Алина Борисова - За синими горами (СИ) Страница 19

Птичка молчала, не навевая подсказок, не давая ответов. По просьбе Анхена еще в те времена, когда он считал меня мертвой, древнюю фигурку обернули защитной пленкой, чтоб сохранить от возможных повреждений. Слишком старая. Слишком хрупкая. И недоступная. Пленка покрывает ее, словно тончайшая корочка льда, вот только не растопить, как ни крути в пальцах…

Анхену не понравилось бы, что я вновь достала ее, я знала. Но Анхена не было. Так давно уже не было. И по ретранслятору он больше со мной не связывался. Хотя их техника, в отличие от людских телефонов, передавала не только голос, но и изображение, а увидеть его — хоть через ретранслятор — хотелось безумно. Я помнила, как он говорил тогда Еве, что звонить, сообщая о своем отсутствии, он просто не видит смысла: «если меня нет — значит, я ушел». Наверное, это в нем еще от времен, когда средств связи и вовсе не было. Привычка, укоренившаяся столь глубоко, что не избавится. И потому не обижалась. И о плохом ни о чем не думала. Просто тосковала. Просто ждала.

Но вот если бы птичка… Если бы мне удалось вновь «взлететь» на крыльях сна, я смогла бы увидеть Анхена. Просто увидеть. И убедиться, что с ним все хорошо. А может, она дала бы мне силы пережить последствия всех этих стрессов, вновь стать здоровой, вновь почувствовать, как страсть переполняет каждую клеточку тела, вновь любить его, когда он вернется… не только душою? Это было бы, конечно, слишком сказочно, слишком невероятно. Но птичку я надела. А вдруг?..

Несколько ночей ничего особенного не случалось. Если я и видела сны, то обычные, те, что забываешь с рассветом. А потом ко мне пришел Лоу.

Во сне, конечно, так, как умел только он: словно обхватил мою сущность и понес. Вытянул туда, в призрачную степь. Его степь. Нашу с ним степь, где вечно чуть шелестит на ветру седой ковыль, где порой распускаются цветы и полыхают рассветы, повинуясь одной только воле спящего.

— Лоу! — едва ощутив себя стоящей среди высокой травы, бросаюсь к нему на шею. — Как я рада тебя видеть, ты бы знал! Я спрашивала о тебе, а Анхен сказал, что в самом деле… в самом деле тебя и близко не пустит…

— Да, — кивает он, обнимая меня в ответ, поглаживая по волосам, по спине, — я знаю. Хотел зайти к тебе нормально — и не смог. Не смог попасть в свой собственный дом… Он столько лет твердил, что его дом — мой дом, что я поверил. Нелепо, верно? — Лоу чуть усмехается, но я чувствую его горечь.

— Прости, — тяжело вздыхаю, отстраняясь. — Я все разрушила между вами…

— Ты? — какой-то миг он смотрит так, что я ощущаю себя песчинкой. Но тут же отводит взгляд. — Ты передо мной двери не запирала… Ладно, не стоит. Давай… пройдемся. Помнишь, как мы гуляли прежде?

Он протягивает мне руку, и мы идем. По бескрайней степи, под неярким ласковым солнцем. И картины прошлого оживают в памяти — как мы жили здесь, как я летала в своих снах… Какое-то время я возбужденно тереблю его всевозможными «а помнишь?..», не сразу замечая, что отвечает он, в основном, односложно и радости, подобной той, что захлестывала меня сейчас с головой, не испытывает.

Да и вообще не испытывает. Он сосредоточен, задумчив, напряжен…

— Что случилось, Лоу?

— Да нет, ничего… А знаешь, я скучал по тебе. Всегда думал, что одиночество этого дома меня успокаивает. А с тех пор, как ты улетела, пустота этих стен начала раздражать.

А в лицо не смотрит. Только куда-то вдаль.

— Скучал… А ни единого раза не приснился.

— Ну… просто не хотел вам мешать, — он чуть пожимает плечами. — Ты ж вроде так недвусмысленно всегда заявляла, что третий тебе лишний… А вот пока ты одна — могу немного побыть вторым, — и озорная улыбка касается его губ… Только губ, глаза так и не улыбнулись. Тусклые, серые, будто асфальт.

— А долго я буду еще одна, ты случайно не знаешь? Анхен предупредил, что задерживается, но… это было давно.

— Если ты не заметила, я больше не состою в личных друзьях авэнэ, мне не докладывают, — он попытался сказать это нейтрально, но раздражение все же мелькнуло.

— Да, прости, я просто… Я просто подумала, ведь Арчара… она ведь и тебе была не чужая, ты тоже член семьи, они не могли не позвать… Вернее, ты не мог туда не поехать — поддержать сестру, ей сейчас тяжело…

— Ей? Ну что ты, ей замечательно, — фыркает этот нежно любящий братец, все больше изумляя меня своим поведением. — А на церемонии я был, ты права. Простился… Ара, она… Понимаешь, она стала тьмой, непроглядной тьмой, но я помню дни, когда она была светом. Она творила чудовищное зло — но ведь и добра я видел от нее немало… Ара — это эпоха, огромная эпоха в жизни моей семьи… Теперь — ушедшая… — он вздыхает, и я чувствую, что его печаль — в отличие от всего прочего — искренняя. И светлая, без горечи. Горечь — она в чем-то другом.

— Так ты что, еще и с сестрой поссорился? — осторожно уточняю я.

— Да нет. Меня просто очень попросили не встревать… Ну так я и не встреваю. Гуляю вот. По травке. Ты со мной?

Улыбаюсь. Приобнимаю его одной рукой, желая приободрить:

— Ну, раз ты приглашаешь — как мне отказаться?

И тут же оказываюсь заключенной в его объятья. Он прижимает меня — крепко-крепко. И в этом нет страсти, нет любви — только тоска.

— Что, все настолько плохо?

— Чудовищно…

Сон дробится, пытаясь истаять в дымке, исчезнуть, раствориться в небытии. Но его руки сжимаются на моей талии чуть крепче — и картинка возвращается. Мы снова в степи — я и Лоу.

— Слабая ты стала совсем, — вздыхает вампир, — не удерживаешься. Энергии не хватает. Знаешь, я неделю потратил, чтоб до тебя дотянуться. Ты словно истаяла, тебя нет, я просто не мог подцепить, не мог вытянуть твою сущность — ее не осталось почти, оболочка… Так что быстро теперь не отпущу, даже и не надейся.

— Да я, в общем-то, и не пыталась, оно само… Мы, может, присядем? Или ты куда-то конкретно меня ведешь?

— Если бы вел — так давно привел бы, — чуть улыбается он. — Ты права, мы можем и посидеть. Хочешь, спрячем солнце за облаками. Или вырастим дерево, чтоб создать себе тень.

— Лучше дерево. Я, в последнее время привыкла… общаться с деревьями… И ты мне расскажешь.

— Что именно, Лар? — чуть прикрыв глаза, он тянул из земли росток. Скрупулезно, будто выращивал настоящее дерево — не во сне, в жизни.

— Что так гнетет тебя, что ты даже улыбаться уже разучился, — я усаживаюсь на траве, не дожидаясь, пока дерево станет достаточно большим, чтобы дать нам тень. — Размолвка с Анхеном? Но ты сам же ее спровоцировал, и едва ли не отдавал отчет… Размолвка с сестрой? Но, раз она носит твое кольцо — она читает в твоем сердце, и просто не сможет не понять… Она просто не может не знать, насколько она дорога тебе, и как ты искренен в этом… Вы помиритесь, по-другому и быть не может… Да и Анхен с годами поймет, все уладится, правда…