Тёмный рассвет - Elza Mars Страница 16

Вместо ответа другое воспоминание вспыхнуло на поверхностях кристалла, и Майлз погрузился в него. Он увидел шестилетнюю Дилосу с рукой, затянутой чем-то похожим на планки и скобы. Он сразу понял, что это были не просто скобы. Это были обереги и телепатемы с заклятиями на Синее Пламя.

– Вот, – объяснял мужчина, которого Майлз уже видел раньше, стоявшим вокруг женщинам, – мы можем полностью контролировать её.

– Ты уверен? Вы, колдуны, иногда так беспечны. Ты уверен, что отныне она сама не может пользоваться Силой? – спросила высокая особа с неприветливым, суровым лицом и красными, как у Дилосы, глазами.

“Твоя мать, – подумал Майлз. – И её звали… Торментила? Но… ” – Он не стал продолжать.

Королева не была похожа на любящую мать и выглядела такой же бессердечной, как остальные.

– Пока я не сниму заклинания, она не сможет использовать Силу. Я уверен, Ваше Величество. – В последних словах колдуна не было ничего необычного, но Майлз был потрясён.

От слов “Ваше Величество” Дилоса всё больше становилась наследной принцессой в его глазах.

– Повязка сделает её слабее, – объяснял тем временем мужчина. – И она не сможет снять её сама. Но я-то смогу… и в любое время…

– Когда она понадобится нам в качестве оружия.

– Да, но для того чтобы Синее Пламя появилось, должна пролиться кровь.

– Покажи, – раздался приказ королевы.

Мужчина пробормотал заклинание и снял повязку с руки девочки. Затем вытащил из-за пояса кинжал и быстрым привычным движением, каким дедушка Майлза потрошил лососину, сделал надрез на её руке. Шестилетняя Дилоса не издала ни звука и даже не вздрогнула. Кровь стекала по пальцам и капала на пол. Красные глаза девочки впились в лицо матери.

– Погодите, – попыталась остановить его старая учительница, – Синее Пламя не предназначено для того, чтобы его использовали таким образом, а ребёнок будет ранить руку каждый раз, когда…

– Сейчас! – приказала королева дочери, не обращая внимания на старуху. – Покажи мне, какая ты сильная. Порази Синим Пламенем… – Она медленно обвела взглядом окружающих и остановилась на учительнице. – Э… например, её.

– Ваше Величество! – Старуха охнула, прижавшись к стене.

Багровые глаза принцессы расширились от ужаса.

– Убей её! – раздражаясь, повторила королева.

Девочка молча покачала головой, но мать сильно сжала её плечо. Майлз видел, как стальные пальцы впились в тело ребёнка.

– Делай, что тебе говорят. Сейчас же!

Дилоса обратила взгляд своих больших испуганных глаз на старуху, которая съёжилась и что-то невнятно бормотала, подняв дрожащие руки, будто пытаясь закрыть себя от удара.

Королева отпустила плечо и схватила руку дочери:

– Сейчас же, гадина! Сейчас же!

И из детской руки вырвался синий огонь и полился нескончаемым потоком, как вода из пожарного шланга. Пламя откинуло старуху к стене и моментально охватило её полностью. На миг рот учительницы искривился в немом крике, а глаза вылезли из орбит. А потом старухи не стало – лишь на стене тень из пепла.

– Любопытно, – сказала королева и отпустила руку девочки. Её ярость исчезла так же быстро, как и вспыхнула. – Правда, я ожидала, что удар будет мощнее. Я думала, она снесёт и стену.

– Дайте ей время, – осипше сказал колдун.

– Хорошо, неважно, она и так будет полезна. – Королева обернулась к остальным: – Запомните вы все, время Темноты наступает. Конец тысячелетия означает конец мира. Но чтобы там ни произошло во Внешнем Мире, моё королевство останется навеки.

А маленькая девочка молча стояла и смотрела на то место, где только что стояла старуха. Её глаза были всё ещё широко раскрыты, зрачки большие и неподвижные. Лицо побелело, но оставалось бесстрастным. Майлз еле дышал.

“Ничего страшнее я не видел. – Он с трудом подбирал слова, мысли путались. – Она заставила тебя убить свою учительницу… Она заставила тебя сделать это. Твоя мать. – Он не знал, что ещё сказать. Майлз искал взрослую Дилосу в этом странном мире грёз. Ему хотелось поговорить с ней, увидеть её, обнять и утешить. – Мне так жаль. Мне жаль, что твоё детство прошло так ужасно”.

“Глупости, – отозвалась Дилоса. – Меня учили быть сильной. И лишь это имеет значение”.

“Ты росла без любви”, – сказал Майлз.

“Любовь – удел слабых. Иллюзия. И она может оказаться гибельной”.

Майлз не знал, что ответить ей.

И он поменял тему:

“А все эти разговоры о конце тысячелетия и конце света – что это значит?”

“Именно то, что сказано. Пророчества исполняются. Мир людей бредёт к своему концу в кровопролитии и мраке. А Обитатели Ночи будут править миром”.

“И ради этого они превратили шестилетнюю девочку в орудие убийства?” – мелькнула у Майлза осуждающая мысль.

Она не предназначалась Дилосе, но Майлз чувствовал, что она услышала.

“Я – то, что я есть, – сказала она. – И я не хочу быть ничем другим”.

“Ты уверена?”

Майлз огляделся вокруг. Он не очень понимал, что именно ищет… но что-то… хорошее, доброе… чтобы доказать ей… В кристалле вспыхнул новый эпизод.

Дилосе исполнилось девять. Она стояла перед горой больших валунов, каждый из которых был размером с небольшое авто. Её мать возвышалась над ней.

– Пламя! – скомандовала королева и девочка подняла руку.

Полыхнул синий огонь. Камень взорвался и превратился в пыль.

– Ещё!

И другая скала разлетелась вдребезги.

– Больше мощности! Ты не стараешься. От тебя нет пользы!

Целая груда камней взорвалась. Поток синего огня всё лился и лился. Он уже охватил рощу за камнями и, расплавляя сланец и гранит, крушил склон горы, как огнемёт сжигает деревянную дверь.

Улыбнувшись, королева одобрительно похлопала дочь по плечу:

– Так-то лучше.

“Нет. Это ужас! – возмутился Майлз. – Это совсем не то! Гляди, что такое семья”.

И он оживил воспоминания своего детства. Конечно, семья Нил не была какой-то особенной. У них тоже были скандалы, и иногда весьма неприятные, но было и много хороших моментов. Он выбрал их. Он показал ей свою жизнь… и себя. Как он хохотал, когда его папа смешно надувал щёки, разжигая костёр во время привала в горах. И как он нанюхался скипидара. А вот он рискованно взгромоздился на раму велика, Мелони крутила педали, и они с визгом летели с горы… Как он рассматривал волшебные цветы, распускающиеся на картинах, которые писала его мать. И как просыпался утром оттого, что шершавый горячий язык лижет его лицо, и видел свою болонку Джину, пыхтящую от счастья… и задувал свечи на торте в день рождения… и устраивал засаду, выскакивая из-за двери с наполненным водой ружьём и поливая Мелони…

“Кто