Бойся своих желаний [СИ] - Александра Авдеенко Страница 17

А со следующего дня началась осада. Рабочее утро начиналось с привета по электронке, иногда цветы, иногда приглашения в ресторан, театр, на природу на шашлыки. Какие-то приглашения я принимала, какие-то из-за своей загруженности отвергала. Но в один прекрасный момент стала замечать за собой, что утром, придя на работу, первым делом бегу к компу проверять почту и если вдруг он не написал — день проходит под знаком минус. Жду его ответов на свои меседжи, поминутно заглядывая в почту и тут же отвечаю, чтобы опять замереть в ожидании. Дни, когда мы болтаем через сообщения, становятся для меня счастливыми, и я буквально парю в офисе, не замечая косых, все понимающих взглядов коллег. Хорошо, что в тот период у меня было мало судов, а то не знаю, что бы было с теми делами. Я не могла сосредоточиться на работе, витая в облаках. Но долго так продолжаться не могло. Меня вызвал на ковер Илья Петрович Коваленко, мой начальник и один из совладельцев конторы, в которой я работала.

— Аверьева, — он тяжело на меня посмотрел, так и не предложив присесть. — Что с тобой происходит в последнее время? Март, слава богу, уже два месяца как закончился. Май на дворе.

— Илья Петрович, а вы собственно, о чем? — я еще больше распахнула глаза и уставилась на него до ужаса наивным и невинным взглядом.

— Полин, — тяжело вздохнул он. — Значит так, повторяю один раз: любые амурные настроения ты оставляешь за дверями этого помещения. Здесь ты только юрист, с холодной головой и таким же холодным сердцем. Впрочем, в зале суда тоже самое. А вот вне работы хоть на ушах стой.

Он стукнул ладонью по столу и встал, давая понять, что разговор закончен. Честно, так стыдно мне наверно не было никогда. Мало того, что дала повод для пересудов, так еще и дала повод усомниться в своей профессиональной пригодности. Хороший юрист, как и врач, как впрочем, и любой профессионал умеет абстрагироваться от личных проблем, радостей, всего того, что происходит с ним за стенами работы. Если ты этого не умеешь, то грош тебе цена. Я это знала, до этого момента умела, а вот с Алексеем моя хваленая выдержка дала сбой. Первый раз. Я пообещала себе оставить свою радость за дверями работы. Но обещать это одно, а вот выполнить — совершенно другое. Но я стала собраннее, погружаясь в работу с головой и стараясь поминутно не смотреть, пришло ли мне очередное послание или нет.

Так прошло еще две недели. Май закончился. Начался июнь, а с ним и сезон отпусков. Мы с Алексеем стали встречаться все реже и реже. В отличие от меня у него была самая жара. В строительстве лето — это пик сезона, когда нужно успеть очень многое. Вот он и пропадал то на одном объекте, то на другом, уделяя мне все меньше и меньше времени и внимания. Я скучала, нет, не так, у меня началась ломка. Общение с ним было наркотиком. Я все понимала, загруженность, работа, родные, друзья и дальше по списку — все это съедало его время, не оставляя для меня практически ничего. Письма стали редки, встречи еще реже. Мне было плохо, реально плохо. И вот тут я, наконец, осмелилась признаться сама себе, что влюбилась. Влюбилась со страшной силой первый раз в жизни. Раньше это было как-то не так. Не так остро, не с таким надрывом и безысходностью. Не с таким заполошным счастьем от любой весточки, встречи, касания.

Было ли это отдаление хорошо спланированной акцией опытного обольстителя? Хм, не знаю. Может — да, а может — нет. Возможно, он просто совместил приятное с полезным — работу с доведением меня до кондиции. К концу июня я разве что на стенку не лезла, загружая себя делами по самое не могу. В судах работы практически не было, все разъехались по отпускам и клиенты, и судьи. И я погрузилась в жизнь университета. Я возилась со студентами, пытающимися сдать мне очередной экзамен, с дипломниками, со студентами, жаждущими всучить мне очередную курсовую, содранную из одного из учебников. Читать приходилось много. Еще больше приходилось вбивать в нерадивые головы понимание того, что со мной этот номер не пройдет — или они нормально готовятся и нормально пишут, или свободны, невзирая на фамилии студентов и должности их родителей. Не нужно стране такое количество дипломированных бездарей. Декан ворчал и хватался за голову, а мне, если честно, было все равно у кого какие родители. Или студенты учат и сдают нормально или свободны. Как-то даже пришлось выдержать нелегкий разговор с одним папашей, занимающим не последнюю должность в Киевской мэрии. Ох, что я про себя тогда наслушалась: и пигалица желторотая, и босота приезжая, чего мне только не наговорили. Я, молча, выслушала, а потом спокойно спросила:

— Вас, простите, как зовут? — грозный дядечка посмотрел на меня непонимающе, неужели я не знаю такую известную в узких кругах личность.

— Пантелеймон Андреевич, — буркнул он.

— Так вот, Пантелеймон Андреевич, вы согласны, что юристы — это те же врачи. Только врачи решают проблемы, которые возникают в организме, а юристы те, которые возникают вокруг организма. Знания и тех и других порой спасают жизнь, отсутствие оных — смерти подобно. Если вашему сыну сейчас не привить нужных знаний, они у него не появятся никогда. Учиться тоже нужно уметь.

Да речь была банальной, а произнесенная мною, она была чем-то сродни истины, которую изрекает каждый уважающий себя младенец. Но что-то в моих словах его зацепило, и Пантелеймон Андреевич посмотрел на меня уже совсем другими глазами. Он некоторое время помолчал, размышляя над сказанным, а потом неожиданно произнес:

— Вы правы, — было видно, насколько ему тяжело далось это признание. — Я не буду вставлять вам палки в колеса, если вы решите справедливо оценить знания моего сына.

С Пантелеймоном Андреевичам мы впоследствии подружились, и он не раз помогал мне решать некоторые щекотливые вопросы, связанные с делами моих клиентов. С того момента меня никто не трогал, я могла зверствовать в свое удовольствие, вбивая знания в нерадивые головы студентов. Впрочем, через какое-то время, когда бывшие выпускники пошли работать, они не единожды возвращались и благодарили за то, что тогда не пожалела, не махнула рукой, не осталась равнодушной. Но это было потом. А в конце июня того ненавистного года я была погружена в работу, стараясь ничего вокруг себя не замечать и не расплескать то состояние внутреннего равновесия, которого я