За стеной из диких роз (СИ) - "Lett Lex" Страница 2

После долгих расспросов соседей, не устававших удивляться странностям девушки, она узнала, что найденный ею в лесу браслет принадлежит жене лавочника, которую местные считали либо колдуньей, либо просто счастливой. За всю жизнь она не потеряла ни одного ребёнка, все дети у неё рождались здоровыми, что вызывало зависть у многих семей. Старший сын, десяти лет отроду, уже помогал отцу в лавке, а самый младший только родился в конце лета. Лавочник крайне обрадовался находке и пригласил девушку в свой дом на ужин. Прежде чем Аннабелль успела вспомнить о скромности, её желудок громогласно ответил: «да». Гостеприимство Эмиля и его жены не знало границ, равно как и их гордость за свой дом и своих детей. Старшие сыновья наперебой рассказывали Аннабелль о том, как различать следы, как узнавать птиц по голосам, как ориентироваться по звёздам. Девушка слушала их и сама часто поправляла мальчиков, рассказывая им что-то новое про лес, который дети вполне могли считать своим родным домом. Вскользь она упоминала о том, что много путешествовала в последние два года, но это, как правило, оставалось без внимания и терялось в новом водовороте слов о деревьях, тропах, реках. Дочери Марион показывали гостье вышитые салфетки, вязаные шарфы и сделанные вручную игрушки. Порой Аннабелль казалось, что она тонет во всём этом обилии информации, не в силах ответить всем сразу. Борясь с беспокойством, она улыбалась, кивала и повторяла слова восхищения, сама не понимая, кому она это говорит. Марион же успевала одновременно управляться со всеми детьми: что-то объяснять старшим, поправлять косы младшей дочери, улыбаться мужу и предлагать гостье добавку. К концу вечера Аннабелль не сомневалась в том, что восхищается хозяйкой дома. Уходя, она робко сказала: «Если вам вдруг понадобится помощь… Не то, чтобы я напрашивалась или собиралась оставаться надолго, но, скорее всего, на зиму я останусь здесь, так что Вы можете не стесняться и…» — она замолчала под улыбчивым взглядом Марион, густо покраснела и, ещё раз поблагодарив хозяев за гостеприимство, ушла.

Зима пришла внезапно: только прекратились дожди, как землю тут же сковал лёд, который через несколько дней прикрыл ослепительно чистый белый снег, сделавший всё вокруг сказочно красивым. Скрылись лужи и покрытые рытвинами дороги, голые черные деревья, увядшая трава, а бывшие прозрачными окна покрылись шипастыми узорами, скрывавшими происходящее в доме от любопытных глаз. До первых прохожих Имфи напоминал городок с открытки: украшенный мерцающими огнями, свет которых отражался на снегу, и только дымившие трубы говорили о том, что в этой сказке кто-то живёт. Аннабелль тоже стала одной из её героинь. Она успела прилично задолжать за комнату к тому моменту, как река покрылась льдом, давая возможность идти по замерзшей воде, как по дороге. Уйти с долгом за плечами девушка не могла, поэтому стала прислуживать в гостинице, где жила. Работа была несложной и в основном состояла из того, чтобы улыбаться и приносить гостям пиво. Аннабелль запросто справлялась с этим, часто заговаривала с гостями, шутила и вскоре стала совсем своей. Её прозвали «красавицей Анной», многочисленные матушки передавали ей угощения и ленты, пытаясь зазвать её к себе в гости. Казалось, все забыли о том, что красавица Анна — чужая в этих краях, а работает в гостинице, единственные клиенты которой — выгнанные из дома мужья, только потому, что задолжала хозяину. Никто и не думал о том, что ещё чуть-чуть, и девушка покинет Имфи. Но вот наступил последний день работы Аннабелль; на чистом небе светило солнце, заставляя выпавший за ночь снег, ещё не перемешанный ногами прохожих, ослепительно сиять. Ветра не было и мелкие снежинки висели в воздухе, отчего он мерцал и переливался, а при вдохе колол нос и горло, вызывая непроизвольный кашель.

Хозяин гостиницы, одинокий старик, единственной любовью которого была большая бочка с вином, слёг с температурой. Анна обошла весь Имфи в поисках врача, но узнала, что последняя старуха-знахарка пропала ещё осенью, якобы, ушла в лес прятаться от охоты на ведьм. С тех пор целителей не появлялось, а лекари-студенты в такую глушь не заходили. «Конечно, они все в столицу рвутся, руки кровью умыть», — в сердцах говорили местные. Аннабелль не спешила им отвечать, лишь с жалостью представляя, как эти молодые люди будут стараться вырваться из сердца страны, куда когда-то так стремились.

