Алисия Дэй - Искупление Атлантиды Страница 14

— Я клянусь вам в этом, Тиернан. Каким бы сильным не было проклятие, которое попытается уничтожить меня, я сделаю все, чтобы защитить вас, даже пожертвую своей жизнью, чтобы не дать вам пострадать, — торжественно поклялся он низким чувственным голосом.

Тиернан потрясли его слова и то, с какой искренностью это было сказано. Он наклонился, внимательно вглядываясь в ее лицо, словно очень хотел, чтобы она ему поверила. Ему не стоило волноваться, потому что она верила ему безоговорочно. Конечно, откуда ему знать это? Никто не знал причины.

Она не могла не поверить ему, потому что сама была живым детектором лжи.

Бреннан не мог и надеяться, что она его простит, а тем более останется и выслушает его историю. Как она теперь могла ему доверять? После всего, что он с ней сделал? Он ждал, вцепившись в непрочное кресло, словно оно могло удержать его, не дать ему броситься к ней, чтобы умолять о прощении. Она и понятия не имела, что от ее решения зависит, сохранит ли он рассудок или сойдет с ума.

— Валяйте, рассказывайте, — сказала она, покрутив рукой. — Поведайте мне о проклятии.

Кровь с такой силой отлила от его лица, что он почувствовал головокружение. Она поверила ему и позволила объясниться. Этого довольно, этого должно быть достаточно. Остальное зависит только от него.

— Если я правильно помню, то вы как раз говорили про «невинную девицу». — Она улыбнулась одними губами, и он очарованно уставился на ее рот. Бреннан подумал, на что он готов пойти, чтобы увидеть ее улыбку, и лишь ее покашливание вернуло его с небес на землю.

— Бреннан?

— Я еще никому и никогда не рассказывал обо всем, что тогда произошло, — вдруг заметил он. — Вы первая услышите все подробности, и это правильно, потому что вас коснулось мое проклятье.

Она хотела было ответить, но Бреннан покачал головой, предвосхищая все ее вопросы.

— Лучше я сначала все расскажу, а потом вы скажете мне, сможете ли вынести мое присутствие.

Она нахмурилась, но не стала настаивать и устроилась в кресле поудобнее.

— Мне известно, что вы кое-что узнали о нас, когда совершили краткосрочный визит в Атлантиду. Скорее всего, принц Конлан и лорд Мститель уже поведали вам, что мы — воины Посейдона. Мы все поклялись в верности самому Богу морей на церемонии, которая впервые была проведена более одиннадцати тысяч лет назад. Мы — элита, избранная Посейдоном, а посему обязаны соответствовать высочайшим нормам поведения, исполнения своих обязанностей и чести. Однако я провалился по всем статьям, — сказал он, с трудом выдавливая из себя эти слова. Бреннан встал и принялся мерить шагами комнату, при этом стараясь держаться от нее подальше, заметив, как она вздрогнула при его приближении.

— Я был пьяницей и негодяем. В свободное время, да порой и тогда, когда я должен был тренироваться, я прохлаждался в Риме, попивая вино, путаясь с женщинами и, короче говоря, вел себя как последняя свинья.

Он помнил все так ясно, словно это случилось всего несколько недель назад. Воин провел рукой по волосам и отбросил их с лица, а потом прошел в другую часть комнаты.

— Была одна девушка. Женщина, — поспешно поправился он. — Она была очень соблазнительна, а я не так уж и сопротивлялся. Дочь сенатора. Я думал… думал, что наш союз лишь для удовольствия.

— Вы перепихнулись? — с серьезным видом уточнила Тиернан, хотя Бреннану показалось, что он увидел, как хитренько заблестели ее великолепные глаза цвета темного виски. Что ж у его истории не такой уж счастливый конец.

— Нас застали, — спокойно продолжил он. — Я предложил ей брак. Она не желала меня в мужья, а ее отец заявил, что я ее не достоин. Разразился скандал, и Бог морей…. Посейдон был крайне не доволен.

— И выместил свое недовольство на вас, да? — переспросила она так мягко, словно сочувствовала ему.

Он не желал ее сочувствия, так как ничем его не заслужил.

— Бог морей проклял меня заклятием, от которого мне не освободиться, за непростительные поступки. И вот уже больше двух тысячелетий я не способен испытывать чувства. — Бешенство и ярость, которые он мог, наконец, почувствовать, забурлили в его крови.

