Куклы - Марина Кравцова Страница 17

— Даже эта девушка, Мария?

— Даже она.

— Любить вы не способны, — сказала Аглая, и это был не вопрос. Но Элиот призадумался.

— То, что вы все здесь называете любовью, — всего лишь высшая форма несвободы. Каждый поймет желание сбежать из тюрьмы, но попытайся сбежать от любви — и тебя назовут подлецом. Впрочем, есть здесь одно существо… она не похожа на других. И, думаю, могла бы меня понять. Я очень это чувствую — ее ощущение свободы… полета… хотя она добровольно позволила мужчине связать ей крылья. Ее зовут Роза… как этот цветок.

Элиот Эмиран снова закрыл глаза, уносясь мыслями за пределы этого мира, и, быть может, в своих мечтах он уносился туда не один.

— Любить приятно, — сказал он наконец. — Поначалу. С Марией было хорошо. С Розой было бы, видимо, лучше. Но что мне делать теперь? Мария горит изнутри. Но ведь так можно сжечь не только себя. А я должен гореть, не сгорая.

— Звезды должны светить и радовать глаз, а не сгорать. И даже не согревать, — согласилась Аглая. — Ищите свой путь. Для меня вы сделали все, что могли. Вы забрали любовь — и отдали ее. Не будем благодарить друг друга. Мы просто однажды сошлись в одной точке… и оказались друг другу одинаково полезны. Ведь в том, что я хочу сделать, я тоже вновь найду себя.

Он не приходил, и Мария растерянно бродила по комнатам. Потом вышла на улицу, так же бесцельно шла куда-то по знакомым дорогам… Академия, оранжерея, яркие, украшенные зеленью дома, в которых живут друзья… она проходила мимо, не задерживалась нигде. Тревога превращала сердце в трепыхающегося от страха воробья, а где-то в его глубине уже рождалась режущая обида.

Мысль прогуляться до дома, где жил Элиот, мерцала и затухала, гордость возмущалась, надежда боялась раствориться в боли. Мария решительно миновала развилку, которая могла привести ее к тому самому дому, в котором есть скромная комната с лесенкой на крышу… Теплый ветер раздувал густые локоны, выбивающиеся из-под шляпки, гладил щеки, и столько солнца было вокруг, что Мария щурила глаза, которые слезились не только от яркого света.

Так продолжалось долго. Уже и солнечный свет стал бледнеть, и приближение вечера чувствовалось в воздухе… Причудливо-изысканное коричневое здание бросилось в глаза, когда Мария в очередной раз завернула за угол. «Древний янтарь»… То самое кафе… Она поняла, что смертельно устала, что ноги едва ее держат. Надо зайти, присесть… выпить кофе… успокоиться. Мария переступила порог. И увидела его. Элиот сидел в центре зала за круглым, покрытым ореховой скатертью столом. Задумчивый, нерадостный, он потягивал коктейль из бокала.

Она застыла на мгновение. Скорее бежать отсюда? Или — к нему, обнять, сказать, наконец все, все… Она сделала третье. Погруженный в себя Элиот даже не заметил, как Мария прошла в самый дальний угол и расположилась там за свободным столиком. Она заказала кофе. Пила его, обжигаясь, наблюдая, как время от времени Эмиран, словно нехотя, но все же поглядывает на сидевшую неподалеку от него парочку — Розу Лейн и Алекса Каэрэ. А они, казалось, вообще никого, кроме друг друга, не замечали.

Во всей этой ситуации было что-то запредельно ненормальное. Марии казалось, что она сходит с ума. Так просто не могло быть. Свои чувства она описать бы не смогла. Это было больше ревности, больше обиды, больше разочарования. Ее первая любовь умирала, обугливая те уголки сердца, в которых таилось самое уязвимое, самое потаенное…

К Розе подошел какой-то человек, прерывая ее идиллию с Алексом. В руках он держал огромный букет бордовых роз. Поклонник? Стало вдруг еще больнее, показалось, что весь мир состоит только из Розы Лейн и влюбленных в нее мужчин. Впрочем, Мария узнала в человеке с цветами владельца кафе. Он что-то говорил певице, она улыбалась своей прохладной улыбкой, потом встала и направилась к сцене. Мария опустила глаза. Безнадежная нелепость ситуации усугублялась еще и тем, что и Роза была ей дорога — старая подруга, отличный товарищ в неповторимые времена золотой четверки. Но сейчас Мария уже не знала, хочет ли она вновь услышать это неподражаемое, переливчатое, льдистое сопрано…

Тем временем Роза поднялась к роялю. Тапер заиграл мелодию, которую Мария узнала сразу — это была одна из песен Сардо Милиттэ. Нежная, грустная, пронзительная — такая привычная песня Сардо. Мария оказалась уязвимой перед ней, как и очень многие. Слез уже было не сдержать. Роза и Сардо… Эти артисты, которых она давно знала и любила, вместе всегда творили волшебство, сливая воедино свою гармонию. Мария была убеждена — никто лучше Розы песни Сардо не споет. Тапер играл его музыку, пожалуй, чуть похуже, чем она того стоила, но дивный голос Розы перекрывал все недочеты. Она была хороша — в длинном кремовом платье с обнаженными руками… И странная черная лилия украшала лиф ее платья.

Это случилась, когда Роза взяла самую высокую ноту — кульминация этого произведения, — ее голос зазвенел, взлетел высоко-высоко, пронзая сердца слушателей… и вдруг оборвался, упал, разбился… Роза Лейн лежала на сцене без сознания. Поднялся переполох. Алекс был уже рядом. Он приподнял девушку, но она очень скоро пришла в себя, мягко высвободилась из его объятий и поднялась сама.

— Простите, — сказала она сдавленно, обращаясь ко всем, кто ее слушал. — Я обязательно спою для вас… в следующий раз.

Стараясь держаться уверенно, Роза под сочувствующие аплодисменты сошла со сцены. Успокаивающе сжала руку Алекса, но тут же выпустила ее из своей ладони. Стоящий рядом юноша пожирал ее взглядом… Этот взгляд невозможно было не почувствовать. И обернувшись, Роза увидела, что Элиот Эмиран, мрачный, болезненно-бледный, не сводит с нее глаз. Без спроса он взял ее руку и жадно приложил к губам. Роза растерянно ему кивнула и отстранилась. А потом шепнула Алексу:

— Пожалуйста, не провожай меня сейчас.

— Но…

— Со мной все хорошо, просто… Давай встретимся в оранжерее завтра в полдень. Прости…

Она спокойно прошествовала к выходу, привычно высоко неся черноволосую голову на лебединой шее. Перед ней любезно распахнули двери, кто-то из персонала вышел вслед за певицей, чтобы помочь ей сесть в коляску, но ни Алекс, ни Элиот не посмели последовать за Розой — такая она была сейчас отстраненная, иная, незнакомая…

Тапер задумчиво заиграл какую-то печальную мелодию. Рассеянно скользнув потухшим взглядом по столикам, за которыми немногочисленные пока что посетители вернулись к своей еде и разговорам, Эмиран увидел наконец Марию. Она по-прежнему сидела за в углу за чашкой кофе и смотрела на Элиота жгучим взглядом.