После укуса - Линси Сэндс Страница 14

Вместо ответа Мия повернула голову и протянула руку, ее пальцы требовательно шевелились.

Натали повернула голову, чтобы проследить за ее взглядом, как раз вовремя, чтобы увидеть их собаку Синдбада, спешащую присоединиться к ним на кровати.

«О, нет. Нет! Синдбад. Боже!» — выдохнула она, когда он вскочил на кровать и наполовину упал на нее, чтобы лизнуть ее лицо. Только одеяло спасло ее от синяков и еще большей боли, когда его колени и локти вдавились ей в грудь, бедро и икру. Боже мой, собака была большая и тяжелая. Трудно было поверить, что когда-то он был всего лишь размером с ватный тампон не больше ее руки. Хотя это продолжалось недолго. Казалось, он увеличивался вдвое каждый раз, когда она смотрела на него в течение первых шести месяцев его жизни. Теперь, почти три года спустя, он весил сто пятьдесят фунтов (68 кг), и был более четырех футов (122 см) в длину от носа до ягодиц и добрых два с половиной (76 см) или больше в высоту в холке. Это делало его более чем на фут выше нее, когда он вставал на задние лапы и клал лапы ей на плечи. И все же он был самым нежным, самым милым, самым ласковым псом, которого она когда-либо встречала. По крайней мере, с ней и Мией. Но он мог быть чертовски оберегающим и с ними, и самым недружелюбным с любым, кого он считал угрозой для них. . против чего Натали совсем не возражала. Вот почему она выбрала крупную породу. Для защиты.

«Фу. Прекрати, — сказала она со смехом, когда Синдбад принялся решительно вытирать ей лицо. Однако ее смех оборвался, когда его язык коснулся повязки на ее лбу, и ее пронзила острая боль. «Ой. Хорошо. Хватит, — сказала она более твердо, потянувшись, чтобы оттолкнуть его голову. Когда его это не остановило, она в отчаянии сказала: «Кто хочет нум-номы?»

Синдбад замер от волшебных слов, и даже Мия заставила себя сесть и радостно завизжала. В следующий момент и ребенок, и собака зашевелились. Кряхтя от боли, когда Синдбад оттолкнулся от нее, чтобы встать с кровати, а затем Мия перелезла через нее, упираясь руками и коленями в ее грудь, Натали застонала, а затем поймала Мию, прежде чем она упала на пол. Помогая ей приземлиться на ноги, а не на голову, она села с гримасой, а затем оттолкнула одеяло и остановилась, чтобы посмотреть на джинсы и футболку Shady Pines, которые были на ней. В постели.

«Мама! Нумы! — требовательно взвизгнула Мия.

Натали повернулась и увидела, что ее дочь вцепилась в мех на боку Синдбада для равновесия, и нетерпеливо посмотрела на нее. Пес, казалось, не возражал и, казалось, просто спокойно ждал, но потом он часто выступал в качестве пушистой подпорки для ее дочери, когда она училась стоять, а затем ходить, казалось, никогда не возражал против того, чтобы она дергала и тянула его мех, чтобы стабилизироваться, несмотря на попытки Натали помешать этому. Он действительно был самым терпеливым псом, подумала она, а затем снова посмотрела на свою одежду.

«Мама!» — пожаловалась Мия.

— Да иду Я, иду, — заверила ее Натали и быстро встала с постели, зная, что, если Мия снова пожалуется, Синдбад начнет лаять, подгоняя ее. С трудом улыбнувшись дочери в вертикальном положении, она помедлила, ненадолго подумывая о том, чтобы переодеться в чистую одежду, но это казалось пустой тратой времени, пока она не примет душ, поэтому она решила оставить это на потом и подошла, чтобы взять свою малышку за руку. Как только она это сделала, Мия отпустила Синдбада, и собака повернулась, чтобы проложить путь к двери спальни.

Улыбнувшись животному, Натали подхватила Мию и вышла из комнаты. Синдбад тут же оказался рядом с ней, мотая головой из стороны в сторону, высматривая любую возможную угрозу. По его мнению, его работа заключалась в том, чтобы убедиться, что путь свободен от хищников или бродячих мягких игрушек — он, как известно, лаял на них, когда их находили там, где их быть не должно.

Этим утром Натали нашла его защитную натуру почти успокаивающей, когда они пересекли открытое пространство недостроенной части подвала, чтобы добраться до лестницы, хотя она не знала, почему. Но тогда она, казалось, почти ничего не помнила в данный момент. Почему у нее болела голова, почему она спала в одежде. . Она даже не помнила, как легла спать накануне вечером, и это беспокоило ее. Натали хмурилась из-за этого, пока несла Мию наверх, на кухню клуба. Как обычно, Синдбад остановился снаружи, зная, что ему нельзя заходить, и сел, ожидая, пока она войдет в комнату через вращающуюся дверь.

Аромат кофе поразил Натали, как только она вошла на кухню. Затем она заметила блондинку у кофейника. Среднего роста и фигуристую, женщина наливала в чашку дымящуюся жидкость. Находясь еще на полпути к двери, Натали сразу же замерла, ее руки с тревогой сжались вокруг дочери, когда она смотрела на незнакомку. Она понятия не имела, кто эта женщина, но она выглядела довольно знакомой, и Натали беспокоилась по этому поводу, когда женщина повернулась и улыбнулась ей.

«Один подсластитель и две порции черепашьего сливочного масла, верно?» — спросила она и принялась добавлять в кофе, который только что налила, то, что только что перечислила. Сосредоточившись на том, что она делала, женщина мягко спросила: «Как твоя голова сегодня утром? Болит? Нечеткие мысли? Нечеткое зрение?»

Натали чуть не обмякла от облегчения, когда воспоминания о прошлой ночи начали возвращаться, и она вспомнила, что женщиной, готовившая ей кофе, была доктор Дэни Пиммс.

Валериан Маккензи, игрок в гольф, чей гольф — кар сломался на семнадцатой лунке, работал с мужем Дэни, Декером. Когда Натали отказалась ехать в больницу, он обратился за помощью и попросил жену своего коллеги приехать и взглянуть на нее, чтобы убедиться, что с ней все в порядке.

Натали сначала разозлилась, когда Валериан вернулся в офис и объявил, что придет его «друг-доктор». Она не оценила его поступка и злилась на него вплоть до того момента, как через полчаса появилась Дэни Пиммс. У женщины была чертова манера доктора вести себя у постели или, в данном случае, у дивана, как предположила Натали, поскольку она все еще лежала на диване в своем кабинете, когда прибыли Дэни и ее муж. Не успела пара войти, как Натали почувствовала, что начинает расслабляться, и несколько мгновений спустя она была уверена, что позволить женщине осмотреть ее — к лучшему. В конце концов,