Блог демона Шаакси, или адская работёнка (СИ) - Чернышова Алиса Страница 19

Забвение — естественный защитный механизм. Оно охраняет человеческий разум, который, в отличие от разума гениев, именуемых в просторечии ангелами или демонами, совершенно не готов к постоянным трансформациям. Для духов вроде моего любимого друга перемены природны и веселы. Старик или ребёнок, мужчина или женщина, зверь или рыба — для существа, не имеющего постоянной формы, это всё не имеет решающего значения.

Люди иные. Они полагают свою форму и суть, стать и природу неизменной величиной, константой, на которую они опираются. В этом смысле воспоминания о многочисленных рождениях и смертях, о разных телах и формах могут поставить человека на грань безумия. И позволить перешагнуть через эту грань.

Я, например, прямо сейчас совершенно точно безумен.

Сейчас я помню, как был и мужчиной, и женщиной, и оливковым деревом, и водным змеем, и соколом, и лисой. Я помню, как рождался и умирал. Личности и сущности, которыми я успел побывать, сражаются внутри меня за право первенства, и мне сложнее всего понять, где начинается память одного и кончается другого.

Здесь, сейчас, на гребне этого моря, которое готово меня поглотить, я отчётливо понимаю, почему людям не позволено помнить свои прошлые жизни. Вес этих тысячелетий и превращений пригибает меня к земле, сводит с ума, выжигает изнутри. Разум, не предназначенный для превращений, разум человека не может этого вынести.

Однако, также здесь и сейчас я отчётливо понимаю, что не променял бы этот опыт ни на что другое. Ни безумие, ни смерть не кажутся мне слишком высокой ценой за это знание.

Людям не позволено помнить свои прошлые жизни. Это одновременно милосердие и жестокость, потому что незнание порождает в нас страх смерти, страх неведомого, который, с одной стороны, медленно убивает нас, а с другой — побуждает жить каждую жизнь, как будто она последняя.

Так и нужно. Человек должен жить каждую жизнь, как последнюю. Иначе в ней нет никакого смысла.

Но я — другое дело. Я — человек, который вот уже несколько воплощений ищет способ не забывать свои прошлые жизни, не забывать единственное существо, которое всецело понятно и всецело дорого, не забыть игру, которую я начал давным-давно и твёрдо намерен выиграть…

И вот, я нашёл этот способ.

Человек не должен помнить свои предыдущие жизни. Это природный защитный механизм. Но есть на этом свете слова, чувства, долги и встречи, ради которых имеет смысл дерзнуть пойти даже против природы, против всех её правил и разумных защитных механизмов... В конечном итоге, не иди люди против природы, цивилизации бы не существовало вовсе.

Свойство и отличительная особенность разума - бросать природе вызов.

Человек должен жить каждую жизнь, как последнюю. Но я знаю точно, что последней для меня станет следующая жизнь.

И принимаю это знание с открытыми глазами.

Люди не могут тягаться с гениями стихий. Мы слабы, мы смертны, мы подвержены страстям и телесной немощи. Но в одном теологи правы, говоря о вечности: наша душа, не бессмертная, но всё же условно вечная, дорогого стоит. В сочетании с нашей волей она может творить любые чудеса, теперь я в этом уверен.

В конечном итоге, я почти добился своего. Осталось немного.

Игра, победой в которой станет свобода моего дорогого друга, в самом разгаре. Я вижу отсветы стальных крыльев на соседней крыше, а значит, скоро эта жизнь закончится. И, если я всё рассчитал верно, уже в следующем акте всё окончательно решится.

Я исправлю ошибку, которую совершило это мироздание. Я дерзну бросить вызов небесам, доказать им, что они ошиблись. Нет никого, кто более достоин высокого ангельского чина, чем мой дорогой друг; нет никого, кто менее достоин этого, чем скверна с железными перьями, пришедшая меня убить.

На небесах нет справедливости, и значит, я стану справедливостью.

Свеча истекает последними слезами. Я пишу, потому что это помогает мне собраться с мыслями, не потерять себя среди остальных воплощений себя же. Потом я сожгу эту бумагу, разумеется — и шагну навстречу своей гибели.

