Татьяна Корсакова - Беги, ведьма Страница 20

И она повторяла. Сначала пять, потом десять, а потом и все тридцать, чтобы в один прекрасный момент осознать, что невозможное становится возможным, стоит только захотеть. В начале июня Лиза встала на ноги и не упала, в середине месяца сделала первые шаги от своей кровати до окна и обратно. И пускай ноги не слушались, а поясница и вовсе грозила переломиться пополам, Лиза понимала – теперь у нее точно все будет хорошо. В тот день она перестала плакать, а мама начала улыбаться мсье Жаку. В конце июня Лиза впервые вышла во двор. Там и упала. Но падать в мягкую траву было совсем не больно, и она рассмеялась. И мсье Жак рассмеялся вместе с ней. Его смех казался похож на воронье карканье, но Лизу это больше не пугало. Жаркое солнце путалось в его смоляных волосах, золотило смуглую кожу, и Лизе он казался почти красавцем.

– Меняем методу, мадемуазель Элизабет, – сказал ментор, отсмеявшись.

– Все хорошо? – На их смех во двор вышла мама, приложила ладонь ко лбу, чтобы лучше видеть.

– Все прекрасно, мадам Ольга! Мы идем купаться!

– Нет, погодите! – Мама сбежала с крыльца. – Это совершенно невозможно! Лиза не умеет плавать!

– Значит, самое время научиться, – сказал мсье Жак таким тоном, что мама не стала перечить, а Лиза так и вовсе обрадовалась.

До пруда было недалеко, и всю дорогу мсье Жак нес Лизу на руках. Он шагал размеренно, дышал ровно, мышцы под тканью белоснежной сорочки бугрились, а в вырезе что-то тускло поблескивало. Не нательный крестик – что-то другое, круглое. Лизе хотелось спросить, что это, но она не стала, просто смотрела, как солнечный свет просачивается сквозь сплетение липовых ветвей, и думала о том, как это здорово – учиться плавать. Мама, идущая рядом, тоже думала о чем-то приятном, на губах ее блуждала мечтательная улыбка.

Вышли к пруду. В обрамлении старых лип он казался огромным зеркалом со стальным оттенком, как у шпаги мсье Жака. Мсье Жак бережно опустил Лизу в тень под кряжистой липой. Девочка упрямо встала на ноги, обеими руками обхватила шершавый ствол, а мама тут же подхватила ее за талию.

– Излишняя опека вредна не только будущим воинам, но и юным леди, – сказал мсье Жак и, сбросив башмаки, ступил на узкую полоску песка.

– Должно быть, вода холодная? – спросила мама, продолжая поддерживать Лизу.

– Вода прекрасная!

Не расстегивая, через ворот, мсье Жак стянул сорочку, швырнул на куст ивняка, потянулся. А Лиза не могла оторвать взгляда от его спины: мускулистой, загорелой, исполосованной шрамами. Мама тоже смотрела, в ее взгляде была брезгливость пополам с жалостью. А мсье Жак вскинул вверх руки и с головой ушел под воду. Стальное зеркало пруда слабо качнулось и тут же успокоилось.

Его не было так долго, что взволнованная мама, позабыв о необходимости поддерживать Лизу, подбежала к воде. Черная волна с белым кружевом пены лизнула подол ее платья и наверняка замочила туфельки, но мама этого не заметила, она стояла, прижав обе руки к груди, и взглядом пыталась прощупать дно пруда. А Лиза нисколечко не волновалась. Мсье Жак не из тех, кто может погибнуть так глупо. Просто у него очень сильные легкие, и сам он тоже очень сильный, несмотря на свой невысокий рост.

И она оказалась права! У противоположного берега черная пленка воды натянулась и лопнула, выпуская на поверхность сначала голову, потом загорелые плечи. Лиза услышала, как шумно вздохнула мама, и сама вздохнула тоже, только не от облегчения, а от восхищения. Мсье Жак приветственно помахал рукой и неспешными, сильными гребками поплыл обратно. А мама, словно устыдившись проявленной слабости, наоборот, поспешно отступила от воды.

– Вы нас напугали, – сказала она сердито. – Так нельзя!

– Покорнейше прошу простить, мадам. – Мсье Жак улыбался, на лице его поблескивали капельки воды. – Это была всего лишь демонстрация скромных человеческих способностей.

– И я тоже так смогу? – спросила Лиза, замирая от восхищения.

– Вы сможете даже лучше, мадемуазель Элизабет! Вы очень сильная и выносливая. Ну, приступим? – Он говорил, но смотрел при этом не на Лизу, а на маму.

– Это точно не опасно?

– Не опаснее, чем бальные танцы, но гораздо полезнее. Вы присоединитесь к нам, мадам?

– Я?! – Мама, казалось, смутилась, а потом разозлилась: – Конечно же нет! Что за глупости?!

– В таком случае мы сами! – У липы, за которую продолжала цепляться Лиза, он оказался в два шага, склонился в шутовском поклоне, подхватил девочку на руки и шепнул: – Ничего не бойтесь, моя маленькая мадемуазель!

В реку мсье Жак вошел с Лизой на руках. Шел, неспешно погружаясь в черную воду. Когда вода лизнула пятки, Лиза ойкнула, а мсье Жак рассмеялся, качнулся и разжал объятия.

Она испугалась, кажется, даже закричала. Не от неожиданного холода, а именно от страха, от того, что вот сейчас она утонет, и все ее старания выздороветь пойдут прахом. А в лицо полетел веер брызг, заглушая крик, мешая дышать…

– Арина? Арина, да просыпайся ты! – Ее выдернули из воды, схватили за плечи, затрясли.

Арина замахала руками, пытаясь выплыть, не утонуть в черном пруду, закашлялась и открыла глаза.

Не было никакого пруда, и мсье Жака не было. Только палата-одиночка с зарешеченным окном и медсестра Зоя Петровна со стаканом воды в руке.

– Ну, слава богу! – выдохнула она и поставила стакан на тумбочку. – Вечер уже, я бужу тебя, бужу… Вот водой даже пришлось… – Уголком махрового полотенца Зоя Петровна принялась вытирать мокрое Аринино лицо. – Испугалась, что ты снова… того.

Хотелось сказать «не дождетесь», но вместо этого Арина покачала головой:

– Со мной все в порядке, не беспокойтесь.

Во рту пересохло, язык ворочался с трудом, и собственный голос казался ей вороньим карканьем. Пить хотелось ужасно, и на стакан с водой Арина посмотрела с вожделением. Зоя Петровна все поняла правильно, долила воды из графина, поднесла стакан к Арининым губам.

Она пила, не обращая внимания на стекающие по подбородку прохладные ручейки и саднящую боль в горле. К кровати подошел Блэк, посмотрел внимательно и сочувственно. Зоя Петровна тоже смотрела. Чего только не было в ее взгляде: жалость, сожаление, стыд. Ей было неловко за случившееся с Ариной. Хорошим людям отчего-то всегда неловко за чужое скотство.

– Еще? – Она забрала опустевший стакан, протянула полотенце.

– Нет, спасибо. Долго я спала?

– Почти шесть часов. Я бы, может, тебя и не будила, но ты закричала. Плохой сон? – Зоя Петровна пристально всматривалась в Аринино лицо, словно по глазам хотела угадать ответ.