Нора Робертс - Полночь в Смерти Страница 14

— Ты раздражаешь меня, Ева.

— Почему? Потому, что я права?

— Да. И наглеешь от этого, — но его улыбка немного потеплела. — Зачем позвонила?

— Чтобы проявить свою наглость. Я в лаборатории, собираюсь перехватить Дикхеда. После этого мне надо ещё в несколько мест заехать. Я дам знать.

Это был обычный способ показать ему, она понимает — он волнуется. И он согласился в том же тоне:

— У меня сегодня днём несколько телеконференций. Звони по частной линии. Береги свой зад, Лейтенант. Я очень его люблю.

Удовлетворённая, она свернула в лабораторию. Дики, главный эксперт, был там, пристально вглядывался в выборку данных на своём мониторе; выглядел он бледным и осоловелым.

В последний раз, когда она была в лаборатории, здесь в самом разгаре была шумная вечеринка. Сейчас, те кто потрудились прийти, работали вяло и выглядели ужасно.

— Мне нужен отчёт, Дики. Уайнгер и Ринг.

— Иисусе, Даллас, — сгорбив плечи, он мрачно оглянулся. — Ты когда-нибудь дома бываешь?

Поскольку выглядел он больным, она позволила ему несколько отклониться от темы. Она молча расстегнула жакет и постучала по серебрянной звезде, приколотой к рубашке:

— Я — закон, — сказала она серьёзно. — У закона нет дома.

Это заставило его слегка усмехнуться, затем он простонал:

— Ох, на мою голову свалилось всё Рождественское похмелье.

— Прими микстуру, Дики, и выходи из этого состояния. Дейв уже схватил номер три.

— Какой Дейв?

— Палмер, Дэвид Палмер.

Она сдержала свое раздражение и не дала ему подзатыльник, но вообразила, что делает это.

— Ты читал эту чёртову директиву?

— Я здесь всего двадцать минут. Иисусе, — он распрямил плечи, потёр лицо и сделал три глубоких вдоха. — Палмер? Тот урод в клетке.

— Уже нет. Он улизнул и вернулся в Нью-Йорк. Уайнгер и Ринг — его рук дело.

— Вот дерьмо, — он не стал выглядеть менее больным, но глаза его теперь были бодрые. — Гадская Рождественская неделька и мы имеем крупнейшего в мире урода-психопата.

— Да, и Новый Год тоже. Мне нужны результаты по верёвке и бумаге. Я хочу знать, чем он вырезал буквы. Есть что-нибудь от уборщиков — волосы или волокна?

— Нет, подожди, просто минуту подожди, — он быстро подкатил своё вращающееся кресло к компьютеру, быстро отстучал на клавиатуре запрос и пробормотал, просматривая данные. — Тела были чистые. Нет ни волос, кроме волос жертв, ни волокон.

— Он всегда оставлял их чистыми, — проворчала Ева.

— Да, я помню. Я помню. У обоих жертв между пальцами ног есть какая-то пыль — похожая на песок.

— Бетонная пыль.

— Да. Дам тебе класс бетона и возможный возраст. Теперь верёвка, — он откатился назад. — Я как раз смотрел её, только что исследовал. Ничего особенного или экзотического. Обычная нейлоновая крепкая верёвка. Дай мне немного времени, я назову тебе производителя.

— Сколько времени надо?

— Часа два, лучше три. Когда вещь стандартная — поиск занимает больше времени.

— Сделай это побыстрее, — она развернулась на выход. — Я на выезд.

Следующая остановка — морг, потеребить главного судебно-медицинского эксперта. Запугать или поторопить Морса было гораздо труднее.

Нет следов изнасилования или сексуального домогательства, нет повреждений или ранений гениталий.

Типично для Палмера, подумала Ева, прокручивая в голове предварительный отчёт Морса. Он был крайне асексуален, как никто другой, с кем ей приходилось сталкиваться. Она сомневалась, что он вообще когда-нибудь задумывался о гендерной принадлежности своих жертв, кроме как о статистике для своих экспериментов.

Центральная нервная система субъекта Уайнгер значительно повреждена. Субъект перенёс мелкоочаговый инфаркт миокарда во время похищения и в период пыток. В заднем проходе и в полости рта видны следы электрических ожогов. Обе руки раздроблены гладким, тяжёлым орудием. Три ребра сломаны.

Список повреждений продолжался, пока Морс не подтвердил, что причиной смерти явилось удушение. И время смерти — полночь двадцать четвёртого декабря.

Она провела час в апартаментах Карла Нейссана, и ещё час в апартаментах Уайнгера. В обоих случаях, она подумала, дверь открыли, позволяя Палмеру войти. В этом он был мастер. Запросто мог нацепить милую улыбку и уговорить впустить его.

Он выглядел таким чертовски невинным, думала Ева, поднимаясь по ступенькам к своей собственной парадной двери. Даже глаза — а ведь именно глаза обычно выдают — были таковыми: глазами молодого, безобидного человека. Они не мерцали, не стекленели и не загорались, даже когда он сидел на допросе напротив неё и описывал каждое убийство в отдельности.

В них появился свет безумия, лишь когда он стал говорить о масштабах и важности его работы.

— Лейтенант, — Соммерсет, высокий и сухопарый, в строгом чёрном костюме, выскользнул из дверного проёма. — Должен ли я считать, что Ваши гости останутся на обед?

— Гости? У меня нет никаких гостей, — она стянула с себя жакет и швырнула его на балясину. — Если Вы имеете ввиду мою команду, то мы разберемся с этим сами.

Когда она начала подниматься по лестнице он снял жакет со столбика. На его возглас отвращения Ева оглянулась. Он держал кончиками пальцев её перчатки, которые она скомкала и сунула в карман жакета.

— Что Вы с ними сделали?

— Это всего лишь герметик, — который она забыла счистить, прежде чем запихнуть перчатки в карман.

— Это ручная работа, итальянская кожа, на норковой подбивке.

— Норка? Вот дерьмо. Он что, сумасшедший? — качая головой, она пошла дальше. — Норковая подбивка, ради всего святого. Я потеряю их к следующей неделе и получиться, что глупая норка умерла ни за что.

Она бросила взгляд на дверь офиса Рорка, снова покачала головой и вошла в свой собственный.

Я была права, отметила Ева. Её команда смогла разобраться с обедом самостоятельно. Фини дожевывал какой-то многослойный сендвич, бормоча при этом команды компьютеру и просматривая результаты. У Пибоди была глубокая тарелка пасты, которую она вычерпывала одной рукой, в то время как другой складывала распечатываемые листы в пачку.

Её офис пах как первоклассный ужин и был похож на полицейский. Звук компьютеров накладывался на голоса людей, принтеры жужжали, а центральная связь гудела, всеми игнорируемая.

Она подошла и ответила сама:

— Даллас.

— Эй, разузнал про твою верёвку.

Когда она увидела, как Дики заглотнул рассола, она задалась вопросом, не бьёт ли тревогу в то же самое время желудок каждого представителя городской администрации.