Не найдя никого, кто мог бы помочь, девушка осталась в гостинице и принялась сама ухаживать за стариком: поила его самодельными лекарствами, настоями из трав и делала мази из того, что находилось на дне её походного мешка. Её знаний хватало для лечения сильной простуды и простых переломов. Про себя она благодарила лекаря, у которого прожила несколько недель предыдущей зимой. Тот обучил её своему ремеслу, рассказал немного о целебных растениях и дал с собой несколько книг по медицине, изучив которые девушка была уверена, что сможет продержаться до тех пор, пока не найдёт хоть какого-нибудь врача. Хозяин гостиницы быстро поправлялся. Своё выздоровление он приписывал к теплому вину, которым его (по его же настоянию) поила Анна, добавляя туда различные травы. Вскоре гостиница превратилась в лазарет. Первый пациент обеспечил Аннабелль клиентами, так что она могла забыть о том, чтобы покинуть Имфи. Приходили с простудой, переломами, обморожениями, некоторые прибегали из-за простых царапин, другие приходили просто поговорить с целительницей, спросить у неё: «А что ты думаешь?» и доказать ей, что она ничего не смыслит в медицине. Девушка отчаянно искала книги по медицине, а если находила — читала их запоем. Приходилось либо быстро учиться, либо как можно скорее бежать, но при виде людей, смотревших на неё, как на последнюю надежду, Аннабелль забрасывала походный мешок под кровать и шла к пациентам. К весне она неплохо освоилась и научилась мастерски сращивать переломы, зашивать раны и обрабатывать царапины. Она понимала, что многого не может: не умеет лечить воспаления или диагностировать тяжелые заболевания, но простому народу было достаточно умения справляться с простудой. Однако благодарностями за лечение оплатить долг не получилось и вскоре хозяин гостиницы всё-таки выставил девушку. Тогда-то Эмиль и Марион приютили её у себя и даже выделили ей отдельную комнату, где она могла принимать пациентов. Аннабелль чувствовала себя крайне неуютно, как будто она притесняла семью, вырывала кусок хлеба у гостеприимных хозяев, а те просто смеялись над её причудами.

В конце зимы Аннабелль и сама заболела. Несколько дней она пролежала в полубессознательном состоянии, говоря беспокоившейся за неё Марион, что просто устала. Женщина согласно кивала и, невзирая на протесты, поила девушку её же собственными лекарствами. Та не помнила этого и, немного придя в себя, говорила сидевшей у её кровати по ночам Марион: «Вот видите, всё хорошо. Мне просто нужно было отдохнуть». Та лишь улыбалась. Честно говоря, Анна была даже рада своей болезни: на несколько дней её оставили в покое. Этого было более, чем достаточно, чтобы найти ответ на вопрос: «что делать дальше?». Посетителей стало меньше, по городку распространилось возмущение, порожденное людьми, считавшими, что целители вообще не болеют. Несколько знакомых исправно интересовались здоровьем Аннабелль, а некоторые сердобольные соседки подолгу сидели с Марион на кухне, жалея девушку, как бы невзначай упоминая, что и их сыновья сожалеют о болезни Анны. К моменту выздоровления казалось, что весь город уже похоронил целительницу и не один раз.

Чем ближе подбиралась весна, тем чаще Аннабелль задумывалась о побеге. Она корила себя, называя такой поступок низким и трусливым, но надеялась покинуть город до того, как начнутся волны сезонных заболеваний. И вот, в день, когда подтаявший снег уже смешался с размякшей землёй, порождая хлюпавшую под ногами бурую массу, девушка вышла на улицу.

Первым её желанием было вернуться в дом, подальше от грязи, в которой прохожие утопали по щиколотки, порывистого ветра, отправлявшего эту грязь вперемешку с капелью в свободный полёт, от солнца, слепившего привыкшие к полумраку комнат глаза. Переборов своё отвращение к весне, совершенно отличавшейся от картинок в нежно-розовых тонах, какие можно было увидеть на страницах романов, Анна сделала первый шаг. Бурая жижа залилась в ботинки и намочила подол, так что девушке пришлось поднять юбки и, перескакивая с места на место, медленно продвигаться вперёд, лавируя между такими же скачущими людьми. Это зрелище было довольно забавным: мужчины и женщины пытались одновременно смотреть себе под ноги, чтобы не поскользнуться, и вперёд, чтобы ни с кем не столкнуться, здоровались со знакомыми, ругали погоду, интересовались здоровьем. Женщины ко всему прочему старались выглядеть если не изящно, то хотя бы женственно, насколько позволяла ситуация и их понимание женственности. Как правило, это заключалось в перепрыгивании с места на место маленькими шажками, поднимая за собой фонтаны брызг и истошно повизгивая. Аннабелль выбралась на более-менее сухое место, поморщилась и пошла вперёд, держась за стены домов, чтобы не упасть. Мимо пронеслись несколько повизгивавших девушек, а вслед за ними передразнивавшие их молодые люди, бежавшие смеющейся и хлюпающей стаей. Анна с улыбкой посмотрела им вслед и продолжила путь. Она собиралась выйти к реке и взглянуть, не вскрылся ли лёд и есть ли ещё возможность пройти по нему.