Песнь Серебряного моря - Надежда Черпинская Страница 19

я скажу, что мне нужен свой человек в Элтлантисе, что, в случае надвигающейся опасности, ты отошлёшь его гонцом в Ринайград. Тогда он останется, ведь это будет настоящее поручение от его королевы. А сама поспешу в Мангар, а потом в столицу. Постараюсь убедить Лиарина и Киралейна (если они уже вернулись) в том, что мы должны возвратиться в Элтлантис. Надеюсь, я сумею найти нужные слова.

– И надеюсь, что ты сумеешь сделать это вовремя, – добавил Эктавиан. – Поспеши, Эрсель!

– Завтра двинусь в путь. К вечеру буду в «Золотых мельницах»,– решила королева. – Спасибо тебе за всё, Эктавиан! Я была счастлива увидеть тебя.

– И я тебя, – улыбнулся эльф. – Я буду ждать вас, моя светлая.

– Мы приедем, – пообещала Мара Джалина, вставая. – А теперь пойду спать, завтра снова в путь.

– Пусть твои сны будут счастливыми, Эрсель! Да благословят тебя звёзды! – попрощался эльф.

[1] Друг мой

Литей проснулся, когда солнце уже светило высоко в небе. Потянулся, зевнул сладко и вдохнул полной грудью пахнущий ароматной смолой воздух – шатёр его стоял у корней могучей вековой сосны. Вспомнил Экталану, улыбнулся, ощущая, как сердце переполнилось радостью, светом и теплом. Он был счастлив, бесконечно счастлив!

Быстренько вскочив с постели, Дарген умылся в глиняном тазу, натянул куртку и выглянул наружу.

При свете дня эльфийский лес казался ещё прекраснее.

Неподалёку увидел смутно знакомого эльфа. Вчера принц уже встречал его, но имя вспомнить никак не мог. Светловолосый юноша с такими ярко-голубыми глазами, что и Литей мог позавидовать, улыбнулся широко и в одно мгновение очутился рядом.

– День добрый, господин Дарген Литей. Я – Гларистар. Как насчёт завтрака?

– Не откажусь, господин Гларистар, – поклонился Дарген, припомнив, что Гларистар – это тот, у которого быстрые ноги. – Зовите меня просто Литей! Ладно?

– Ладно, Литей, – легко кивнул эльф. – Идём!

Он привёл принца к каменному столу под раскидистым серебристым деревом. Блюда были те же, что и вчера, а вот напиток новый и удивительный – белый как молоко, тягучий как мёд, пряно-сладкий и переливающийся перламутром.

– Это сок плодов лиариса, – объяснил эльф.

Они поболтали как старые друзья. Гларистар оказался весёлым и приятным собеседником, пусть и немного легкомысленным.

– А где королева Мара, и Великий князь, и княжна Экталана? – поинтересовался Литей после завтрака.

– Твоя госпожа ещё спит, князь бродит где-то в лесу, а Экталана ждёт тебя у Белого Дворца, – выпалил эльф на одном дыхании.

– Тогда поспешим! – заторопился Литей.

– Я тебя провожу, – кивнул Гларистар и пошёл впереди, насвистывая песенку и привлекая тем самым всех окрестных пташек.

***

Экталана приветствовала Литея улыбкой, от которой у него земля ушла из-под ног. Потом она повела его по своим владениям, показывая, теперь уже при свете дня, наиболее красивые места Элтлантиса. Начиная Мраморной площадкой и заканчивая Заповедным озером.

– Это Кэнтрианэ. Я рассказывала тебе о нём вчера…

Экталана, сегодня одетая в золотое платье, похожее на паутину, расшитую чешуёй дракона, указала изящной рукой на гигантское дерево. Напоминавшее кряжистый дуб, оно горело в солнечных лучах золотом листвы, и это отличало его от других лесных великанов – серебряных, словно подёрнутых инеем.

– Оно никогда не меняет листвы, – сказала княжна. – Во время дождя и ветра с других деревьев срывает листья, а это за всю долгую вечность не потеряло ни одного. Это самое древнее из деревьев. Говорят, оно растёт здесь от начала времён и родилось в день Сотворения Мира.

– А самоцветы на ветвях? Неужто каждый из них когда-то носил эльф? – спросил Литей, разглядывая таинственно мерцающие зелёные камни, раскачивающиеся меж золотой листвы.

– Да, каждый. Это эльфийские сердца, оставленные на память потомкам, – подтвердила Экталана. – Даже если эльф гибнет вдали от дома, а не уходит по собственному желанию, рано или поздно камень возвращается назад. Только эльфы Запада не носят камней. А когда рождается новый эльф, на дереве появляется зелёная почка, из которой вырастает новый камень. Но такого не случалось уже давно. После моего рождения. Я была последней.

– Значит, ты самая юная из эльфов? – улыбнулся Литей. – А кто самый старый?

– Аринэль. Она самая древняя, – задумавшись на миг, ответила девушка, увлекая его дальше.

– Волшебница из леса Арин? – переспросил Литей.

– Да, она. Но о ней ты, наверное, знаешь побольше моего. Она в дружеских отношениях с твоим королём и госпожой Марой. А я её видела только один раз, и то в видении.

– Как же ты поняла, что это она, если ты её не знаешь? – удивился Литей.

– Глупый! – беззлобно усмехнулась Экталана. – Разве её можно с кем-то спутать?

Литей подумал, что он бы, наверное, смог.

– Она протягивала мне дивный ларец, украшенный зелёными камнями и серебряными узорами, и слеза скользила по её щеке. Я так и не поняла, что значит это видение. Впрочем, жизнь покажет… Тише! Ты напугаешь моих друзей! – Экталана предостерегающе вскинула руку.

– Каких друзей? – не понял Литей, оглядывая заросли.

Экталана шагнула вперёд, и из кустов орешника к ней потянулась голова оленёнка. Тёмные глазки беспокойно поглядывали на чужака, и ноздри трепетали. Но эльфийка достала из кошеля у пояса кусочки хлеба и две мелкие груши. И оленёнок уже без страха выпрыгнул на поляну.

Он был белоснежным, и только маленькие рыжевато-золотистые пятнышки мерцали, как огоньки.

– В лесу хватает травы и мха, но он любит, когда я приношу ему лакомства, – молвила княжна, кормя малыша с руки. – Иди сюда, Литей! Не бойся! Он теперь не убежит.

«А чего мне бояться, это же не волк?» – подумал Литей, зачарованный представшей ему идиллией.

И тут же зашумели кусты, и из них показалась жуткая оскалившаяся голова волка. Принц вскрикнул и схватился за меч.

– Нэа, харго![1] – вскрикнула Экталана от волнения по-эльфийски и схватила Литея за руку. – Это тоже мой друг.

– Волк? – опешил юноша.

А серый хищник улёгся у ног эльфийки с видом преданного пса, и даже оленёнок не убежал.

– Они… что же, у вас в лесу тоже добрые, – удивился Литей, – и мяса не едят?

– Нет. Волки – хищники. Такова их суть. Даже я не в силах это изменить. Но в моём присутствии он никого не посмеет убить.