Неглавная героиня - Лебедева Ива Страница 17

– Раздражает, между прочим, и отвлекает, – сообщила я ему честно, не отрываясь от процесса. – Уверен, что хочешь на пустом месте выбешивать того, кто ковыряется сейчас в твоих ранах?

Не ожидая подобного отпора, Линь ненадолго притих, лишь глухо постанывая и вжимаясь лицом в подушку, когда в очередной раз приходилось причинять ему боль.

– Ай, полегче можно? – выдохнул он недовольно, подняв голову и завертев ею, то ли пытаясь стряхнуть повязку с глаз, то ли разминая шею.

– Нельзя! Не я тебя довела до жизни такой, терпи, – заявила я категорично и без лишних церемоний надавила ему на затылок, вновь ткнув лицом в подушку.

Спалиться, выдав свой пол, я не опасалась. Одной из плюшек, выданных Сияном по умолчанию каждой попаданке, было знание местного китайского как родного. А в китайском языке нет изменения глаголов по родам, и «довела» по звучанию от «довел» ничем не отличается. Так что конспирируемся дальше, пусть поротый лис лучше вообще не представляет, кто такой добрый его спас.

Но Линь тут же опять попытался поднять голову, будто каким-то образом прочитав мои мысли.

– Ты девушка?! – выдохнул он с бездной удивления в голосе.

– Это проблема? – только и смогла я сказать, несколько растерявшись от столь быстрой догадки. И все же задала очевидный вопрос: – Как ты узнал?

В другое время, думаю, лис бы начал юлить, но тут он и сам был малость обескуражен, посему ответил честно.

– По запаху. Ты пахнешь не так, как мужчины… – отозвался парень неохотно и тут же выдал категорично: – Но ты не можешь быть девушкой!

– С чего это вдруг?

– Девушки светлые и ранимые существа, они неспособны причинить боль! – заявило это чудо, вызвав у меня саркастический смешок. Ну-ну, судя хотя бы по тем змеючкам в академии, что прицепились сегодня ко мне, все эти «светлые и ранимые» вполне способны.

– Правда? Вот уж не знала, – фыркнула я, продолжая методично очищать рану за раной, уже особо не реагируя на дерганья и шипение Линя.

– Вам положено быть любящими и всепрощающими хранительницами очага! – взвыл лис, когда я подцепила кончик очередной нити, успевшей почти срастись с плотью.

– А где именно положено, не подскажешь? Может, я просто не там смотрела…

– Или боги тебе чего-то недодали. Например, сострадания к ближнему! – воскликнул он, снова на пробу дернув связанными руками. Я предупреждающе цыкнула, легонько щелкнув пальцами ему по лбу.

– О, поверь, и додали, и передали, и вообще поимели… кхм… но не надо о грустном. Все уже, теперь так больно не будет, – пообещала я ему, сжалившись, как только достала последнюю ниточку.

И закопалась в рюкзак за ингредиентами для целебной примочки. По-хорошему, раз у меня уже есть свое личное пространство под павильоном, расставить бы все по полочкам. Но пока у меня нет ни полочек, ни времени на это. Вот с пострадавшим разберемся и сделаем все как надо. А пока на весу, на коленках.

– Кто тебя нанял? – поинтересовался Линь таким тоном, будто мы у него дома и я пришла просить милостыню. А не он валяется у меня тут поротым задом и спиной кверху. – Я все равно узнаю, как выберусь!

– А ты так уверен, что выберешься? – хмыкнула я, растирая мясистые листья семи местных растений в бурую кашицу, тщательно и по алгоритму сдабривая ее своей ци. В который раз добрым словом помянула прежнюю Джейсин. Это заживляющее зелье считается одним из самых простых и в то же время дорогих и редких. Потому что чего проще – в равных пропорциях смешать и измельчить листья семи известных и не слишком редких растений? Вот. Но дальше начинаются чудеса с местной ци, поскольку лечебной довольно едкая бурая каша становится не сама по себе, а после тончайшего, очень четко выверенного по времени и силе воздействия ци.

И вроде бы алгоритм «толчков» в структуру растений простой, как детская считалочка, известный всем, ибо написан чуть ли не на первой странице каждого учебника по целительству.

