Волшебница на грани (СИ) - Петровичева Лариса Страница 17

— Тогда везите меня к вашему замечательному доктору, — я вздохнула и дотронулась веером до виска, выражая крайнюю взволнованность. — Я так переживаю, Гектор!

— Незачем, — ободрил меня Эбернати. — У доктора Кравена золотые руки. Да вы и так это видите, я пример его искусства.

Доктор Кравен практиковал в районе с поэтическим названием «Белые сосны». По словам Эбернати это был сосновый заповедник, где власти разрешили точечную застройку, и доктор Кравен построил здесь свою клинику. Это было белое двухэтажное здание, и, когда мы вышли из экипажа у ворот, мне почему-то сделалось холодно, несмотря на жаркий день.

Внутри это была самая обычная больница. За столом в приемной сидела девушка в белом халате и такой же белой шапочке, за ее спиной стоял аккуратный шкаф с медицинскими картами. Увидев нас, она доброжелательно улыбнулась и сказала:

— Здравствуйте, господин Эбернати! Как ваша челюсть?

Эбернати дотронулся до лица и с гордостью сообщил:

— Даже не ноет! Доктор Кравен творит чудеса.

Спустя несколько минут ожидания на диванчике меня пригласили в кабинет доктора. Я со вздохом встала и, посмотрев на Эбернати, сказала, не скрывая волнения:

— Надеюсь, это будет не очень больно.

— Не волнуйтесь, моя дорогая! Доктор Кравен просто волшебник.

Что ж, хочется верить…

Кравену было около пятидесяти. Рыжеватые волосы, уже начинающие выпадать, были зачесаны назад, в аккуратно подстриженной бородке были седые мазки, бледно-голубые глаза смотрели так, что я сразу же ощутила себя не просто обнаженной, а препарированной.

Эрик Ланге был блондином. Тощим, крючконосым, с торчащими ушами. Вроде бы ни малейшего сходства между ними не было, но я все равно чувствовала, что здесь что-то не так. Я не могла сказать, что именно, но колокольчик тревоги в моей голове так и заливался нервным звоном.

— Надеюсь, Гектор не слишком вас напугал? — с улыбкой спросил Кравен после обмена любезностями и моего краткого рассказа о том, что именно мне понадобилось у врача. — Он склонен преувеличивать свои страдания и мое мастерство.

— Я не из пугливых, доктор Кравен, — призналась я. — Тем более, зачем бояться врача?

— Разумный подход, — одобрительно произнес Кравен. — Что ж, давайте посмотрим на вашу родинку.

— Беда в том, что ее постоянно цепляет корсет, — сказала я, раздеваясь за ширмой. — И я боюсь, что она может разрастись. Или переродиться в опухоль. Лучше уж удалить, тем более, в умелых руках…

Только сейчас мне стало по-настоящему страшно. Родинка действительно мне мешала со здешней одеждой, но вот так вырезать ее… Кажется, я сваляла дурака.

Кравен осмотрел родинку, отошел к своему письменному столу и велел мне одеваться. Я вздохнула с облегчением: значит, резать меня будут не сейчас.

— Элементарный случай, — услышала я его голос из-за ширмы. — Сегодня и завтра у меня уже все занято, так что давайте запишем вас на послезавтра, на десять утра.

— Договорились, — чуть ли не с радостью ответила я. — Спасибо, доктор Кравен!

— Рекомендую вам избегать открытого солнца, — посоветовал доктор, заполняя мою карточку. — И воздержитесь от спиртного до операции и еще три дня после. Как там у классика говорится, не пей вина, Гертруда…

Я поблагодарила доктора и вышла из его кабинета, надеясь, что у меня получается скрывать дрожь и ватные ноги.

Не пей вина, Гертруда?! Откуда он, черт его побери, может знать Шекспира?

- Он попаданец! Он такой же, как я!

Когда Генрих вернулся домой на обед, я бросилась к нему и рассказала все о визите к доктору Кравену. От обеда Генрих сразу же отказался; он задумчиво мерил шагами ту комнату, которую отвел под кабинет, и я видела, насколько сильно он взволнован.

— То есть, он процитировал вашего классического поэта?

— Да!

Генрих еще раз прошел по кабинету и задумчиво запустил обе руки в волосы.

