Хлоя Нейл - Завеса Страница 2

Магия не была проблемой для Пара. В Запределье они купались в магии день и ночь, но у магии есть побочный эффект — их тела стали вместилищами силы. У некоторых были крылья, у некоторых клыки и рога.

Восприимчивые не могли перерабатывать магию подобным образом. Вместо этого, мы продолжали впитывать магию снова и снова, пока не теряли самих себя. Пока не становились духами, бледными и опасными тенями людей, которыми когда-то были, наши жизни были посвящены поиску еще большего количества магии, утолением этой ужасной жажды.

Восемь месяцев назад я узнала, что я Восприимчивая, попавшая в число неудачливых. Я была на складе на втором этаже магазина, передвигала огромный знак в форме звезды на более подходящее место. (На ряду с тростями, мой отец любил большие старинные знаки с заправок. Трости, по крайней мере, было легче хранить). Я поставила его на старый дубовый пол, и упала на спину. Я наблюдала в замедленном движении, как знак весом в сто фунтов с острыми лучами падал прямо на меня.

Не было времени подвинуться, перекатиться, или хотя бы выставить руки вперед, чтобы заблокировать острый металлический шип, который был нацелен между моих глаз. Но у меня была секунда обдумать и проклясть факт, что я пережила войну, только чтобы быть пришпиленной чертовым знаком с заправки, который следовало бы оставить гнить подальше.

— Нет, черт возьми! — выкрикнула я, выпуская весь воздух из легких, зажмурив глаза, как настоящая трусиха.

И ничего не произошло.

Сжав губы, я приоткрыла один глаз, чтобы обнаружить металлический кончик, зависший в двух дюймах над моим лицом. Я задержала дыхание, трясясь от адреналина и потея от страха, и целую минуту собиралась с силами, чтобы пошевелиться.

Я досчитала до пяти, затем откатилась в сторону. Лучик звезды ударился об пол, пробив его. В полу все еще была дыра глубиной в два дюйма.

Я не хотела, чтобы звезда пронзила меня, и она не пронзила. Я воспользовалась магией, о владении которой не знала — Восприимчивостью, чтобы остановить ее.

Тогда мне тоже повезло — монитор магии не сработал, и у меня остался мой магазин… и моя свобода.

Снова раздался грохот, выдергивая меня из воспоминаний на дорожку. Я подпрыгнула и тихо выругалась.

— Думаю, получается неплохо, парни! — заорала я. Но я либо была недостаточно близко, чтобы они меня услышали, либо им было все равно. Это была Ночь войны. Излишек во всем был уместен.

Шесть лет назад в Новом Орлеане бушевала Вторая Битва (первая битва Нового Орлеана в 1812 была сугубо человеческой. Насколько мы знаем). Она была одной из последних, и одной из самых крупных.

Сегодня мы празднуем то, что выжили, разукрасив все в разные цвета, перья, с кучей выпивки. Будет громко, безумно и чудесно. Будем надеяться, что меня не арестуют до начала веселья…

— Ты в итоге все пропустила, Клэр?

Я оглянулась и увидела за собой высокого, поджарого мужчину. Антуана Лафайета Гуннара Ландро, одного из моих лучших друзей, жара, казалось, не беспокоила.

Его каштановые, кудрявые волосы лежали в идеальном беспорядке, на губах была восхитительная улыбка, темно-ореховые глаза блестели. Сегодня на нем были обтягивающие черные штаны, рубашка без рукавов, демонстрирующая его накаченные руки, и сложные временные татуировки, украшающие его руки.

— Привет, Гуннар, — мы обменялись поцелуями. Я выругалась от очередного взрыва, за которым последовали золотые звездочки в небе.

Я улыбнулась через силу.

— Черт бы это побрал. А теперь они красуются.

— Рад, что ты в настроении, — сказал он, ухмыляясь. — Счастливой Ночи войны.

— Счастливой Ночи войны, умник. Покажи рисунки.

Гуннар подчинился и вытянул руки, чтобы я могла рассмотреть поближе. Новый Орлеан был городом традиций, и у Ночи войны были свои: долгий парад, фейерверки, газированный пунш, который мы называли просто Напиток, потому что ингредиентами было все, что под рукой. И с самого начала, когда не осталось ничего, кроме грязи и пепла, мы разрисовывали тела в память о погибших. Те из нас, кто выжил, создавали живые памятники.

Сложная картина на левой руке Гуннара изображала выживших, праздновавших это напротив Кабильдо, размахивавшими фиолетовыми флагами с четырьмя золотыми лилиями — официальный послевоенный флаг Нового Орлеана. На другой руке была каменная скульптура крыльев около местечка Тэйлишик в приходе Сент-Тэмэни, где состоялась одна из самых запоминающихся битв той войны, место, где в мир прибыли тысячи Пара.

От реалистичности картин у меня побежали мурашки.

— Серьезно, это чудесно.

— Пытаюсь отдать должное Ночи войны. И тете Рини.

— Пусть земля ей будет пухом, — пожелала я почившей и оплакиваемой тете Гуннара, которая была большой поклонницей Ночи войны, богатой, как Крёз[1], и по словам мамы Гуннара «не от мира сего».

— Ну, начнем вечеринку, — сказала я. — Хочешь что-нибудь выпить?

— Как всегда гостеприимна. Я так полагаю, чая тут нет?

— Думаю, немного осталось, — ответила я, открывая дверь и жестом приглашая его войти.

Гуннар был любителем сладкого чая, что сейчас было редкостью, так как сахар был непозволительной роскошью в Новом Орлеане. Еще один продолжительный эффект войны. Магия — сильная штука, и не должна была оказаться в нашем мире. На пропитанной магией земле ничего не росло, война разрушила фермы Зоны. И так как ходили слухи о бандах Пара в сельской местности, избежавших рейдов Сдерживающих, и охотящихся на людей, не так уж много бизнесменов желали добывать то, что там все равно не росло.

Примерно через три недели после того, как стояло ясно, что началась война, люди толпами бежали из городов, где происходили главные битвы — Нового Орлеана, Батон-Ружа, Мобила, так как мы не были готовы сражаться с Пара, даже на нашей территории.

Многие люди все еще спрашивали, почему мы остались в Зоне, зачем мирились с нищетой, угрозами нападения Пара, со Сдерживающими на каждом углу, с маячившим на заднем плане Островом Дьявола.

Некоторые остались, так как не было лучшего выбора, потому что кому-то надо было заботиться о тех, кто не мог уйти. Некоторые остались, потому что не было денег уехать, некуда и не к кому. А некоторые остались, потому что уже переживали тяжелые времена, когда не было электричества, удобств, и было слишком много горя. Они считали , что город заслуживает быть снова спасенным. Некоторые остались, считая, что если мы уйдем, то придет конец Новому Орлеану, Литтл Року, Мемфису и Нэшвилю. Культуре, еде, традициям. Членам семьи, которые существовали только в нашей памяти, привязывавших нас к земле.