настало время церемонии. Эльфийский народ собрался на Мраморной площадке. В центре её выложили круг из золотых цветов. Здесь должен быть заключен брак.

Как узнала Мара от Лиарина, проведение свадеб было обязанностью и правом Великой княгини Лаяны, другими заботами народа ведал князь Элиран.

Лаяна уже стояла в центре цветочного круга. Она была одета в платье янтарного оттенка, сверкающее, как солнечные лучи, и голову её венчала корона. Именно на княгиню была похожа Элинэль, а младшая её сестра более походила на отца – волосы правителя эльфов также сияли пепельным серебром. В первом ряду гостей стоял Великий князь Элиран, родители Эктавиана, Лиарин, Лиадран и сама Мара (что было великой честью для чужака-человека).

Эльфы расступились, и Мара Джалина увидела, как по мраморной дорожке шли рука об руку Элинэль и Эктавиан.

Княжна сегодня казалась  ещё краше, чем всегда. На ней было тёмно-синее платье, цвета вечернего неба, на котором мерцали вышитые серебром звёзды. Сияющая  вуаль летела за её плечами, венок из белых лилий украшал тёмные волосы.

Эктавиан, напротив, был в светлых одеждах, а лёгкий белоснежный плащ отделан серебром. На груди у эльфов блистали, как звёзды, камни-самоцветы, подобные тем, что дремали на ветвях Кэнтрианэ. Встав вполоборота к Лаяне, жених и невеста не отрывали взгляда друг от друга, пока Великая княгиня протянула к ним руки, словно желая обнять их, и заговорила.

– Я – Великая княгиня народа Элдинэ, – сказала Лаяна, – и мне дарована власть сочетать души эльфов в священном браке. Я делала это уже не раз, но теперь особенная ночь! Сегодня я вручаю тебе, Эктавиан, сын Лароса, из рода Лаудуса, сокровище моего сердца – моё дитя Элинэль. Моя возлюбленная дочь, отныне ты становишься супругой этого достойного эльфа. Будь ему верной женой и добрым другом, как и я была все эти годы твоему отцу! Я знаю, что сегодня сбывается ваша мечта, и всем ведомо, как вы любите и уважаете друг друга. И всё же я обязана спросить вас: уверены ли вы в своём выборе? Ибо любовь эльфа – это на всю долгую вечность, и здесь нельзя ошибиться! Пришли ли вы сюда по доброй воле?

– Да, ясная госпожа! – торопливо ответил Эктавиан. – Не только по доброй воле, но и с величайшим наслаждением! И я обещаю беречь её, как своё собственное сердце, ибо истинно Вы отдаёте мне сокровище!

Лицо Элинэль осветила жемчужная улыбка.

– Мама, будь спокойна за мою судьбу! Я пришла сюда по доброй воле. И я постараюсь выполнить твой наказ и стать женой, достойной князя Эктавиана.

– Тогда мне остаётся лишь дать вам моё благословение. Обменяйтесь камнями!

Элинэль и Эктавиан сняли с шеи эльфийские самоцветы и надели их друг другу. В этот момент Лаяна взмахнула рукой и осыпала их серебряной пыльцой. Она заискрилась в ночи. И Мара вдруг подняла голову к небу и заметила, к своему удивлению, что звёзды стали как-то больше и ярче, а затем мерцающий свет снизошёл с небес и окутал эльфов-молодожёнов сияющим облаком.

И тогда все Элдинэ, как они сами называли себя, в один голос запели светлую дивную песню на языке, непонятном Маре, но прекрасном, и ей  казалось, что к голосам дивного народа примешались шум ветра, и звон ручья, и пение птиц, и шелест серебряной листвы.

– Отныне, его память – твоя память, а её память – твоя навсегда. Вы обменялись эльфийскими камнями: это не просто самоцветы – это ваши сердца, ваши души, ваш дар бессмертия. Теперь ваши души слились в одну. И нет больше иной судьбы, как только вечно идти вместе, рука об руку, как вы пришли сюда сейчас. И да хранят звёзды вашу любовь! – добавила Лаяна, когда хор голосов смолк.

Великая княгиня с улыбкой  поцеловала дочь в лоб, затем обняла  Эктавиана. Эльфы снова запели. А молодожёны после счастливых объятий и долгого поцелуя, приблизились к гостям в первом ряду. Элиран обнял их и поцеловал в лоб, затем этот обряд проделали родители Эктавиана и другие. Жениха и невесту без конца целовали и поздравляли, а эльфийский хор продолжал греметь, наполняя воздух волшебством.

– Они славят жениха и невесту, желают им счастья и вечной любви, славят Небеса, наш Благословенный Край и дары Леса, – услышала Мара над ухом мягкий женский голос.

Она обернулась. Ей приветливо улыбалась дама с золотой косой, уложенной на голове в виде короны. На вид ей было лет  тридцать, но на