Квирит - Alexander Agassiz Страница 2

— За твою уникальность! — произнёс центурион и отпил из фляжки. Массируя руками лицо и шею, пытаясь прогнать усталось, он заметил, что туман в области стоп стал гуще и скрывал путь сильнее, чем раньше. Римлянин задумчиво гладил накануне побритое лицо и крутил единственное кольцо на правой руке. Он думал о том, куда может привести его путь в неизвестность. У него не было каких либо чётких целий или непоколебимых ответов для самого себя. Зачем жить и почему не умереть, закончив страдания раньше, чем природа заберёт тебя сама? — раздумывал центурион под колыхающимися на ветру символами смерти. Перед тем, как отправиться в путь, к неизвестному, он, на прощание, приобнял кипарис. После этого, через несколько шагов, он обо что то споткнулся и не удержав равновесие, повалился, громыхая, во всей броне на землю. Шлем и щит разлетелись в разные стороны, и пытаясь нащупать улетевшие части своей экипировки, он не сразу заметил, что рядом находились две могилы. Вокруг них был особо сгустившийся туман, а из одной могилы, о которую римлянин споткнулся, туман даже исходил и клубился, словно исходил из глубины. Эти могилы были без всяких опознавательных знаков или надгробий. Холодные холмики и туман. Центурион тут же пришёл в, оттаченное за десятки лет, состоянии защиты и готовности, вытащил гладиус из ножен и осторожно приблизился к могиле из которой исходил туман. Он кинул на неё ветку, а затем камень. Однако к своему удивлению он не услышал приглушённого звука удара о землю. Не было абсолютно никакого звука. Когда туман чуть чуть расступился, он присмотрелся внимательнее и увидел, что могила быра раскопана и открыта, а земля разбросана рядом, словно кто то не был закопан в неё, а наоборот, выбрался оттуда. Тоже самое было и из другой могилы, но она, казалось, уже давно исчерпала свой туман и задубела. Среди листьев и комочков земли он увидел золото. Вероятно, о него я и споткнулся, — подумал римлянин. Убирая кончиком меча землю и освобождая золото, он увидел, что кусок этот был достаточно большым, а затем и вовсе удивился, когда увидел золотой слепок человеческого черепа. Он был настолько точным, что казалось его зарыл тут какой нибудь скульптор, мастерски владющей наукой анатомии. Словно это и был чей то череп, но полностью из золота. Даже сохранившиеся зубы золотисто блистели. Центурион убрал меч в ножны и вращал череп в руке, а фантазия непереставая накидывала причины его появляния.

— Христиане? Беглые рабы? Преступники? Заначки лесных банд или какой нибудь, неизвестный мне, ритуал захоронения? Или всё же работа скульптора, который пожелал спрятать свой шедевр?

Натуральное золото, без примесей, было редким и очень ценным материалом, а ещё достаточно мягким, чуть твёрже ногтя, что римлянин и проверял, слегка надавливая на череп тут и там.

— Элизия бы пришла в восторг от такой находки… Но остаётся лишь представлять, какой вечер рассказов она бы устроила, принеси я это. — Затем он добавил, с доброй усмешкой, — Хах, а через неделю он бы был на местной выставке искусств, а она бы, счастливая, стояла рядом и рассказывала людям об анатомии

За половину пройденной жизни, центурион видел достаточно смерти и её последствий, жестокости и ужасов, но никогда прежде он так не подскакивал от испуга, как в момент, когда увидел на своём плече чьи то золотые кости и ощутил, как они слегка сдавливают его. Римлянин быстро вытащил меч, уронил череп и повернулся грудью к угрозе, готовый к удару. Перед ним стоял золотой скелет без головы, грязный, ростом с римлянина. От увиденного, центурион бранно вскрикнул и отступил на пару шагов назад. Золотое тело, завёрнутое в старые, пожелтевшие тряпки, нагнулось за своей головой и с хрустом поставило её на место.

— Спасибо, что отдал её — сказал скелет, с отчётливо хриплым голосом.

— HUI2, ЧТО ТЫ?! — Выпалил центурион.

Скелет вращал кистями, шеей, поднимал и опускал ноги, приседал, вращал челестью, он словно разминался, или старался напугать римляниня. Затем скелет скрипуче засмеялся и искуственно закашлил:

— Хаха! Не узнаешь себя?! Я — это будущий ты!

Центурион ничего не ответил, только моргал и не двигался с места, полный профессиональной выдержки и концентрации. После этого, скелет, словно наслаждаясь испугом человека, c хрустом вытащил нижнюю челюсть и неуклюже и тяжело пошёл на центуриона. Однако, его издевательство над римским солдатом закончилось тем, что ему пришлось вновь подбирать голову с земли.

В этот раз центурион поставил ногу на череп и крикнул, повторяя прежние слова:

— ЧТО ИЛИ КТО ТЫ?!

Скелета зашатало и он едва остался на своих, одновременно мягких и тяжёлых ногах. Он махал во все стороны руками и показывал на свою голову. Центурион же пытался понять, реальность ли всё это или колдовство лесных нимф, сон, или он вовсе находиться на пороге смерти, а это предсмертные галлюцинации. Может быть всё, что он видит лишь иллюзия умирающего мозга, который подобно сновидениям, берёт что то из воспоминаний и меняет их до неузнаваемости. А в действительности, центурион сидит с лезвием в груди и медленно умирует, облокотившись на кипарисовое дерево. Но вернувшись к скелету, центурион слегка толкнул череп ногой, а сам отошёл на пару шагов назад, не выходя из защитной стойки. Скелет показывал руками, что сдаётся, а затем поднял голову, отчистил её тряпками от грязи, и вновь, с характерным щелчком, установил её на прежнее место. Он вытянул руки с поднятыми ладонями и стоял на месте.

— Прости меня. Это была дурацкая шутка, я извиняюсь. Ты просто не представляешь на сколько давно я не издевался и не шутил над кем нибудь. Мне было необходимо это чувство…свободы и превосходства.

Центурион спокойно отмерял собственное дыхание, контролировал его и молча наблюдал за каждым движением скелета и осматривал его, готовый к бою в любой момент.

— Я не причиню тебе вреда, ещё раз прости меня.

Затем центурион, c грубостью в голоcе, ответил:

— Ты один?! Где твой друг из соседней могилы?!

— Она пуста и поэтому я здесь. Я один. Его рядом нет. А что ты тут делаешь?

Центурион игнорировал вопрос скелета и спрашивал в ответ:

— А где он? И почему ты так двигаешься? Почему ты вообще двигаешься?!

— Я не знаю. Не знаю. А там лежал мой брат, не