Истинная (не) для президента (СИ) - Альшанская Снежана Страница 2

Может, мне стоило уйти прямо сейчас.

Но я бросила взгляд на последнюю строчку, повергнувшую меня на мгновенье в ступор. Пару раз моргнула глазами, удостоверившись, что мне не кажется.

- Это…

- Твоя зарплата. Контракт на три месяца. Столько ты получишь. Все уже с вычетом налогов.

Я сидела и смотрела то на оборотня, то на документ. Казалось, что я сплю и это все мне снится. Вряд ли я могла еще утром подумать, что буду сидеть и с глазу на глаз говорить с ним! А потом смотреть на документ с такими цифрами в графе зарплаты, о которых я даже думать не смела!

И за это все требовалось только три месяца моей жизни. Да и кто сказал, что будет плохо? Скорее нужно смотреть на это как на возможность побывать там, куда обычным людям путь заказан, и узнать то, что скрывают ото всех.

Нужно только поставить подпись, и…

Что-то изнутри меня сопротивлялось. Билось в истерике, вопило, всеми силами уговаривало не делать этого, не лезть в грязное дело. Кто его знает, как все случится завтра? Может, после этой работы меня станут ненавидеть все – начиная от городского мэра и заканчивая копающимся в помойке бомжом. Может, я наживу себе врагов?  Настоящих врагов, желающих открутить мне голову. А может, после этого всего мне будет стыдно смотреть в глаза людям.

Пока я раздумывала, оборотню позвонили.

- Да. Как такое возможно, ведь там все было хорошо? – ответил он. – Вот же сволочь. Сейчас буду.

Оборотень вернул телефон в карман.

- Я вернусь через пять минут. Дела. Пока что можешь подумать. И подписать.

Он направился к выходу из кабинета.

- Постойте, - окликнула я.

Он обернулся.

- А если я не хочу?

- Тогда придется тебя подтолкнуть. И поверь, мне не хочется этого делать.

- В каком смысле? Неужели я первая и единственная пришла на это собеседование?

- Не единственная. Даже не сотая. Но я выбрал тебя, - он резко шагнул ко мне, навис над головой, как скала. Что он делает? Будто…

…принюхивается?

 - Я скоро вернусь, - проговорил он и вышел.

Господи, зачем ему девственница? Неужели он планирует…

Такой. Как он, может планировать что угодно. И такого, как он, стоит бояться. Если я сделаю что-то не так – он может превратить мою жизнь в ад, а то и вовсе её лишить. Нет, точно нет. Я на это не поведусь. Плевать на деньги, пусть даже это первый и последний шанс в жизни получить столько. Потом долго буду жалеть.

По коже пробежал холодок.

Я стояла и смотрела на его лицо за окном. А он, как казалось, глядел в меня, прямиком в душу.

Огромный билборд с его фотографией на желто-белом фоне висел на здании напротив и занимал пространство целого этажа. Оборотень на нем усмехался, демонстрировал поднятый кверху палец и обещал каждому смотрящему на него богатство и процветание. Нужно лишь через три месяца прийти на избирательный участок и проголосовать за первого в истории кандидата в президенты-оборотня Виктора Голубоглазова.

Глаза у него и правда были голубыми.

Нет, черт возьми. Я отказываюсь.

Глава 2

Он вернулся ровно через пять минут. Будто стоял под дверью и ждал, чтобы войти. Ну совсем не похожий на политика. Политики – они все пожилые, с рыхлым телом, лишним весом, лысиной. А он…

Он казался результатом какого-то эксперимента по выведению идеального человека.

- Подписала? – не смотря на меня, спросил он.

- Нет. Пожалуй, думаю, эта работа не для меня. Извините, - я быстро направилась к двери.

- Стой, - его тихий, вкрадчивый голос подействовал на меня как заклинание, заставившее обратиться в камень.

- Нет, больше денег мне не нужно. Думаю, многие согласятся, а я не хочу.

- Я и не предлагаю. Но помнишь, что было два года назад?

- Не помню. Я никогда вами не интересовалась.

- Что с тобой было два года назад? В июле или августе, ночью.

Внутри все похолодело. Господи, он-то откуда знает? Всеми силами стараюсь забыть о том случае. Блин, ведь никому не говорила! Вообще никому!

