Кристин Фихан - Темный принц Страница 16

Рейвен взбиралась все выше, находя умиротворение в одиночестве. Она уселась на отвесной скале прямо над поляной, окруженной густым лесом. Перекусив, Рейвен легла на спину, восхищаясь окружающей ее красотой.

Михаил пошевелился, позволяя своему сознанию просканировать окружающий мир. Он лежал неглубоко в земле, безмятежный. Возле его жилища не наблюдалось ни одного человека. Выбравшись на поверхность, он оказался в холодном влажном подвале. Пока он принимал душ — просто привык к человеческому способу очищения, хотя в этом не было необходимости, — его сознание, потянувшись, дотронулось до сознания Рейвен. Она дремала в горах, не защищенная в надвигающихся сумерках. Он нахмурился. У этой женщины нет ни малейшего понятия о безопасности. Ему захотелось встряхнуть ее, и это желание было даже сильнее стремления обнять ее и всегда удерживать в безопасном укрытии собственных рук.

Он тронулся в путь под заходящим солнцем, взбираясь по горным тропинкам со скоростью, присущей его расе. Солнце согревало кожу, делало его живым. Темные очки особой конструкции защищали его сверхчувствительные глаза, но он все равно слегка ощущал неудобство, словно тысячи игл могут вот-вот вонзиться ему в глаза. Он был уже рядом со скалой, на которой спала Рейвен, когда уловил запах другого мужчины.

Рэнд.

Михаил обнажил зубы. Солнце опустилось за горы, отбрасывая на холмы темные тени и погружая лес в мрачные тайны. Михаил вышел на открытое место, его руки были плотно прижаты к телу, тело было некой текучей комбинацией силы и гармонии. Чистая угроза, подкрадывающийся демон, молчаливый и смертельно опасный.

Рэнд, находясь к нему спиной, приближался к женщине на скале. Почувствовав витающую в воздухе силу, он развернулся — в красивых чертах его лица сквозили страшное горе и опустошение.

— Михаил...

Его голос дрогнул, и он потупил глаза.

— Я знаю, ты никогда не простишь меня. Ты же знаешь, я не был истинным Спутником жизни Ноэль. Она бы не позволила мне уйти. Она грозилась покончить с собой, если я оставлю ее и попытаюсь найти другую. И я, как трус, оставался с ней.

— Почему я нахожу тебя рядом с моей женщиной? — прорычал Михаил.

Ярость поднималась в нем до тех пор, пока жажда крови не свернулась клубком у него внутри, как живое существо. Если Ноэль угрожала выйти на солнце, то этот вопрос нужно было задать ему. У Михаила было достаточно сил и власти, чтобы избавить Ноэль от этой губительной привычки. Рэнд прекрасно знал, что Михаил был их принцем, их вожаком, и, хотя они не обменивались кровью, он тем не менее мог прочитать извращенное удовольствие мужчины в его болезненных отношениях с Ноэль, в его господстве над ней и ее одержимостью им.

Позади них Рейвен пошевелилась и села, отбросив назад волосы привычным жестом. Она выглядела сонной, но коварной обольстительницей, поджидающей любовника. Рэнд, повернув голову, взглянул на нее, и какая-то хитрость промелькнула в выражении его лица. Она ощутила неожиданное предупреждение Михаила хранить молчание, безудержное горе Рэнда, его ревность и неприязнь к Михаилу, тяжелое напряжение между мужчинами.

— Байрон и Жак сказали мне, что она под твоей защитой. Я не мог спать и узнал, что она находится здесь одна и без защиты. Мне нужно было что-то сделать, или я бы присоединился к Ноэль.

Мольба о понимании, если не о прощении, прозвучала в его словах, хотя Рейвен не была уверена, что Рэнд подразумевал именно то, что сказал. Она не знала почему, возможно, потому, что его горе было таким безутешным. Может быть, он отчаянно нуждался в уважении Михаила и понимал, что никогда его не заслужит.

— Тогда я твой должник, — твердо сказал Михаил, стараясь контролировать ненависть к мужчине, который оставил без защиты женщину, недавно родившую ему ребенка, чтобы затем нарочно мучить ее запахом другой женщины на своей коже.

Рейвен соскользнула со своего места, маленькая, хрупкая женщина с большими синими глазами, полными сострадания.

— Я вам сочувствую, — пробормотала она, стараясь держаться на расстоянии.

Этот мужчина был мужем убитой женщины. Его вина и горе прокрадывались в ее сознание, причиняя боль, но она все равно волновалась за Михаила. Что-то неправильное было в Рэнде. Какая-то двойственность внутри — вроде бы не зло, но что-то было не так.

— Спасибо, — сдержанно ответил Рэнд. — Мне нужен мой ребенок, Михаил.

— Тебе нужна целебная земля, — не согласился с ним Михаил, спокойный и непреклонный в своем решении, беспощадный в своем ответе.

Он не смог бы передать драгоценного беспомощного ребенка этому мужчине в его теперешнем состоянии.

Внутри у Рейвен все сжалось, свернулось, и боль прошла через ее сердце при этих жестоких словах. Она только отчасти поняла, что означает сказанное Михаилом. Этот мужчина, горюющий по убитой жене, лишился еще и ребенка, но принимал слова Михаила как приговор. Она почувствовала его боль, словно свою, и ей захотелось воспротивиться решению Михаила.

— Пожалуйста, Михаил. Я любил Ноэль.

В глубине души Рейвен знала, что Рэнд просит не за ребенка.

От ярости лицо Михаила потемнело, губы сжались, а глаза полыхнули красным огнем.

— Не говори мне о любви, Рэнд. Отправляйся под землю, исцелись. Я найду ассасинов и отомщу за свою сестру. Больше я не буду давать волю чувствам. Если бы я не уступил ее мольбам, она была бы сейчас жива.

— Я не могу спать. Это мое право отправиться на охоту.

Рэнд говорил вызывающе, угрюмо, словно ребенок, который хочет добиться уважения и равенства, но знает, что этого никогда не будет.

Нетерпение промелькнуло на задумчивом лице Михаила.

— Тогда я приказываю тебе и даю исцеляющий отдых, необходимый и твоему телу, и твоему сознанию.

Его голос был бесстрастным, как всегда. И если бы не ярость, пылающая в черных глазах, Рейвен подумала бы, что он заботится об этом мужчине.

— Мы не можем себе позволить потерять и тебя, Рэнд.

Его голос вдруг стал бархатным, повелевающим.

— Ты отправишься спать, Рэнд. Ты отправишься к Эрику, и он поможет тебе приготовиться и защитить себя. Ты будешь пребывать во сне до тех пор, пока не перестанешь представлять опасность для себя и для других.

Рейвен была поражена и встревожена его неограниченной властью, которую он сам воспринимал как должное. Один только его голос мог ввести в гипнотический транс. Никто не сомневался в его авторитете, даже в принятии решения по такому важному вопросу, как сохранность ребенка. Она прикусила губу, запутавшись в своих ощущениях. Он был прав насчет ребенка. Она чувствовала какую-то неискренность в Рэнде, и все же то, что взрослый мужчина повинуется его приказу — вынужден повиноваться, пугало ее. Ни у кого не должно быть такого голоса, таких способностей. Что-то столь сильное могло быть применено неправильно, могло легко развратить того, кто владел им.