Бек Макмастер - Рыцарь в потускневших доспехах (ЛП) Страница 2

Уилл отпихнул Рипа:

– Че ты тут делашь?

– Хотел бы задать те тот же вопрос. – Рип убрал клинок в ножны, чувствуя, как гнев медленно разгорается в крови. К чему спрашивать? Блейд отправил Уилла присматривать за ним. Убедиться, что новоявленный голубокровный не потеряет голову в трущобах и не окрасит кровью ледяную грязь. Холодок пробежал по спине Рипа, а рот наполнился слюной.

«Как соблазнительно. Всего разок поддаться…»

– Подумал, мож те помощь не помешает, – пробормотал Уилл, краснея. Вервульфен явно не ожидал, что его поймают.

– Ага, тока ты припозднился лет на десять, – ответил Рип, разжимая стальные пальцы.

Легкая улыбка заиграла на губах Уилла. Затем он прошел мимо и принюхался, раздувая ноздри и разглядывая переулок:

– Чем занят?

– Джем Сэдлер сказал, что Лиза Кент пропала три дня назад. Да и ее старика не видать, – ответил Рип, приближаясь.

Уилл остановился у деревянной двери, разглядывая нарисованный над притолокой знак в виде пары скрещенных кинжалов. Такая же татуировка была выжжена на внутренней стороне запястья Рипа и Уилла. Знак принадлежности и защиты, метка Блейда. Уилл снова принюхался.

– Че чуешь? – спросил Рип. Его органы чувств улучшились после того, как он стал голубокровным, но Уилл мог различить запах почти недельной давности.

– Странно. – Вервульфен нахмурился, опустил плечи под промасленным пальто из грубого полотна, выступил вперед и потер нос. – Химикат и больше ниче. Пахнет, как у Онории в рабочей комнате.

Онория, новоиспеченная жена Блейда. Рип глубоко вздохнул и почувствовал слабую вонь уксуса. Глаза слегка заслезились. Запах оказался достаточно сильным, чтобы задержаться в ноздрях, забив прочие уличные ароматы. Рип толкнул дверь и нахмурился, когда та легко поддалась. Не заперто.

Ни один даже самый отчаявшийся вор не переступил бы порог дома, отмеченного знаком Блейда. Однако… это же Уайтчепел.

– Э-эй! – позвал Рип.

Голос эхом разнесся по комнате. Даже еще не зайдя, Рип понял, что никто не отзовется. Тут веяло холодной пустотой места, где уже несколько дней никого не было. Он оглядел комнату: сковородка в умывальнике, гора штопки в углу… Прикрытый тонкой занавеской вход в спальню. И вдруг почуял кое-что еще.

Кровь.

Этот медный запах он различил бы где угодно. Рип рывком отдернул занавеску. На тонком матрасе валялся мужчина, с разрезанным от грудины до паха торсом. Внутренности свисали, будто сырые сосиски. Кровь давно высохла, но запах все равно витал в воздухе. Рип тяжело сглотнул. Зрение изменилось, окрашивая мир в оттенки серого и белого. Он почти справился с собой, но тут Уилл коснулся его плеча, и Рип почувствовал кое-что другое: свежую и горячую кровь, бегущую под кожей вервульфена.

Рип оттолкнул друга и, пошатываясь, вышел в переулок.

«Я ж кормился накануне… видать, этого недостаточно».

Мир вокруг вертелся в вихре, а смех продавца каштанов наждаком скреб по коже. Рип повернул голову в ту сторону, точно хищник выслеживая человека по звуку. Джем Сэдлер поднял глаза, побелел и припустил прочь. Рип нахмурился. Джем вел себя, как потенциальная добыча, и мир снова сузился до одной точки.

Черт! Рип яростно тряхнул головой, вытащил из кармана сигару с обрезанным концом и коробок спичек и поспешно чиркнул одной, зная, что Уилл молча наблюдает за происходящим.

– Ты как?

– В порядке, – рявкнул Рип, потирая металлической рукой затылок. Лучше постоять здесь, не так близко. Из-за биения крови в жилах Уилла голубокровный едва слышал уличный шум.

Вервульфен сошел с крыльца, хлюпая в слякоти тающего снега.

– Хорошенько его распотрошили. Надо рассказать Блейду.

Рип стиснул сигару.

– Нет, не трожь его. – Это было первое Рождество в Логове, и господин хотел устроить особенный праздник специально для Онории. «Ему и так хлопот хватает». – Я с этим разберусь.

Хотя бы для того, чтобы доказать свою смекалку. Последние полгода Рип был обузой. Слишком мучился голодом, чтобы приносить пользу. Надо доказать, что он способен управлять собой, и лучше возможности не представится. Бросив сигару на булыжники, Рип вдавил ее в мокрую грязь и пошел к улице.

– Побуду-ка я тута, – пробормотал Уилл.

Точно присматривает за ним.

Рип сунул руки в карманы и поймал взгляд шлюхи, греющейся у бочки с огнем.

– Делай, че хошь.

Рот наполнился слюной. Голубокровный подозвал девку, дернув подбородком. Пора позаботиться об изводящей жажде, и потом на ясную голову поразмыслить, кто убил старика Лизы Кент, и куда она, черт побери, исчезла.

***

Ощутив первый поцелуй мороза на щеках, Эсме подняла глаза. Мягкие снежинки падали с хмурого неба и запутывались в ее волосах. Она крепче сжала корзину. Эсме всегда нравился снег. Когда она впервые оказалась в Чепеле после смерти мужа, Тома, ей претили зловещие многоквартирные дома и грязные лачуги. Почти год получалось наскрести достаточно деньжат, чтобы прокормиться, пока однажды излишне дружелюбный сосед не намекнул, что мог бы найти для нее другую работу… если Эсме не прочь полежать на спине. Тогда она ненавидела и этот мир, и трущобы. В первый раз придя к Блейду умолять о защите в обмен на кровь, Эсме боялась его точно так же, как и все остальные. Неудивительно. Кто не боялся мужчины, прозываемого Дьяволом Уайтчепела?

Только с наступлением холодов, когда снег скрыл грязь и украсил окрестности белой периной, Эсме увидела проблески радости и смеха в этом мрачном мире. Когда по первости она боялась кровопускания до дрожи ногах, Блейд был с ней терпелив и предложил место экономки. Даже хмурые мужчины, работающие на Дьявола Уайтчепела, со временем перестали ее пугать. Немой Дровосек с металлической пластиной на голове; Уилл, дикий мальчишка-вервульфен, которого Блейд спас из заточения в клетке; а еще Рип: Эсме едва не рухнула в обморок, впервые увидев широкоплечего великана.

Он тогда подхватил ее, прижал к крепкому телу и резко вздохнул. Эсме помнила лишь проницательные зеленые глаза, с удивлением смотрящие на нее, и мощные мышцы левой руки, за которую ухватилась.

Рип заслужил ее доверие больше всех. Успокаивал низким голосом и помогал по хозяйству. Доставал вещи, которые находились слишком высоко, и сопровождал ее на почтительном расстоянии по улицам. Молчаливый и надежный, он ходил за ней тенью, почти не касался и становился по-настоящему жестоким, если какой-то мужлан выкрикивал непристойности вслед Эсме.

Месяца не прошло, а уже никто не осмеливался ее оскорбить.