- Тогда тебе повезло выйти сухой из воды. Но сейчас все может измениться, - говорил он, медленно подходя ко мне сзади.

- Ничего не было, - дрожащим голосом произнесла я.

- Было. И мы это знаем. Я просто скажу пару слов журналистам. И кто знает, что дальше? Может, и все обойдется. А может, и нет.

Я слышала его дыхание рядом со своим ухом. Ровное, спокойное. Даже оно было переполнено какой-то властной энергией. Он знал, что я боюсь. Загнал добычу в угол и упивался её страхом перед тем, как сожрать.

Мое сердце трепетало, уходило в пятки. По коже струился холодный пот.

- Сам не люблю газетчиков. Они много выдумывают, добавляют, врут, показывают с выгодного им ракурса, - еле слышно говорил он. – Кто знает, к чему в итоге приведет одна небольшая зацепка? Одни напишут одно, другие другое, третьи добавят трагизма, четвертые все раздуют. Тут можно лишь гадать.

Я сжала пальцы, а вместе с ними и волю в кулак, повернулась и взглянула в спокойные голубые глаза Голубоглазова.

- А если я расскажу тем же журналистам, что кандидат в президенты угрожал мне?

- О-о, а ты с зубками, - усмехнулся он. – Только мои конкуренты про меня и не такое сочиняют. А ты, между прочим, подписала договор о неразглашении. Это значит, что скажешь хоть одно слово о том, что здесь происходило, и я затаскаю тебя по судам. Ты окажешься в таких долгах, что и твои правнуки с ними не расплатятся.

- Не бойтесь. Не скажу. И голосовать за вас не буду, - фыркнула я, развернулась и вышла из кабинета.

Внутри меня все тряслось, голова кружилась, кожа покрылась липким потом. Я пулей промчалась по коридору, запрыгнула в почти уехавший лифт.

- С вами все хорошо? – спросила спускавшаяся со мной в кабинке женщина.

- Да, мне просто надо на свежий воздух, - пробубнила я, понимая, что вот-вот лишусь сознания.

А если он в самом деле расскажет про тот случай прессе? Если и в самом деле устроит мне «сладкую жизнь»?

Плевать. В рабство к нему я не собираюсь. Пусть даже за немалые деньги.

Дверь лифта открылась, и я чуть было не вывалилась из лифта. Едва удалось устоять на ногах. Кроме нервов давало о себе знать и недоедание. Денег нет, и когда последний раз нормально ела и вспомнить сложно. А завтра опять на поиски работы, в очередной раз слушать «мы вам перезвоним». Побыстрее бы стереть наглого политика из своей головы. Жаль, что так просто это не получится. Особенно если вскоре он будет везде, даже в чертовых новогодних обращениях к народу.

Пробежала через огромный, чисто вылизанный холл, выпрыгнула на улицу, вдохнула приятный, теплый весенний воздух и мне немного полегчало.

День был ясным, солнечным, именно ради таких люди и ждут окончания зимы. Небесное светило играло своими лучиками в окнах домов и проезжающих мимо машин, вынуждало людей снимать верхнюю одежду, больно било в глаза, заставляя щуриться.

Я оглянулась на здание, из которого вышла. То было новым, современным, с огромными окнами, прозрачной раздвижной дверью и странным дизайном, который обходился без углов. Все закруглено, сглажено, даже края окон выполнены полукругом. И нигде ни одной вывески. Лишь желто-белый флаг партии Голубоглазова намекал на то, что здесь происходит.

Я забралась в автобус, плюхнулась на заднее сиденье, с болью посмотрела на свой проездной билет. Еще два дня, и он станет недействительным. Мало того, пошла прострочка по кредиту и за коммунальные. Короче, полная задница.

Но беспокоило меня не это. Не первый раз я в такой ситуации, всегда что-то подворачивалось, как-то выпутывалась. Проснувшаяся совесть устроила во мне целый бойкот. Я раз за разом переживала те события двухгодичной давности, и каждый раз мне становилось не по себе. Надо было поступить иначе. Надо было вообще не быть там.

Проклятие!

Погрузившись в мысли, я проехала свою остановку. Пришлось долго идти пешком. А вернувшись в тесную арендованную вместе с подругой квартирку, за которую нечем платить, поняла, что не могу делать ничего, кроме как упасть на кровать и уснуть.