— Две тысячи лет, — повторил он, а потом с горечью процитировал слова, которые навечно остались выжженными в его памяти с той самой ночи в той комнате в таверне.

«ТАКОВО ТЕПЕРЬ ТВОЁ ПРОКЛЯТИЕ: ДО ТЕХ ПОР ПОКА ТЫ НЕ ВСТРЕТИШЬ РОДСТВЕННУЮ ДУШУ, СВОЮ ВТОРУЮ ПОЛОВИНУ, ТЫ БУДЕШЬ ЛИШЁН ЭМОЦИЙ — ПЕЧАЛИ, РАДОСТИ, ГНЕВА, ВОСТОРГА.

А КОГДА ТЫ ЕЁ ВСТРЕТИШЬ, ТЫ ОЩУТИШЬ ВОЗРОЖДЕНИЕ ВСЕХ ЧУВСТВ, КОТОРЫЕ БЫЛИ ПОДАВЛЕНЫ МНОГИЕ ГОДЫ, ВЕКА И ДАЖЕ ТЫСЯЧЕЛЕНИЯ.

ЕСЛИ И ЭТОГО БУДЕТ НЕДОСТАТОЧНО, ЧТОБЫ СОКРУШИТЬ ТЕБЯ, ТЫ БУДЕШЬ ОБРЕЧЁН ЗАБЫВАТЬ ЕЁ КАЖДЫЙ РАЗ, КОГДА ОНА БУДЕТ ИСЧЕЗАТЬ ИЗ ПОЛЯ ЗРЕНИЯ. ТОЛЬКО КОГДА ОНА УМРЁТ — ЕЁ СЕРДЦЕ ОСТАНОВИТСЯ И ДУША ОТЛЕТИТ — ПАМЯТЬ О НЕЙ ПОЛНОСТЬЮ ВОЗВРАТИТСЯ К ТЕБЕ, ЧТОБЫ ДО КОНЦА СВОИХ ДНЕЙ ТЫ РАСКАИВАЛСЯ, ЧТО НАВЛЁК БЕСЧЕСТЬЕ НА ВОИНОВ ПОСЕЙДОНА».

Он закрыл глаза, сжал руки в кулаки и остановился посреди комнаты, ожидая, что она сейчас выразит свое презрение, вызванное его провалом. Он думал, что она убежит, услышав его рассказ.

— Вам не кажется, что это несколько жестоко?

Он открыл глаза, изумившись ее словам. Тиернан сидела в кресле, склонив голову на бок и не сводя с него глаз.

— Вы не понимаете. Я еще не рассказал самое худшее, потому что я трус. — Он помолчал, чувствуя еще одну волну боли при мысли о Корелии и ребенке. О том ребенке, который мог бы быть его сыном или дочерью, если бы появился на свет.

Если бы этот ребенок не умер из-за него, Бреннана.

Она нетерпеливо заерзала в кресле.

— Я все прекрасно понимаю. Вы были сорвиголовой в молодости, как и многие из нас, и я могу понять, без обид, что ваш Бог несколько несдержан.

— Но я…

— Вы сделали то же самое, что и любой студент с бочонком горячительного, пришедший на вечеринку в тогах, — сказала она, снова перебивая его. — Но почему-то вы понесли наказание, длившееся более двух тысячелетий. Я не могу поверить своим собственным словам. Два тысячелетия. Сколько же вам лет? Неужели всем атлантийцам по несколько тысяч лет?

— Я убил мать своего ребенка, когда тот находился в ее утробе, — надрывисто, хрипло сказал он. Эти слова сжигали его сердце.

Тиернан побелела как полотно.

— Вы… что? Вы… но подождите. — Она глубоко вздохнула. — Нет. Это не правда. То есть не вся правда. Я что-то чувствую…

Она замолчала, не переставая смотреть на него, испытывая шок и ужас, а он чувствовал такую боль в груди, что не мог дышать. Бреннан наклонился вперед в кресле, обнял себя руками, а потом и вовсе упал, сильно ударившись лицом об пол. Боль от потери ребенка, горькое раскаяние, которое он чувствовал, думая о смерти Корелии, грозили лишить его рассудка.