Её звали Лёля - Дарья Десса Страница 14

буквами на стене здания, стоящем торцом к памятнику. Доставили его в Астрахань и установили на постаменте совсем недавно, в конце ноября 1939 года. 1 декабря состоялось его открытие. Лёля с Тёмой были здесь в этот праздничный день. Потому и место для них казалось теперь символичным. Правда, тогда они не знали друг друга. Но теперь это было неважно.

– Знаешь, а я думаю, это правильно, – сказал Тёма, думая о своём.

– Конечно, правильно! – поддержала девушка. – Советская власть здесь навсегда.

– Что? А, я не об этом.

– А о чём?

– Вот видишь, парочка сидит?

– Вижу. Фу! Целуются на людях.

– Я хотел сказать… – и дальше поведал своё видение того, какой должна быть семейная жизнь.

Лёля выслушала. Облизывая кружочек мороженого, сжатый вафельными плитками, прищурилась:

– Ты зачем это сейчас сказал?

– Просто увидел их, вот и подумал.

– Ну-ну, – иронично улыбнулась Лёля.

Они гуляли до самой ночи. Кушали мороженое, пили лимонад, хрустели яблоками. А вот курить «Беломор» Тёме приходилось в одиночестве, поскольку Лёля такой привычки не имела. Но и не противилась этому, поскольку её отец тоже дымил. Правда, не дома, конечно, во дворе – мама его туда всегда отправляла, и он никогда не противился этому. Брал папиросы, спички и уходил. Это был у него такой ритуал, заведенный ещё в годы молодости.

Тёма проводил девушку до улицы Морозова, 28. Ему их маленький домик с тремя окошками, выходящими на проезжую часть, понравился с первого взгляда. Парень даже выяснил, как называются все элементы фасада, поскольку все практически были резными: наличники, подзор (лобовая доска, что тянется над окнами под крышей), причелина (резные доски вдоль крыши на спуске) и слуховое окно.

Лёля подошла к калитке.

– Ну, давай прощаться?

– До завтра, Лёлечка, – сказал Тёма и потянулся, чтобы поцеловать девушку в губы. Она ловко подставила ему щечку и, засмеявшись, скрылась во дворе.

Счастливый, в ожидании завтрашнего купания, парень помчался в обратную сторону – жил он на территории, издавна именуемой Белым городом, неподалеку от кремля. От дома Тёмы до сердца города было всего двадцать минут пешком. А если пройти сотню метров в сторону Волги, по улице 1-й Ново-Лесной, и выйти на улицу, названную в честь революционера-народника Андрея Ивановича Желябова, то видно купола Успенского собора и даже немного Варвациевскую колокольню. Правда, там давно уже не церковь, а склад боеприпасов и казармы для военнослужащих.

Но сейчас Тёма спешил домой, на перекресток улиц 1-й Ново-лесной и Куйбышева. Её, – Тёма это в школе проходил, даже доклад готовил, – назвали в честь пламенного революционера Валериана Владимировича Куйбышева. Но жил парень в доме, построенном не в советские, а в царские времена. Причем тогда его семью даже внутрь бы не пустили. Сказали бы нечто вроде «не суйтесь с суконными рылами в калашный ряд!» Да, вот удивительно: жила семья Тёмы теперь в особняке, построенном в конце XIX века одним из крупнейших купцов Астрахани – рыбопромышленником Андреевым.

Во время Гражданской войны купчина, бросив своё большое хозяйство, в том числе и дом с изразцовыми печами и дубовым паркетом, лепниной на потолках и дубовыми дверями, удрал за границу. Но здание недолго пустовало. Комнаты раздали нуждающимся, и те своими силами сделали из них отдельные квартиры. Так семья Тёмы здесь и оказалась. Было странно немного проживать в таком месте. «Мы прямо буржуи», – шутил отец. Но недолго. Мама попросила так не говорить – стены тонкие, соседи услышат.

Тёме всё это было безразлично. Он сиял от радости и предвкушения. Почти половина лета ещё впереди! С Лёлей!

Глава 12

Мы едем куда-то. Лошади хрумкают сено, и тот парень улёгся на его охапку, закинул руки под голову, закрыл глаза и балдеет. Даже рубашку форменную расстегнул. Блин, хотя нет. Это, кажется, гимнастёркой называется. Ещё он ремень на животе расслабил, покачивается в такт вагону. Я сел рядом, в голове полный бардак. Что происходит? Как тут оказался? Ничего понять не могу.

– Слышь, чувак…

– Как ты меня назвал? – удивился парень.

– Чувак, а что?

– Слово какое-то странное, – улыбнулся мой спутник. – Что значит? Это по-казахски?

– Ну… типа дружище, братан. Почему по-казахски?

– Здрасте, прибыли на пятую версту, – усмехнулся парень. – А ты кто? Казах и есть. Вот я, – он ткнул себя пальцем в грудь, – украинец. Петро Ерёменко, був призваний до Червоної Армії з-під Одеси. А ты – Кадыльбек Агбаев из села Камызяк Сталинградской области.

– Как ты меня назвал? – спросил я, пораженный по самоё некуда.

– Колян, ты чего? На солнце перегрелся? На вот, попей, – Петро протянул мне фляжку, в ней булькнуло.

Я на автомате открыл крышку, набрал полный рот и глотнул, да тут же закашлялся. Во фляжке оказалась тёплая водка. Парень тут же отнял фляжку и заржал, оскалив белые зубы:

– Хорошо всю не выдул! Ха-ха!

Но после водки, пусть и противной, мне стало чуть полегче. Я увидел рядом два рюкзака, которые при ближайшем рассмотрении оказались вещмешками. Один из них, с вышитой буквой «К» – моим. Раскрыл его, пошарил внутри, пытаясь хоть что-то понять. Нашёл солдатскую книжку, раскрыл. Увидел своё фото в военной форме. «Ни фига себе ребята подготовились!» – подумал. Да, Петро оказался прав. Судя по документу, зовут меня Кадыльбек Чунаевич Агбаев, 1914 года рождения, призван Камызякским РВК. Сержант к тому же. Так вот почему у меня на воротнике с обеих сторон по два алых треугольничка.

– Слышь, Петь, куда мы едем, а? – спросил парня. У того, кстати, по одному треугольнику. Значит, он младше по званию. Но вот кто – не знаю.

– Как это куда? Ну ты, Коля, сегодня весь день странный какой-то, – помотал Петро вихрастой головой. Только уже не смеялся. – В Сталинград, конечно. На север тут одна дорога по железке. Ты чем слушал на утреннем построении? Плохо спал, что ли?

– Да, что-то не выспался, – ответил я и подумал: «Почему он сказал про Сталинград? Ходили слухи, что Волгоград обратно переименуют, но вроде не было такого». – Скажи, а что мы там делать будем?

– Коль, задолбал ты уже со своими вопросами глупыми. Родину от фашистов защищать! – недовольно буркнул Петро, напялил пилотку на глаза и сделал вид, что спать собирается.

Я от нечего делать улёгся рядом.