Анна Гаврилова - Золотой ключик для Насти Страница 2

— Ну нифига себе… — выдохнула подруга. А у меня в глазах защипало. — Не волнуйся. Тут и ёжику понятно, что ты не виновата. Артём разберётся.

И он действительно… разобрался.

Блондинка подхватила дрожащую пёську и, гордо задрав подбородок, вышла вон. Роскошный автомобиль мигнул фарами, лихо сорвался с места.

— Чтоб тебе гаишник за поворотом встретился! — прошипела Ленка. — Гадина крашеная, уродка, ду…

Жаркие проклятья оборвал подскочивший Артём. Лицо администратора пылало нездоровым румянцем, на щеках вздулись уродливые желваки, в глазах адское пламя. Но голос гнева не выдал, прозвучал строго и холодно:

— Настя. Ты отдаёшь себе отчёт? По твоей вине мы потеряли хорошего клиента.

Я потупилась. Не наигранно, по — настоящему. Пристыженный язык прилип к нёбу, колени задрожали. Ну что ответить Артёму? Он прав. Наша задача — удовлетворить клиента, каким бы он ни был. А я… не удовлетворила. И обидела вдобавок.

— Убери тот стол. Немедленно! — приказал Артём. И, грозно сверкнув глазами, скрылся за служебной дверью.

— Что это было? — потрясённо выдохнула Ленка.

— Какая разница? — тихо ответила я. — Всё равно ж накосячила.

Никогда не думала, что уборка может вызывать такое отвращение.

Злополучная собачья лужа растеклась по столешнице, с одно края уже капало. Брызги разлетались по полу, в воздухе висел запах, способный убить даже зверский аппетит. Я осторожно вытерла «произведение» несчастной животинки, тряпку выбросила. Тщательно вымыла стол, протёрла дезинфицирующим средством. А когда поднимала опрокинутый стул, обнаружила на полу связку ключей с брелоком в виде фигурки тойтерьера.

Машинально сунула находку в карман — нужно отдать ключи Артёму, всегда так делаем, если клиенты что‑то теряют. А едва закончила, рядом возникла Ленка. Голос прозвучал печальней похоронной музыки:

— Настя… Артём просил передать, что ты уволена.

— Как это? — ошарашено выдохнула я. И только теперь заметила, в руках Ленки свою куртку и сумочку. — А как же… расчёт?

Ленка не ответила, только головой покачала.

Всё ясно. Артём решил прикарманить мои деньги. Конечно, я же без «трудовой» работала, сама не захотела оформляться, чтобы не портить биографию этим эпизодом. Теперь требовать справедливости бесполезно.

Вариант только один — упасть в ноги и разрыдаться. Потом вытерпеть получасовую лекцию на тему «как обслужить клиента» и… Чёрт, кому я вру? Я слишком хорошо изучила этого гада, ему плевать на чужие трудности! У меня нет шансов. Никаких.

— Пусть подавится, — прошептала я.

Ленка поняла, горестно поджала губы.

— Настюш, всё образуется. Ты не расстраивайся.

— Конечно.

Одним движением накинула куртку, выхватила сумочку из пальцев подруги и метнулась на улицу. В лицо дохнуло свежестью, хрупкие иголочки весенней мороси упали на щёки.

— Ну и пусть! Чтоб тебе эти деньги поперёк горла встали! А мне плевать! И на тебя, и на вашу грязную забегаловку!

Только слёзы на глаза навернулись, горькие и злые.

Когда спустилась в Метро, стало совсем тоскливо.

Ну что я за человек? Совсем не умею за себя постоять. Если бы на моём месте оказалась Ленка, она бы и блондинку за пояс заткнула, и Артёма по стеночке размазала. А я… за всю жизнь только один раз взбрыкнуть посмела. И то… до сих пор жалею.

Как назло, деловитый голос диктора объявил мою станцию. Я нехотя вышла из вагона и поплелась домой.

Мой дом почти в центре Москвы, но глядя на фасад поверить в это сложно. Крошечное трёхэтажное здание построено в допотопные времена, с таким явлением как «капитальный ремонт» даже не сталкивалось. Штукатурка и краска давно облупились, в стенах зияет несколько довольно широких трещин, крыша того и гляди скатится вниз. Зато окна большинства квартир гордятся новыми стеклопакетами и красивыми занавесками.

Наш двор — тоже убогое зрелище: небольшая площадка, несколько поваленных деревьев, вечно переполненные мусорные баки и кружащие над ними вороны. Иногда приходят стаи бродячих собак, устраивают разборки с воронами и друг другом. Летом, когда махины окрестных высоток скрыты листвой, кажется, будто очутился в деревне. Но до лета ещё далеко.

Я живу в двухкомнатных «хоромах» на первом этаже. Одна. Квартира досталась от прабабушки, но вместо отличного подарка любимой внучке стала яблоком раздора. Родители настаивали, чтобы я отказалась от наследства в пользу старшей сестры, и это был единственный случай, когда решила настоять на своём. Глупая. Зачем нужна квартира, если родители и сестра знать меня больше не хотят?

Переехала, и мгновенно лишилась родительской помощи, пришлось искать работу. И почти так же быстро вылетела из института — работать и учиться на дневном невозможно. Надеялась за этот год скопить денег и восстановиться, хотя бы на вечернем, но и здесь ничего не получается. Неудачница.

Я вошла в подъезд, преодолела три лестничные ступеньки. Ключ в замке повернулся неохотно, пришлось как следует надавить. С чего бы это? Раньше никогда не заедал. Открыла дверь и замерла в ужасе.

— Что это?!

Одна, просторная комната с единственным малюсеньким окном, сквозь которое сочится тусклый свет. Стены из серых потрескавшихся досок. Слева железная кровать, справа покосившийся шкаф для посуды. Аккурат посередине комнаты сидит здоровенная крыса и деловито чистит шубку.

Зверюга почуяла новый запах, лениво повела носом и зыркнула на меня. Злобный крысиный взгляд вывел из ступора — я с визгом отскочила и захлопнула дверь. Сердце подпрыгнуло к горлу, ноги начали подкашиваться.

— Этого не может быть!

Мрачные стены старого дома подхватили крик, эхом разнесли по подъезду.

Я развернулась и внимательно посмотрела на дверь. Тёмно — синий дермантин советского производства, золочёная цифра «два» над глазком, затёртая ручка с остатками штампованного узора. В общем, дверь моя. Совершенно точно.

И подъезд тоже мой, родимый: стены, покрытые масляной краской ядрёного цвета, сверху пожелтевшая, местами вздутая штукатурка. По левую руку металлическая громадина — дверь Марии Петровны. Справа — серая, такая же неприметная, как и моя. За ней обитает тихий алкоголик, имени которого не знаю. И знать, если честно, не хочу.

Остаётся только один вопрос — куда подевалась моя квартира?

Я поднесла к глазам связку ключей и ахнула. Маленький тойтерьер радостно улыбался нарисованным ртом. Показалось, ещё немного, и эта скотинка тявкнет.

Осторожно, чтобы не спровоцировать крысу, приоткрыла дверь. Картина не изменилась — старая хибара, освещённая тусклым светом, который пробивается в единственное окно. Такой дом даже врагу не пожелаешь. Снова повернула ключ, заперла замок на привычные два оборота. Теперь попробуем открыть старым ключом…