И своей самой последней жизни.

13

*

— Знакомься, — сказал я. — это Гектор. Гектор, это… а кстати, как зовут тебя?

Ангел, которая всё это время ошеломлённо осматривалась по сторонам и таращилась на старину Гека, перевела на меня не вполне осмысленный взгляд.

— … что?

— Как мне тебя называть, говорю? А то ангел, ангел… Но должно же у тебя быть имя, своё, личное. Как твой хозяин-подопечный, я имею право его знать, не находишь? Хотя бы для того, чтобы иметь возможность тебя позвать. А то понадобится хрупкому и ранимому мне защита, и дальше что? Что кричать, спрашивается?

— Ты можешь попробовать что-то вроде “караул”, — ути, какие мы язвительные. — У меня нет имени.

— Как? Совсем нет?

Она пожала плечами.

— Ещё не заслужила, видимо.

Я искоса покосился на неё. И ведь вроде бы не врёт; мне насчёт имени соврать сложно, будь ты хоть сто раз ангелом. А если имени у неё нет, то и прошлые воплощения свои она не помнит.

Хотел бы я, в таком случае, знать, что значили слова Ростовщика… Очень хотел бы.

— Я не так уж долго ангел, — говорила она между тем, — мы обретаем имя не сразу, но только в тот момент, когда становимся достойными.

Я неопределённо хмыкнул.

С именами у молоденьких ангелов интересная штука: они обретают имя только тогда, когда сами себя признают достойными своих крыльев. В теории это должно служить критерием отсева, на практике же… Ну, скажем, тот же старина Ваф взял себе имя на третий, что ли, день своего ангельского жития-бытия. Потому что, какую бы форму он ни приобрёл, Ваф из тех замечательных личностей, которые свято уверены: а кто же достоин, если не я?

Зато мой персональный ангел-хранитель, конечно, в своём репертуаре: рисковала головой, чтобы поймать отмороженных по всем статьям культистов, но достойной имени себя не считает.

В общем, если спросите меня, так себе критерий.

Я бы, может, ещё высказался на тему имён, но ангел меня опередила.

— Ты что, правда тут живёшь? — спросила она со странным выражением.

— Как видишь.

— И дружишь с крысами?

— Гектор отличный, — сказал я.

И тут же почувствовал себя неловко. Это было совершенно новое ощущение, к которому я не сказать что всю жизнь стремился.

Не то чтобы я планировал сегодня кого-то приглашать, в общем-то.

Не то чтобы я вообще когда-то кого-то приглашал — с тех самых пор, как единственный, кого я в теории пригласить мог бы, погиб. И с тех пор я оккупировал его прошлое жилище, которое собирался сменить после его следующего рождения.

Моими единственными гостями были мои ребята, то бишь голуби, и старина Гектор со товарищи. Они были милы, но в общем… Не особенно чистоплотны.

Как и я сам, если совсем уже честно.

Не хочется признавать, но прозвище “помоечный голубь” у меня всё же не за красивые глаза.

— Я зачарую для тебя комнату, — сказал я. — Дай мне минутку.

— Нет-нет, — она повернулась ко мне и теперь смотрела так, будто пыталась что-то переосмыслить. — Мне всё равно, где жить — я ведь ангел. Просто… скажем так, я несколько иначе представляла себе жизнь демонов тщеславия.

Ох, милая, не смотри на меня так внимательно — не ровен час, и правда что-то рассмотришь. А оно нам надо? Пока что точно нет. Всё и так, как любят писать в статусах мои потенциальные клиентки, сложно.

Уже вот две тысячи лет как.

— Ну слушай, — сказал я вместо того, — ты не понимаешь, что значит быть демоном.

— Правда? — приподняла она бровь. — То есть, всю эту ерунду про искушение, ходячее воплощение порока, продажу души, пентаграммы, одержимость и прочие прелести придумали просто для красного словца?

— Да как тебе сказать… А вам что, не проводили никаких кратких экскурсов на заданную тему? Не знаю. Семинары повышения квалификации, ангельские супер-курсы на тему “Демон. Что такое и как устроен” и вот это вот всё?