Анна Гринь - Взмах веера (СИ) Страница 2

Порычав на одной ноте несколько секунд, я поднялась и совершила вторую попытку прорваться сквозь заросли, наконец оказавшись по ту сторону. Полоса орешника заканчивалась как раз у корней ближайших деревьев, где высокие разношерстные кроны отбрасывали густую тень. Даже трава избегала тени, ютясь на маленьких островках пограничных территорий.

Я, осторожно ступая, обследовала сочные стрелки на небольших кочках, выискивая знакомые стебли дикого чеснока, но ему, видно, не приглянулась здешняя почва. У корней молодого дуба то тут, то там валялись разгрызенные желуди, предупреждая, что от обиталища белок нужно отойти подальше, если не хочу получить орешком или шишкой в лоб. Крохотный ручеек выбивался из‑под низко склонившей ветви старенькой березы, оплетал поросшие мхом камни и утекал в низину среди серых елей.

Прижав к груди лукошко, я обошла дуб и, осматриваясь, двинулась дальше, где деревья смыкали ряды, образуя сплошную стену из сосен, кленов и осин. По спине пробежал неприятный холодок, словно кто‑то неустанно следил за каждым моим шагом из‑за листьев и иголок. Посматривая вверх и под ноги, я медленно шла вперед, пока не сообразила, что мои страхи вызваны не опасностью, затаившейся в лесу, а обычных утренним морозцем.

— Кыш, — грозно велела я ему, передернула плечами, застегнула верхний крючок на куртке и почувствовала себя немного увереннее. — Нашла чего бояться.

Нервный смех мне самой показался фальшивым, но он меня немного отрезвил, напомнив, что я, прежде всего, маг, а уже потом девушка.

— Нужно держать нервы в узде, иначе не долга и с ума свихнуться, — резонно напомнила себе вслух, чтобы звуком голоса окончательно развеять страх.

После изгнанных, неожиданно появившихся на моем пути, — или я на их! — никто бы не удивился, что все время осматриваюсь, боясь подвоха. С этих легардов станется и деревья наколдовать из каких‑нибудь монстров, чтобы никто не почувствовал ровно до момента, когда его ногу начнет глодать многоглазый зверь.

Мне стоило долгих часов и даже дней уговорить Виру рассказать о тех созданиях, что встретились ей в логове Ашарсы. Сестра с содроганием вспоминала, с ужасом в расширенных зрачках описывая зубастые оскалы, длинные когти и ядовитые хвосты. Большинство из тех тварей были только выдумкой изгнанных, но не все. Совсем не все…

Исследуя записи в хрониках первых поселенцев — оборотней, я насчитала упоминание сотни разновидностей кровожадных и плотоядных монстров, а ведь мне удалось осилить лишь несколько пергаментных свитков. Язык легардов, на котором полуоборотни вели записи, хотя в быту предпочитали общий для континента людской, я осваивала нахрапом, выворачиваясь на изнанку в тщетных попытках, но продолжая раз за разом.

Вирене с этим повезло. По какому‑то необъяснимому стечению обстоятельств и под влиянием нескольких пересекшихся в неизвестной никому точке заклинаний сестра легко понимала этот заковыристый язык, чему как я, так и большинство магов академии неприкрыто завидовали.

Перекинув лукошко за спину, я перескочила вихляющую петлю ручья и оказалась будто по другую сторону реальности. Если на опушке даже заросли не мешали ветру, дождю и солнцу превращать прошлогоднюю листву в причудливые рыжие паутинки, то в чаще мягкая подушка, под которой отчетливо хлюпало от скопившейся среди слизких слоев влаги, пружинила под ногами, навевая воспоминания о детстве, когда можно было прыгать на перине и не бояться наказаний. Хмыкнув в накрученный вокруг шеи платок, я подмигнула засевшей в гнезде среди ветвей осины перешипке, чье серое присутствие выдавал лишь настороженный блеск желтых глаз, и заскользила вниз по склону, как зимой на деревянной дощечке, смазанной салом. Перепрыгнув корягу с кустиком белых грибов в изломе, пробежав по валуну и напугав вылезшую на охоту змею, я наконец очутилась в самых непролазных зарослях, где дикие кусты ежевики соперничали с пустоголовником и дикой сертилой. Маленькие белые цветы перемешивались с широкими темно — зелеными, почти черными листьями с хвостом — колосом на концах, меркнувшими в тени огромных желтых соцветий сертилы.

Присвистнув от радости, я выхватила из‑за голенища крохотный ножик и принялась за дело. Цветы завораживали, но пытаться оторвать их руками было безумием. Крин Тартин каждый раз предупреждал нас от такой глупости, показывая ладони с глубокими шрамами — следами заработанного опыта.

Толстые сочные листы сертилы ломались под лезвием, оставляя на ладонях зеленоватые следы, и я пожалела, что не взяла перчатки (точнее, мне не дали возможности их взять) — к вечеру ладони загрубеют и покроются темными пятнами, смыть которые удастся разве что через неделю. Из пустоголовника я связала плотный пучок, завернув его в пару листов лопуха, чтобы они не успели подвять за несколько часов.

Листья пустоголовника следовало подсушивать осторожно, неустанно посматривая, чтобы на черных кожистых листьях не появились коричневые или зеленые подпалины, затем растолочь с порцией пчелиного воска до однородной массы, постепенно подогревая горшочек, а затем получившуюся смесь разлить по плоским деревянным коробкам, проложенным тонкой тканью.

В любом городе княжеств плотная темная масса, сохранявшая ядреный аромат мяты почти целый год, стоила по серебряной монете за коробочку и считалась признаком благополучия в доме. Хозяйки покупали пустоголовник из‑за запаха, сами того не ведая, что отгоняют от дома еще хвори и мелких вредителей.

Из сочных листьев и цветов сертилы я собиралась выдавить сок, который при выпаривании превращался в липкую мазь для заживления ранок.

Уложив в корзину добычу, я продолжила поиски бледноцвета. Обойти заросли, простиравшиеся в обе стороны было не возможно, а прорываться сквозь них человеку казалось глупо. Поэтому я переставила пластинки в браслете, передвинув в начало синенькую, подхватила корзину зубами и нырнула в узкую щелку среди веток. Шкуре волчицы уж точно не угрожает такая мелочь как шипы и хлесткие удары веток.

Через десяток метров кусты сами собой сошли на нет, а я выскочила на широкую почти идеально круглую полянку, на которой не росло ни деревьев, ни даже травы. Землю покрывал тонкий слой серого пепла, где‑то чуть больше, где‑то чуть меньше.

«Ого!» — хмыкнула я и отскочила назад, опасливо принюхиваясь.

Пахло неприятно, сильной остаточной магией, как если бы кто‑то случайно или специально выжег кусок леса. Трава по краю пепелища пожелтела или вовсе высохла, так что я заключила, что пепелищу не больше нескольких дней.