Враг моего сердца (СИ) - Счастная Елена Страница 15

Чаян ещё раз улыбнулся приветливо.

— Ты отдыхай иди, княжна, а после мы уж встретимся и поговорим обо всём, что на душе скопилось, — ласково сказал он, словно родной.

А она всё хотела разгадать печать мыслей, что лежала сейчас на его лице. Княжич в ожидании приподнял тёмные брови. Метнувшийся по двору ветер бросил ему на лоб волнистые русые пряди.

— Благодарю, Чаян, — наконец разлепила губы Елица. — Хоть в своём доме я и могу решать сама, что мне делать.

Совсем уж невежливой оставаться нехорошо: встретили её не угрозами и требованиями, а как гостью долгожданную. Но и повелительный тон княжичу лучше было бы оставить. Чаян после её слов только с братом переглянулся многозначительно: видно, всерьёз не принял.

Не слушая разговоров, что им вовсе не предназначались, кмети уже потихоньку разошлись. Женщины осторожно приблизились, приглашая идти за ними. Елица и пошла к женскому терему, глядя себе под ноги: от внимательного взгляда Чаяна не по себе становилось.

— И я отдохну с дороги, коли ты с разговорами не торопишься, — Леден вздохнул и направился к крыльцу.

Брат — вслед за ним, всё глядя в спину Елице — она так и ощущала всем нутром его особое внимание. И показалось, услышала тихие его слова самым краем уха:

— Это ж она...

Леден проворчал что-то ему в ответ. Что крылось за этим, понять было совсем нельзя, но в душе только лишнее беспокойство разрослось.

Сад, скрывающий дорожку к женскому терему, встретил трепетной тишиной. Такой, какая бывает перед самым рассветом. Ещё миг — и проснутся птицы, засвистят-зачирикают, приветствуя новую зарю. Пока ещё живительный сок не тронулся по стволам и ветвям старых яблонь и груш, но они уже сбрасывали оковы зимнего сна. Тропинка совсем протаяла, хоть и оставалась ещё на сапожках грязь. Внутри высокого, щедро украшенного резными наличниками и подзорами женского терема было дурманно тепло. Елица тут же распахнула свиту и отдала её Вее. Словно самой близкой подруге она обрадовалась собственной горнице, оставленной после замужества. Здесь всё было как прежде: всё та же лавка, стол и только слегка обновлённые скамьи подле него. Даже светец на нём стоял тот же: выкованный княжеским кузнецом Тихомиром.

Она села у окна и, отодвинув волок, посмотрела во двор. Отсюда было видно только краешек дружинного поля с ристалищами и стоящими вряд длинными избами. С другой стороны — кусочек главных ворот и башни.

И до того в груди защемило от чувства, будто в прошлое она вернулась. Но не в то, счастливое, когда ещё были живы и матушка, и отец. Когда Отрад только-только сходил в свой первый поход. А в какое-то другое. Искажённое водами колодца Макоши. Перепутались нити, свились пока в непонятный серый клубок, а как распутается — может, ещё и хуже станет.

Позади хлопотали женщины, разбирая вещи из сундука. Тихо охала Вея над испорченной той злосчастной ночью сорочкой из дивной цатры. А молодая челядинка, которая назвалась Мирой, молчала всё. Вдруг открылась дверь, пустив по горнице вихрь сквозняка. Елица обернулась, задвигая волок. Зимава оставила у входа свою ближнюю подругу Оляну, чей муж, кажется, служил в детинце старшим среди гридней, прошла дальше и лишь по одному её взмаху руки женщины выскочили прочь, едва поклонившись. Вот уж странно, что княгиня, всего лишившись с приходом Светоярычей, ещё сохранила здесь какую-то власть. И держала себя так, словно ничего для неё не поменялось.

— Здравствуй, Елица, — она неспешно подошла, окидывая взглядом хоромину, будто и не бывала здесь никогда. Хоть по-правде сказать, нечасто заходила даже в то время, как Елица всегда жила в детинце.

Княгиня снова вперилась в неё безразличным своим взглядом: порой на Оляну она смотрела теплее. Елица встала и принялась развязывать обёрнутый вокруг лица повой.

— Здрава будь, Зимава, — встряхнула косами.

Не от кого ей в своей горнице прятаться. Но княгиня, судя по тому, как искривилась мягкая линия её губ, этого не одобрила, словно та на людях с непокрытой головой показалась.

— Я рада, что ты вернулась, — она опустилась на скамью у стола. — Одной мне здесь совсем тяжело стало. От мысли, что Борилы нет. Что он не вернётся больше. Справили мы по ним с Отрадом тризну и страву, как полагается. Княжичи тела их привезли.