Но фокус в том, что так филигранно владеть микродозами своей ци могут единицы. И до сих пор считалось, что достигается это путем многих лет самосовершенствования, после долгих изнурительных тренировок и полного овладения всеми потоками энергии.

Проще говоря, нужно быть как минимум магистром целительства, чтобы, владея огромной силой, управлять ее тончайшими проявлениями.

Вот только отчего-то никто не принимал во внимание маленький нюанс: обычно ученики с нормальным уровнем ци и более-менее мощным ядром проскакивают этап столь слабых воздействий раньше, чем научатся в принципе управлять ци. Мои пузырики – это как раз упражнение, позволяющее им двинуться дальше.

Но такие, как Джейсин, двинуться дальше как раз и не могли. Девочке просто повезло с родителями, они готовы были платить за редчайшие зелья и духовные камни, а также нанимать учителей. Иначе их дочь никогда не смогла бы сформировать даже такое слабенькое золотое ядро.

Джейсин это знала, этим мучилась. Больно постоянно ходить в аутсайдерах, чего уж там.

А потому она с упорством дятла всю жизнь долбилась туда, где хоть что-то получалось.

И в результате заживляющую мазь семи ядов и восьми ступеней я теперь могу производить в промышленных масштабах, даже не глядя на склянку, поскольку для меня щелкать слабыми импульсами по молекулярной структуре вещества в ритме детской считалочки не сложнее, чем отбарабанить тот же ритм пальцами по столу.

Чем я и занялась, добавив вкрадчиво в адрес беспокойного пациента:

– Подумай сам, ты совсем один, отрезанный от собственной ци, совершенно беспомощный. Понятия не имеешь ни где находишься, ни кто тебя похитил…

– Хотела бы убить – убила бы сразу. А так сама сказала, что лечишь. Чего тебе от меня надо?

– Да век бы тебя вообще не видела. Если б не ты, спала бы сейчас себе спокойно и видела красочные сны, – фыркнула я, нанося получившуюся вязкую прохладную субстанцию на первую рану, вынудив парня охнуть от неожиданности.

Глава

19

Следующие несколько часов прошли плодотворно. Я успела сходить на занятия – даже притворяться не пришлось замученной несчастной тенью, – вернуться, убедиться, что лис в подполе не помер и что спасательные мероприятия надо-таки повторить.

– Я не просил меня спасать! Зачем вообще?.. – начал он с запалом, но на половине фразы сорвался на короткий болезненный вскрик от моих манипуляций. Как бы я ни старалась действовать аккуратнее, а совсем минимизировать неприятные ощущения не удалось.

– Ну тихо, тихо. – Ей-богу, парня было жаль. Это я погорячилась, когда решила, что палач то ли его пожалел, то ли просто примерялся. Видимо, все шло по плану, не предусматривающему заживления ран от кнута в принципе. И хотя мое зелье имени детской считалочки творило почти чудеса, что-то в том кнуте было такое мерзкое, что мешало теперь заживлять рубцы. – Тихо, потерпи еще немного. Нельзя пить обезболивающий отвар так часто.

– Я больше и не буду пить, – заявил он угрюмо. Но прежде чем я высказалась по поводу детских капризов, добавил неохотно: – Мне уже выпитое мешает.

– В смысле? – нахмурилась я, и лишь с секундным опозданием до меня дошло, о чем он. – О…

– У, – передразнил этот засранец. – Так отвяжешь? Или мне под себя ходить?

Даже не глядя на лицо пациента, я поняла, что его губы расползлись в ехидной улыбке, это и по сочащемуся ядом голосу было ясно. Но в общем-то он прав, нужно что-то с этим решать.

– Пару минут, думаю, ты в состоянии потерпеть. Сейчас вернусь, – пообещала я ему и поспешила обратно в наземную часть домика.

– Эй! Ты куда? Не оставляй меня здесь, слышишь? – донеслось мне в спину, сдобренное парочкой сочных ругательств. Да уж, воспитанием здесь и не пахнет.

Я же тем временем наведалась в крошечную отдельную комнатушку, выполнявшую роль личной уборной. Здесь только и помещались бочка, в которой предполагалось совершать омовения, да небольшой стульчик с характерной прорезью. Точнее, стульчак, учитывая его функции. В него был встроен талисман поглощения, что позволяло с чистой совестью использовать сие приспособление без водопровода. Вот этот талисман меня сейчас и интересовал.