Вампирские хроники: Интервью с вампиром. Вампир Лестат. Царица Проклятых - Энн Райс Страница 2

Я построил ему часовню неподалеку от дома, и он проводил там целые дни – возвращался, когда уже начинало смеркаться. Это смешно: он так отличался от нас, отличался от всех, а я был самым обычным человеком! Ничего сверхъестественного во мне не было. – Вампир улыбнулся. – Иногда по вечерам я приходил за ним к часовне. Он сидел на каменной скамейке в саду, спокойный и отрешенный, а я рассказывал ему о своих бедах: о нерадивых рабах или дурной погоде, о недоверии к надсмотрщику и торговым агентам… Словом, о больших и маленьких заботах, которые составляли сущность моей жизни. Он сидел и слушал, изредка вставлял замечания, всегда очень благожелательные, и всякий раз я покидал его с осознанным чувством, что он разрешил за меня все вопросы. Я думал, что ни в чем не смогу ему отказать, и поклялся, что не буду мешать ему стать священником, пусть это даже разобьет мне сердце. Конечно, я заблуждался.

Вампир замолчал.

Юноша тоже молчал и смотрел на него. Затем, словно пробудившись от глубокой задумчивости, спросил, подбирая слова:

– То есть… Он не захотел стать священником?

Вампир пронзил его долгим взглядом, словно пытаясь постичь смысл сказанного. Потом ответил:

– Нет, это насчет себя я ошибался – когда думал, что не смогу ему отказать. – Он отвел глаза и взглянул в окно. – У него начались видения.

– Настоящие видения? – помедлив, спросил юноша.

– Не знаю, но тогда я ему не поверил. Это случилось впервые, когда брату исполнилось пятнадцать. Он был красив: нежная чистая кожа, огромные голубые глаза. К тому же, в противоположность мне, он отличался крепким телосложением… Но главное – его глаза. Когда я смотрел в них, мне казалось, что я стою на самом краю света совсем один… на овеваемом ветром песчаном берегу океана, а вокруг тишина, только рокот волн, накатывающих на берег… Да, – продолжал он, по-прежнему глядя в окно, – у брата начались видения. Сначала он говорил об этом намеками. Он ничего не ел и почти переселился в часовню, но и там все запустил: перестал зажигать свечи, менять покров на алтаре и даже не выметал заносимые ветром листья.

Дни и ночи он стоял на коленях на голом каменном полу перед алтарем. Однажды вечером я встревожился не на шутку. Целый час я смотрел на него из беседки, увитой розами. Брат ни разу не поднялся с колен и не опустил молитвенно сложенных рук. Рабы думали, что он сошел с ума. – Брови вампира удивленно поползли вверх. – Сам я считал, что он просто не в меру усерден, что в своей любви к Богу он зашел слишком далеко. Потом он рассказал мне о видениях подробно. Он говорил, что ему явились святой Доминик и сама Дева Мария. Они сказали, что он должен продать всю нашу собственность в Луизиане – все, что у нас есть, – а вырученные деньги потратить на богоугодные дела во Франции. Сам же он станет великим религиозным лидером и, возродив любовь к Богу в сердцах людей, будет бороться с атеизмом и Революцией. Своих денег у него, конечно же, не было, значит это мне следовало продать плантации и дома в Новом Орлеане, а деньги отдать ему.

Вампир снова умолк. Юноша изумленно глядел на него.

– Простите, – наконец очнулся он. – И что же? Вы продали плантации?

– Нет, – ответил вампир. Его лицо было невозмутимо и спокойно, как и прежде. – Я рассмеялся ему в лицо. Он пришел в ярость. Так приказала сама Дева Мария, кричал он, и кто я такой, чтоб не подчиняться? В самом деле, кто? – повторил вампир тихо, словно заново обдумывая ответ на этот вопрос. – Чем отчаянней он старался убедить меня в своей правоте, тем громче я смеялся. Я сказал, что его слова – полнейшая чушь и бессмыслица, порождение незрелого и даже болезненного ума. Я говорил, что постройка часовни была ошибкой и что я прикажу разрушить ее немедленно, а сам он начнет ходить в школу в Новом Орлеане и забудет про видения и прочий вздор. Не помню точно, что я еще наговорил. В памяти остались только гнев и разочарование, переполнявшие мою душу. Именно это я пытался скрыть за высокомерным смехом и суровой отповедью. Я и впрямь был горько разочарован. Я не поверил ни единому слову брата.

– Вас можно понять, – заметил юноша, воспользовавшись наступившей паузой; его лицо уже не выражало такого откровенного удивления. – Никто бы ему не поверил.

– Можно понять? – Вампир взглянул на него. – Я вел себя отвратительно, как отъявленный эгоист. Попробую объяснить. Я уже говорил, что любил брата. Иногда мне казалось, что он святой. Точнее говоря, я хотел в это верить. Я уважал его мысли, слышал его молитвы и твердо решил, что помогу ему принять сан. Но… Если бы мне рассказали, что в Арле или Лурде появился святой, которому является Дева Мария, я бы поверил, ведь я был католиком и искренне верил в святых: ставил свечи перед мраморными статуями в церквях, знал их имена, видел изображения, разбирался в символах и молитвах, – но я не верил, не мог поверить своему брату. Я не только не верил в его видения, но даже сама суть его слов была мне чужда. Вы спросите – почему? Потому что это был мой брат. Может быть, он святой и уж наверняка особенный, не такой, как все, – но только не Франциск Ассизский. Ни за что на свете: кто угодно, только не мой брат. Вот почему я вел себя как эгоист, понимаете?

Юноша немного подумал и кивнул.

– Может, у него и правда были видения, – сказал вампир.

– То есть… вы не знаете… наверняка?

– Не знаю. Но ничто не могло пошатнуть его убежденности в собственной правоте. Я видел это в ту ночь. Обезумев от горя и обиды, он выбежал из комнаты. И через мгновение его не стало.

– Как?

– Очень просто. Он распахнул стеклянную дверь, ведущую на галерею, немного постоял на верхней ступеньке каменной лестницы. А потом упал. Я бросился вниз, в сад, но он был уже мертв. Сломал шею. – Вампир потряс головой, заново переживая весь этот ужас, но его лицо оставалось невозмутимым.

– Может быть, он оступился? Вы видели, как он