Ну хоть одна благая весть за все последние седмицы. Не такими уж жестокими оказались Светоярычи: оказали последнее уважение князю и его наследнику.

— На курган к ним схожу, — она кивнула, да задумалась. — Если Чаян меня здесь теперь не запрёт.

Княгиня только бровью дёрнула — и зародился в её глазах загадочный блеск. Неужто что-то уже задумала? Она всегда была женщиной острого ума, хитрой, что лиса рыжая. И мужчинами, говорят, вертела по юности так, что Бориле едва не пробиваться пришлось к ней через толпу женихов — и не гляди, что князь.

— Не запрёт, думаю. Он тебя вовсе не стращать сюда привёл. Хоть и не жди, что жить теперь ты будешь по-старому.

— Ничто уже не будет по-старому, — Елица пожала плечами. — Чего они хотят от меня, не знаешь?

Зимава улыбнула невесело, неспешно проводя ладонью по гладко оструганному столу.

— Знаю. Ведь с той же просьбой они сначала ко мне пришли. Да я им помочь не смогла. Да и не уверена, что ты сможешь. Но тогда, боюсь, нам худо может стать. Они уже и так у меня Радана забрали. Увезли неведомо куда, чтобы я покладистей была.

Княгиня губы вдруг сжала и опустила взгляд. Елица подсела к ней, погладила по спине, не зная ещё, как утешить её может. Оставалось только надеяться, что у братьев на маленького княжича рука всё ж не поднимется. Хотя, когда дело до вражды доходит, порой ни старого, ни малого не жалеют.

— Что они просили у тебя? — Елица заглянула в лицо княгини.

— Сама с ними говорить будешь, — она встала вдруг резко. — И надеюсь, что не станешь упрямиться, как отец твой. Он нас до такого довёл тем, что никому уступать не хотел. Хоть и неправ был когда-то. Обидел остёрского князя. А нам теперь расплачиваться.

Больше ничего у неё спросить не удалось. Внезапно взъярившаяся Зимава ушла, едва не хлопнув дверью. А Елица так и осталась сидеть на лавке, не понимая, чем её разозлила. Вот так всегда бывало, как появилась в Велеборске дочка северной женщины, а после и женой князю стала. Прельстился он её молодостью и красотой, да не учёл скверный нрав, который за пленительной наружностью казался ему мелочью незначительной. Сильно она на Елицу не нападала, но стычки у них порой случались. Всё казалось Зимаве, что князь дочери своей больше внимания уделяет, сильнее жизнью её тревожится. Но как-то жили. Хоть порой и не удавалось угадать, как теперь, что из сказанного вызвало гнев княгини.

Вернулась челядинка Мира вместе с наставницей, которая, кажется, не хотела пока и взгляда с неё спускать — чтобы не оплошала где — и принесла поесть из поварни, с пылу, с жару.

— Как же я рада, что ты вернулась, — заговорила наконец Вея, когда младшая её товарка вышла ненадолго. — Да только жаль, что в недобрый час это случилось. Но будем надеяться, что Макошь не оставит тебя и всё будет хорошо.

Елица пригубила немного разбавленного мёда и съела наваристых щей из последней уже капусты, наблюдая за тем, как вещи её находят каждая своё место.

— Ты мне баньку справь, Вея, — попросила она, едва притупив голод с дороги. — Смыть всё это хочется.

Жаль только банька, даже с самым добрым жаром, не поможет избавиться от воспоминаний и тупой боли, что засела внутри.

— Справлю, а как же, — улыбнулась наперсница. — Сразу легче станет.

Лучше той бани, что была построена в Велеборском детинце для князя и его семьи, Елица никогда и нигде не встречала. Может, банник жил в ней особенно добрый: никогда не шалил, не норовил ошпарить или напугать — то ли сложена она была так хорошо и правильно, что пар в ней рождался поистине целебный.

Вечером, когда уж разлился по небу сулящий тепло закат, как стихли последние ристанья дружинников перед вечерей, Елица вышла из бани во двор и правда обновлённой. Едва накрыв голову платком и даже не запахивая свиту, она пошла до терема, не дожидаясь наставницу и челядинку, что, напарившись до одури, еле волокли ноги где-то позади. Она уж почти вывернула на нужную дорожку, как едва не столкнулась с кем-то кто вышел ей наперерез со стороны дружинных изб. Подхватило налетевшим ветром платок с головы — но его поймали.