Вечер - Эль Джаспер Страница 19

Джози пожимает плечами.

— Мама любит давать нам школьные задания. Ну, знаешь, например, по науке. Думаю, скоро она заставит нас сделать вулкан. И что-то типа мини планетария. В прошлом я сделала слишком много, чтобы сосчитать, но ей они нравятся, даже если кажутся немного детскими. Я даже спрашивала, можем ли мы сделать что-нибудь классное, например, препарировать коровье глазное яблоко или что-то в этом роде. Нет, не можем. Но мы изучим несколько вещей с помощью микроскопа.

Я киваю.

— Звучит заманчиво. Увидимся позже, ребята.

Мы расходимся; мы с Эли возвращаемся в Татуманию.

Когда мы проезжаем по площади Саванны, даже раздражающие звуки уличного движения — гудки, крики людей и где-то совсем рядом грохот отбойного молотка — не в состоянии заставить мои глаза оставаться открытыми. Веки отяжелели и медленно закрываются. Звуки вокруг меня, даже ветер, стихают. Я смутно помню, как меня подняли и понесли в дом. Следующее, что я помню, — это то, что мир вокруг меня погружен в кромешную тьму, и я не слышу ничего, кроме звука своего медленного сердца.

Сейчас ночь, и меня окутывает темнота. Не только из-за физической нехватки солнца, но и из-за того, что у меня внутри темно. Когда я иду по тротуару, это поглощает меня. Я как кошка, всегда настороже, чтобы застать врасплох что-нибудь подозрительное. Поиграть с ним немного. Вонзить в него зубы. Убить его.

Что? Что, черт возьми, это было? Я останавливаюсь на полпути и оглядываюсь. Улица пуста, если не считать желтого такси «Саванна», припаркованного в нескольких кварталах от нас. Над головой нависают дубы; испанский мох свисает, как тонкие седые волосы, спутанные и узловатые. Тени поднимаются из углов дворов и старых кирпичных домов. Мне нравится темнота, а тени нравятся еще больше. Угроза. Вот что я чувствую. Но почему?

Я снова начинаю двигаться, медленно направляясь по тротуару к такси. Сначала у меня нет никаких намерений; я просто здесь, форма жизни, пробирающаяся сквозь тени, пытающаяся найти свой путь… куда-то. Думаю, у меня нет цели. Но в тот самый момент, когда мой взгляд останавливается на красном угольке зажженной сигареты внутри кабины, я понимаю. Теперь я зациклена на этом. На том, что находится внутри кабины.

В ушах отдается ритмичный стук сердца таксиста. Тук-тук. Тук-тук.

У меня есть цель. У меня есть намерение.

Страстное желание бушует во мне. Оно начинает жить своей собственной жизнью, и я бессильна это остановить. Или я просто не хочу. Границы размыты. Я в замешательстве. Что это внутри меня? Оно пульсирует. Дышит.

Обладает.

Я пробираюсь сквозь тени, приближаясь к припаркованному такси. Ближе к сердцебиению. Когда я подхожу к пассажирской двери, стучу в стекло указательным пальцем.

Стекло опускается.

— У меня перерыв, — говорит таксист с зажатой в зубах сигаретой.

Я улыбаюсь и наклоняюсь, чтобы посмотреть на него через окно. Волосы падают на мое плечо.

— Надолго?

Взгляд таксиста устремляется прямо на мою рубашку с глубоким вырезом, его взгляд задерживается на выпуклостях моей груди. Я позволяю это. Поощряю, делая несколько преувеличенно глубоких вдохов. Затем он смотрит на меня и улыбается.

— Уже закончился. Запрыгивай.

Я хватаюсь за ручку двери на заднем сиденье и забираюсь внутрь.

— Куда едем? — спрашивает он, глядя на меня в зеркало заднего вида. Нас разделяет пластиковое стекло.

Я небрежно пожимаю плечами, откидываюсь на спинку сиденья и встречаюсь с ним взглядом в зеркале.

— Тайби. Северный пляж.

Он снова улыбается.

— Принято. — Только теперь он выбрасывает сигарету в окно, затем заводит такси и выезжает на улицу. На улице Виктории мы поворачиваем налево. Мы оба молчим, пока не выезжаем на скоростную автомагистраль острова, почти до Норт-Бич. Молчим, но таксист то и дело бросает взгляд в зеркало заднего вида, чтобы понаблюдать за мной. Хотя я и смотрела на него, но не могу сказать, как он выглядит. Я не знаю, какого цвета у него глаза или кожа, не знаю, сколько ему лет. Я знаю только, что, несмотря на то, что он курит, у него сильное сердце. Чертовски сильное.

Мы как раз въезжаем на последний мост. Дороги пусты, ночь безлунная. Прилив высокий, и в воздухе витает острый запах морской воды. Я вижу боковую улочку, идущую вдоль болота.

— Поверни направо, — говорю я.

Таксист делает, как я прошу. Он медленно едет по узкой боковой улочке. Дорога петляет, огибая болото и соленую воду. Мы подъезжаем к нескольким арендуемым домам на сваях. Они кажутся пустыми.

— Останови здесь, — говорю я, когда мы подъезжаем к одному из домов на сваях с видом на соленую воду.

— Тысяча девятьсот шестьдесят пятый, — говорит он и полуоборачивается на сиденье, чтобы посмотреть на меня. — До Победы было далеко. — И снова его взгляд скользит по моей груди и задерживается на ней.

— Все при мне, — говорю я, а затем пускаю в ход силу обольщения. Я откидываюсь на спинку сиденья, грудь выпячивается из-под рубашки, и взгляд таксиста прикован к ней, будто он никогда раньше не видел сиськи. Я медленно опускаю пальцы к вороту рубашки, и таксист чуть не пускает на себя слюни. Он так увлечен тем, что пальцы шарят так близко к моей груди, пытаясь достать то, что он считает платой за такси, что не замечает, что происходит на самом деле. Разделяющая нас пластиковая перегородка разлетается вдребезги, когда я поднимаю ногу и ударяю по ней каблуком. Таксист в шоке смотрит на меня, открыв рот. Одной рукой я хватаю его за воротник рубашки и тащу через сиденье, прямо сквозь оставшиеся осколки пластикового стекла. На заднем сиденье я сажусь на него верхом, и на долю секунды его глаза встречаются с моими и загораются. Его член твердеет подо мной, и я чуть не смеюсь. Этот ублюдок думает, что с ним можно потрахаться.

То, что внутри меня, теперь свободно. Я закрываю глаза, тело содрогается, но только на пару секунд. Когда я снова открываю глаза, ничего не вижу и ничего не чувствую. Я слышу только биение сердца. Звук крови, бегущей по венам. Это манит меня, дает волю моему желанию. Одним плавным движением я срываю тонкий слой его рубашки и впиваюсь в его грудь. Мои зубы прокусывают кожу, кости, мышцы, пока не раздается хлопок, и теплая жидкость не оседает на моем языке. Сейчас я в неистовстве поглощаю пищу, и пронзительные крики мужчины едва пробиваются сквозь мое внимание.

Эти