— Два варианта, — сказал он. — Либо доктор Кравен сделал это случайно, просто всплыла в голове цитата в тему. Либо он как-то понял, что ты тоже попаданка. И подал тебе знак. «Я вижу, кто ты, посмотри, кто я». Как он мог это понять?

Некоторое время я сидела молча, а потом решительно принялась раздеваться. Генрих смотрел на меня так, словно я потрясла его до глубины души, и он ожидал чего угодно, только не этого. Его взгляд потемнел, пальцы нервно забарабанили по спинке кресла.

— Вот! — сказала я и продемонстрировала ему свою левую руку. — Видишь этот след? Это от прививки. Первое: ее делают в моей стране. Второе — Кравен мой соотечественник, раз опознал ее. Если это, конечно, не совпадение. Но он осматривал меня и заметил шрам.

Генрих кивнул, и я стала одеваться. Дурацкое платье, сколько раз за сегодня я его снимала и надевала!

— Что ты сделала после того, как он это сказал? — поинтересовался Генрих.

— Ничего. Поблагодарила за прием и ушла. Он будет удалять мне родинку послезавтра, — меня вдруг накрыло такой волной паники, что руки затряслись. — Генрих, что делать?

— Для начала успокоиться, — Генрих опустился рядом со мной на диван, взял меня за руки, и мне действительно сделалось легче. Мы рядом, мы вместе, мы со всем справимся и разберемся. — Веришь?

— Верю, — кивнула я. Страх постепенно разжимал пальцы. — Так что нам все-таки делать?

— Я сегодня по долгу службы заглянул в банковские счета господина Кравена, — сообщил Генрих. — И выяснил, что два года назад ему мелкими платежами перевели достаточно серьезную сумму из Саатона. Хотя, если верить тому, что написано в документах при оформлении счета, он всю жизнь провел в Фаринте.

— Возможно, друзья или родня, — предположила я. — Но мне кажется, это кто-то из тех, кто спонсировал и одобрял его пытки пленных хевелинцев.

Некоторое время мы с Генрихом смотрели друг на друга и пытались уместить в головах все сказанное. Доктор Ланге действительно жил и работал в Лакмере. Он, вдобавок, оказался таким же как я, попаданцем из другого мира, и дал мне это понять.

— Знаешь, что мне не нравится? — сказала я. — То, что все произошло очень быстро. Не успели мы приехать, как нам уже поднесли Ланге на блюдечке! Твой дядя сразу же устроил тебя в банк, где ты смог пошарить по платежкам. Меня принялся окучивать Эбернати, стоило мне войти в дом. И вот он, военный преступник, берите и кушайте его с маслом. Профессионалы Марвинской секретной службы и хелевинской разведки не сделали того, что с лету смогли сделать два простачка? Уж прости, я в такое не поверю.

Люди, которые прикрывали Ланге и обеспечивали ему тихую и спокойную жизнь, просто позволили нам найти его. Я была уверена, что следующим номером программы будет смерть от руки доктора. Причем эта смерть будет долгой и мучительной — вряд ли Ланге откажется от возможности потренироваться. Генрих устало провел ладонями по лицу. Я вдруг почувствовала, насколько его вымотали все эти дни.

— Знаешь, я сейчас очень хочу просто встать и уехать, — признался он. — Скрыться так, чтобы не нашли, и плевать на корону. Нас с тобой хотят убить, Милли. Амиль, возможно, отстучал телеграмму дядюшке Олафу, когда убедился, что я это я, и тот дал команду прибрать меня чужими руками на другом краю света. Чтобы я уж точно не выплыл ни при каких обстоятельствах.

Я взяла его за руку, положила голову ему на плечо, вздохнула. Что бы я сказала своему клиенту в такой ситуации? Что нужно не падать духом, верить, что все будет хорошо, и продолжать действовать.

Но Генрих не был моим клиентом. За эти дни он стал моим другом, а друзьям надо говорить совсем другие вещи.

— Чего они ждут от нас? — спросила я. — Что послезавтра я приду на прием и попробую как-то прощупать Ланге, убедиться в том, что он — это именно он… Слушай, Генрих, но они ведь не похожи! Доктор Кравен совсем другой.

— Если ты скрываешься, то изменишь внешность, — сказал Генрих, задумчиво поглаживая меня по руке. — Вот он и изменил ее… Но почему он все-таки дал тебе знак? Ему бы сидеть тихонько и не отсвечивать. А он, считай, раскрылся полностью.