Пересдать и выжить. Гордыныч - Александра Черчень Страница 2

Моему отцу – Гарту Виниру – не́когда досталась булочная. Место отличное! И не где-нибудь, а в столице – блистательном О́риосе! Конечно, не Верхний город, где проживают аристократы и находится замок короля, но и не Нижний с мануфактурами и бедными кварталами. Шикарно для парня из простой семьи.

Совсем недалеко располагалась академия, а пешеходная прогулочная улица – буквально в сотне футов. Оставался сущий пустяк: пеки, радуйся, богатей!

Но тут выяснилось неожиданное: душа отца совсем не лежала к хлебу, а тяготела она к странствиям и путешествиям. Так что несколько лет подряд булочная так и стояла закрытой. Пока в одной из поездок папа не побывал в Ирейской империи, и не оценил их уличную еду настолько, что пообещал себе попробовать сделать в родных местах нечто подобное для жителей. Однако его путешествия какое-то время продолжались и довели отца до ледяных городов Норме́гии. Там, на севере, он и встретил мою маму – Линиа́ру Сверсинбе́рг. Отец влюбился с первого взгляда и привез ее в наше королевство Да́нвер.

Тогда-то и пригодилось помещение бывшей булочной. Папа вспомнил лапшу, что продавалась прямо на улицах в Ире́е, и решил в Да́нвере открыть свою лавку. Теперь у него была семья, путешествия прекратились. Отец хотел осесть здесь вместе с мамой и начал свое дело со всей страстью. В итоге имел успех! Оказалось, что голодные студенты с гораздо бо́льшим энтузиазмом едят лапшу с мясом и курицей в горячем бульоне, чем булки и другие быстрые перекусы.

Дом у нас был средних размеров, и я искренне его любила.

На первом этаже разместили саму лавку, маленькую домашнюю кухню и гостиную-столовую, где мы всей семьей собирались по вечерам.

На втором этаже располагалась спальня родителей, гостевая комната и моя. Но некоторое время назад я облюбовала для жизни чердак. А точнее – мансардный этаж. Как только достаточно теплело для того, чтобы можно было обогреть его магическим теплоля́тором, я переселялась туда.

Сейчас, наконец отмерев, я на цыпочках пробиралась в место своей силы. Миновала одну лестницу, еще более мышиной походкой прошлась по второй, спиральной. И тихонько открыла дверь в царство Элы Винир.

Здесь мне всегда дышалось и думалось легче.

По моей просьбе отец разделил мансарду на маленькую «прихожую» и основное помещение. Так что я бросила сумку с учебниками на кресло, стоящее возле лестницы, и вошла в свое логово, ведомая одной мечтой: забраться под одеяло и наконец-то поплакать. А потом соскрести в себе остатки душевных сил, чтобы сказать отцу, что все его усилия были напрасны.

Но, стоило мне перешагнуть порог, как со всех сторон раздался дружный вопль:

– По-здра-вля-ем!

– Эля лучшая!

– Пусть знают наших, аристократишки!

– С корочкой тебя, дорогая!

Угу. С хлебной, видимо. А уж никак не той, которая с разрешением на работу.

– Мама, – прошептала я, прижимаясь к ее плечу и чувствуя, как слезы все же побежали по щеке.

– Где тут моя специалистка?! – прорычал отец, отнимая меня у матери и забирая как переходящий приз. – Дай посмотрю на тебя, дорогая! Это что еще за слезы? Специалисты не плачут, Эла! Ах ты ж моя зельеварка ненаглядная!

Папа так прижал меня к себе, что затрещали кости.

– Эля, ты просто супер! – послышался рядом голос Риты – моей лучшей подруги. – И сегодня доказала всем, чего сто́ишь!

Да они меня решили добить, не иначе!

– А ну, бери себя в руки, переодевайся и спускайся вниз! – велел отец, отодвигая меня за плечи и встряхивая. – Мама испекла торт и купила по такому случаю эльфийское розовое ламите́! Будем праздновать!

– Да, но папа…

– Пожалуйста, позволь твоим старикам насладиться этим моментом с тобой, – прервал меня отец, заглядывая в глаза с высоты своего роста. – Мы хотим, чтобы запомнила этот день. Эла – ты наша гордость.

Папа был высоким, крепким лысым мужчиной с такой выразительной мимикой и харизмой, что задиры всегда обходили лапшичную стороной. Сильный, смелый и страшноватый снаружи, он был безумно добрым и любящим. И я его не заслуживала. Как и маму: миниатюрную светловолосую с большими голубыми глазами и самыми нежными объятиями на свете.

