Не рань мое сердце (СИ) - Аматова Ольга Страница 2

Но всё оказывается хуже. В комнату по соседству въезжает парень.

***

Впервые столкнувшись с ним, я пугаюсь. Больше от неожиданности: ничто не указывает на новосела, пока я разуваюсь и тащу пакет с продуктами на кухню. Я возвращаюсь в прихожую, стягиваю куртку и вдруг слышу, как унитаз сливает воду. Меня буквально парализует. Дверь в ванную открывается, и появляется он. Высокий незнакомый парень с накинутым на голову капюшоном худи. Мы смотрим друг на друга, в голове полной хаос. Бегущей строкой глупая до невозможности мысль о наглости грабителя, зашедшего пописать на дорожку…

– Ты моя соседка? – без интереса спрашивает он. – Хелен предупреждала.

– О чем? – отвечаю по инерции.

– О тебе.

Поворачивается спиной, идет на кухню. Ведет себя по-хозяйски.

– А меня она предупредить забыла, – говорю, осторожно продвигаясь по коридору. Он вроде адекватен, но в два раза больше и черт знает кто. – Так… кто ты?

– Кай. Снял комнату.

Я удивлена и ошарашена. Побеждает второе, и я говорю:

– Но ты… – Что? Парень? Вполне очевидно, спасибо, кэп. – До тебя тут жила девушка.

– Ага. Теперь буду я.

Он невозмутимо собирает себе бутерброд, будто не находит проблемы в разнополых соседях. Не то чтобы мы обговаривали этот вопрос при подписании аренды, просто мне это казалось очевидным. Теперь я понимаю, что не смогу надавить на хозяйку: она праве сдать вторую комнату кому угодно.

– Ладно. Ясно, я… – Что? Лучше бы молчала, чем блеяла робко. – Я Грета.

Он отвлекается от нарезки огурца (грубоватыми ломтями), поднимает бровь.

– Серьезно?

Пытаюсь сообразить, что не так с моим именем. Он продолжает:

– Похоже на Герду, да?

И усмехается. Мгновением спустя меня озаряет: Кай и Герда, Снежная королева, все дела. На самом деле у нас абсолютно разные имена, но он уже отвернулся, а на повестке дня есть более важные вопросы, чем хромающее чувство юмора нового соседа.

– Во сколько ты встаешь? – спрашиваю негромко, вымыв руки и начиная разбирать пакет. В холодильнике две полки и ящик с двумя отсеками, проблем с дележкой продуктов еще не возникало. Я с облегчением убеждаюсь, что он забил продуктами (неплохого качества) только свою половину.

– Мы уже на этой стадии, детка? – усмехается он, поглядывая с высоты своего роста.

– Я занимаю ванну на полчаса, с семи двадцати до без десяти восемь, – отвечаю ровно, не ведясь на подначку. В планах было пожарить курицу, но теперь я хочу побыстрее уйти к себе и беру творог. – Нормально?

Наверное, не стоило спрашивать, – думаю тут же. Я типа старожил. Могла бы просто поставить перед фактом.

– Полчаса? – повторяет он удивленно и меряет оценивающим взглядом. Всю, с головы до пят. Я в джинсах и рубашке, но чувство такое, словно стою перед ним голая.

Он хмыкает и ничего больше не говорит, а я отчего-то чувствую себя униженной. Словно девушка, не уделяющая себе минимум пару часов, не достойна быть объектом мужского интереса. Это субъективное впечатление, но очень уж красноречивой была его реакция. Стиснув зубы, заканчиваю с творогом и прячусь у себя. Впервые я не рада возвращению домой. Само ощущение дома подверглось серьезному испытанию – я больше не чувствую себя защищенной. Накатывает сильная, до слез, обида, но я шмыгаю носом и тру рукавом влажные щеки. Временные трудности, вот что это. Он вроде не горит желанием общаться – прекрасно, минимальное взаимодействие меня устроит. Как девушка я его явно не заинтересовала, и это тоже славно: не хватало еще терпеть приставания. А так всё предельно ясно, как-нибудь уживемся. Взрослые же люди.

***

Очень быстро я меняю точку зрения. Это происходит в субботу, когда я впервые вижу Кая не в худи. Не знаю, что у него за проблемы, заставляющие носить капюшон даже дома, но только в выходные он меняет толстовку на безрукавку. И повергает меня в ужас.

