Константин Аврилов - Я, ангел Страница 14

Вика слегка притомилась от ненасытного напора. В остальном новая жизнь нравилась: неограниченные возможности, огромный дом, настоящие слуги и горы одежды не в шкафу, а в специальной гардеробной. Все было не просто хорошо, а чудесно, как бывает в бесконечных женских романах. Кто бы мог подумать, что счастье возможно с человеком, настолько старше ее. И все же среди не проходящего розового дурмана она чутко улавливала странные, почти тревожные звоночки, которые ненароком раздавались в самый неожиданный момент. То охранник посмотрит как-то странно, будто гроб примеряет, то прислуга внезапно замолкает, когда она расспрашивает про прежние годы Ивана Дмитриевича, а то и вовсе сам уставится таким холодным и страшным взглядом, что хочется бежать без оглядки.

Страхи Вика тщательно отгоняла, уверяя себя, что и в бочке меда должна быть ложка дегтя, иначе вкуса не будет. Прислуга наверняка завидует ее успеху, а муж легонько проверяет: не глупенькая ли, достойна ли его выбора, не ошибся ли он. И хоть у девочки из спального гетто образования – кое-как законченной школы, но природный ум достался отменного качества. Она стремительно осваивалась в новой жизни, не просто надевая ее, как платья, а вживаясь всем существом. Вика выучивала быстро и на отлично роли хозяйки дома, богатой женщины и жены влиятельного мужа. Как хамелеон приноравливалась к окружающей природе. Результат упорства не заставил себя ждать. Невзрачная, серенькая мышка, заморыш, которую худшие парни не дарили вниманием, стремительно обратилась холеной и слегка надменной женщиной. Сбросив старую судьбу, как змеиную кожу, она не смогла отделаться от крохотных пятнышек, неверно ставя ударения в трудных словах. И как-то раз, всмотревшись в зеркало, с удовольствием и трепетом обнаружила там совсем другую женщину – роскошную красавицу, от которой глаз не отвести. И Вика немедленно влюбилась. Безнадежно и окончательно.

Объект ее восторга был достоин такой поглощающей любви. Вика полюбила себя искренно и глубоко. Первой и единственной настоящей любовью. Это чувство было настолько сильным, что разделить его было не с кем, никто бы не смог понять и оценить его по достоинству, а потому оно было обречено принадлежать только ей, оставаясь глубочайшей тайной, не доступной никому. Вика захотела наслаждаться своим прекрасным образом в одиночку. И стала жить по заведенному распорядку, жадно глотая, чего была лишена, но чутко прислушиваясь к тому, что варилось вокруг. Это было не столько хитростью, сколь бессознательной защитой. Уж больно не хотелось подвергнуть даже малейшей опасности свой идеал обожания. Вскоре сигналы опасности, поначалу смутные, стали позвякивать отчетливо.

Перво-наперво она прикинула, что с такой интенсивной супружеской жизнью организм молодой и здоровой женщины должен был несколько раз зачать новую жизнь. Однако сколько ни проверяла тесты, сколько ни прислушивалась к внутренним токам тела, ничего не менялось. Не тошнило, не хотелось солененького, и даже сны специально женские не являлись. Как будто лишилась невинности, но и только.

Легкое беспокойство лопнуло большой паникой одни недобрым утром, когда были обнаружены очередные месячные. Вика поняла, что усилия, потраченные мужем, умудрилась проворонить. А тут, как назло, Иван Дмитриевич стал задавать прямые и неприятные вопросы, мрачнея и обрывая застольную болтовню. Но что хуже всего, домашние стали поглядывать на нее как на опустевшее место, вроде бы исполняли приказания беспрекословно, но так, словно она уже не жилец.

Смекнув, что назревает крупная неприятность, Вика решила браться за ум, чтоб не остаться на улице без мужа с выходным пособием в сто долларов, как предрекал брачный контракт. И первым делом отправилась к врачу, сведущему в проблемах зачатия. Она собиралась подробно описать проблему, но доктор, взглянув на фамилию пациентки и переспросив, кто ее муж, как-то странно побледнел и заявил, что ее супруг совершенно здоров, а делать ей анализы нет никакой необходимости, он и так видит, что все отлично. Вылив ушат ерунды на изумленную Вику, врач отказался от денег и попросил поискать для консультаций другого специалиста.

Что удивительно, история повторилась под копирку. Как только новый врач дошел до фамилии мужа, прием был окончен стремительно, причем диагноз выписан обеим супругам самый положительный.

Природная смекалка забила нешуточную тревогу. Хозяйка выбрала одну из горничных, с которой сложилось что-то вроде легкого приятельства, и заперлась с ней и бутылкой коньяка. После третьей рюмки и страшных клятв не говорить, откуда ветер дует, прислуга в общих чертах просветила, что случалось с предыдущими женами. Вика не только поверила, но и быстро просчитала, что дело не ограничится падением в грязь. Все наивные мечты о тихом семейном счастье по взаимному расчету, вся вера, что Ивану Дмитриевичу нужна прилежная жена, сгнили насквозь. Настало прозрение: о счастье думать нечего, тут другое. Нависшая опасность была столь велика и неотвратима, а силы Вики столь малы и наивны, что она не испугалась, а обозлилась. И поклялась биться за свою жизнь, нет, уже не богатство, а обычную биологическую жизнь, сколько хватит сил. Она не позволит уничтожить эту прекрасную и замечательную женщину, лучше которой не найти. Она не позволит, чтобы ее любви к самой себе угрожала опасность. Она сумеет защитить свою драгоценную, чего бы это ни стоило. Как можно, чтобы такой замечательной Вики больше никогда не было и она перестала радовать мир собой. Не может такого быть!

Первым делом Викуля запаслась стерильной баночкой, в которую украдкой собрала то, что оставил в ней очередной раз Иван Дмитриевич. Рано утром, сказав, что едет на фитнес, отправилась в лабораторию и, назвавшись девичьей фамилией, заплатив втридорога, заставила сделать срочный анализ. Результат показал, что положение ее – хуже не придумаешь. Делать с Иваном Дмитриевич детей было так же бесполезно, как с оловянным солдатиком.

Влетела шальная мысль: бежать без оглядки. Бросить все, снять деньги с карточки и, не возвращаясь домой, укатить в глухомань, затеряться и затаиться. Но, только вообразив возможности Ивана Дмитриевича, от этого решительно шага следовало отказаться. Такой и в Сибири найдет, и во льдах откопает. Бежать глупо и некуда. Надо сражаться и победить его же оружием: хитростью. Сражаться предстояло не за любовь, сохранение семьи или за незнакомого ребенка, которого она люто возненавидела, а за выживание собственной особи, назло сумасшедшему психу, который в наказание за какие-то грехи не может, но хочет иметь детей. Действовать придется одной, помощи от домашних ждать нельзя.