– Я вас очень люблю, – прошептала, снова начиная плакать.

– Ой, все! – отмахнулся отец здоровенной рукой, быстро отворачиваясь, чтобы никто не заметил влажный блеск в его глазах. – Рита, ты тут приведи ее в чувство и спускайтесь. Ждем вас.

– Мы тоже любим тебя, милая, – сказала мама, мягко улыбнувшись и следуя за отцом.

А я… я смотрела на закрывшуюся дверь и чувствовала, что хочу провалиться, сгореть со стыда, сгинуть! Я совершенно не понимала, как мне теперь быть.

– Эй, ты чего, Эля? – Рита встала передо мной. – Что-то не похоже это на слезы счастья.

– Потому что я проспала экзамен профессора Эрвикса, – наконец сказала я.

Глаза Риты принялись расширяться и достигли такого размера, что мне стало немного страшно.

– Ты не могла, – прошептала подруга. – Только не экзамен этого принципиального говню…

– Я проспала! – повторила, оседая на пол совсем без сил. – А мама купила ламите́ и испекла торт. Они так верили в меня.

Рита медленно присела напротив. Выражение ее лица оставалось таким, словно подруга только что испытала величайший ужас в жизни. Худенькая темноволосая, зеленоглазая, она всегда была оплотом надежды и уверенности в завтрашнем дне. Но сейчас, глядя на меня, Рита сказала:

– Это конец. Гордыныч… – Именно так она звала профессора Эрвикса. – Он никогда не позволит тебе пересдать. Придется брать академический отпуск, возвращаться и учиться заново целый год. Или… знаешь, мы можем травмировать его.

– Кого? – не поняла я.

– Эрвикса, – пояснила подруга. – Так что он уйдет на больничный, а ты подашь заявку на пересдачу. И тот, кто будет на замене…

– Рита, что ты говоришь! – ужаснулась я, размазывая слезы по лицу и добавляя тише: – Это как надо травмировать, чтобы он не смог выйти на прием экзамена?

Рита открыла рот и тут же его закрыла. Покачала головой, явно отметая собственную идею, как слишком рисковую для нас. А потом решительно поднялась, протянула мне руку и заявила:

– Ну вот что! Нас двое, а Эрвикс один, и мы его… – Сделав хищное лицо, она стукнула кулаком в ладонь, поясняя: – Прижучим!

– Как? – заранее восхитилась я, поднимаясь.

– Придумаем вечером, – пообещала Рита. – Родителям ничего не говори. Празднуем как положено. Не порть им этот день. Мы все решим. Договор?

Мне стало легче дышать.

Обняв подругу, я впервые с момента встречи с Эрвиксом улыбнулась:

– Спасибо, ты – настоящий друг.

– А теперь переодевайся в лучшее платье! – велела Рита. – Пойдем пить розовое ламите. Мы должны подкрепиться перед составлением гениального плана перевоспитания злобного педанта!

Я радостно кивнула: все же великое это дело – заговор с лучшей подругой против врага. Лучше любого лекарства от хандры!

Даниэль Эрвикс

Погода забыла, что скоро лето, и этим вечером разразилась мини-ураганом.

Ветер бушевал, бил в окна, рвался в двери. Но для себя я выделил странный, повторяющийся шум, отличающийся от остальных звуков. В какой-то момент стало очевидным: за окном моего дома творилась какая-то ерунда.

Я подошел ближе и отдернул штору, приготовившись отбивать любое возможное нападение. Был готов ко всему. Только не к тому, что увидел.

Там, за стеклом, в вечерних сумерках, неумело левитировала студентка Винир. Ее было видно наполовину, но и этого хватало, чтобы сильно озадачиться.

Всегда собранные в пучок светлые волосы оказались распущены и метались во все стороны из-за ветра, большие голубые глаза смотрели куда-то сквозь меня и слегка косили. Крупные алые губы беспрестанно шевелились: их обладательница то и дело повторяла заклинание, которое я не мог расслышать. Приблизившись, попробовал понять «на глаз», что она там несет.

– Я вас люблю, – повторил за движением ее губ. И в ужасе замолчал. Что за хрыс?!

Она счастливо кивнула и хрипло прокричала:

– Я вас тоже!

Я сделал шаг назад.

Студентка, одетая в сиреневый неправильно застегнутый плащ,