Когда я вхожу на кухню, он пьет воду из стакана, стоя вполоборота к окну. Левая рука упирается в откос, и я цепенею при виде его татуировок. Знакомых просто до боли.

– Будешь кофе? – спрашивает он неожиданно и беспричинно. Без «доброго утра» или хотя бы «привета». Я заторможенно киваю, пытаясь уложить в голове открывшуюся истину – он мой соулмейт, господи боже, что за нахуй блядь. – Можешь налить.

Его монструозная турка рассчитана на добрый литр, так что я заполняю кружку до краев. Я растеряна, обескуражена, поражена и понятия не имею, что обычно делают в таких ситуациях. Я не рассчитывала встретить своего соулмейта. Точно не так. Неужели нас свела случайность? Он реально не знает?

Напиток крепкий и горький, спасают молоко и сахар. Кай кривится, когда я мешаю кофе, стараясь не звенеть ложкой. Сам он не добавляет ничего, вливает в себя неразбавленный кофеин.

– Нравится? – говорит Кай резко, я даже вздрагиваю. Понимаю, что пялюсь на его «рукав», но не могу винить себя за это. Причина стольких бед и несчастий в моей жизни – вот она, напротив, а я молчу, не зная, что сказать.

– Необычно, – едва шевелю языком. Нервно облизываю губы. – Долго… делал?

– Долго, – отвечает он враждебно. – В чем твоя проблема? Татуировок никогда не видела?

Моя проблема? Моя? Да из-за тебя, мудак ты конченый!..

Я киплю внутри, но сдерживаюсь. Не нахожу смысла в скандале. Хочется выкрикнуть ему в лицо сотню обвинений, но… что толку? Мне нужен тайм-аут. Притормозить на секунду, хорошенько обдумать новость. Принять решение.

С того дня я исподволь наблюдаю за ним. Что ест, как готовит, когда (как часто) моется и бреется. Я веду мысленный список его недостатков, словно нуждаясь в доказательствах нашей несовместимости. Он питается всухомятку, полуфабрикатами, плита после него уделана каплями жира, мойка – брызгами воды, а на полу крошки. Он вешает мокрое полотенце обратно на крючок, и мое становится неприятно влажным. Он протирает запотевшее зеркало рукой, оставляя разводы. И хватает мою зубную пасту, хотя его стоит рядом, – после него на тюбике залом посередине, а я всегда давлю с «хвостика». В отместку я пробую пользоваться его пастой, но она такая ядрено-мятная, что приходится отказаться от этой идеи.

– На, – звучно кладу на стол упаковку. Я только вернулась с работы, а он сооружает себе бургер; мы каждый день пересекаемся в это время. – Подарок.

Он смотрит на зубную пасту молча, никак не комментируя мои слова. Потоптавшись, я ухожу мыть руки, коря себя за робость, которую невольно испытываю в его присутствии.

Второй тюбик утром уже в ванной. Мятную пасту я вижу в ведре для мусора и не знаю, чувствовать себя победителем или побежденной. Спустя неделю заканчивается мой тюбик, а его стоит не тронутый, и я жутко злюсь. Лезу в шкафчик за тампонами – да, сейчас не лучшее время меня бесить, – и вижу еще четыре упаковки такой же пасты. И снова не понимаю, победа это или поражение.

Его дурацкий график – еще одна причина для недовольства. Он то встает ни свет ни заря, то дрыхнет до двух. И никогда не ложится раньше трех ночи. Или уже утра? Я знаю это из-за одной сумасшедшей недели, когда спала по четыре часа в сутки, чтобы закончить проект до дедлайна. Его одобряют, мне дают премию и два отгула, один из которых я провожу в полной отключке. Выползая на кухню перекусить, нахожу в холодильнике на своей полке готовую еду, которую не заказывала – это суп и боул с красной рыбой. Урчание желудка побеждает вялые сомнения «вдруг Кай просто перепутал» (чего за ним не водилось), и я съедаю полноценный обед, не потратив и пяти минут на разогрев. На сытый желудок спится в два раза лучше.

Из-за близости к соулмейту меняется эта связь между нами. Становится… не знаю. Сильнее? Мне больше нет нужды себя калечить: когда он бьется коленом о стол, я потираю свое, морщась от неприятных ощущений. Когда мастурбирует в ванной, я прикрываю глаза и наслаждаюсь, уже не испытывая смущение. Когда трахает кого-то, исчезая на ночь, мне снятся эротические сны. Я все еще проживаю его жизнь, но чувствую себя соучастником, а не подражателем.