Татьяна Солодкова - Бессметрный Страница 20

Пробовала читать, но хотя глаза быстро бегали по строчкам, мозг категорически отказывался воспринимать информацию. Поэтому закончилось тем, что я отложила считыватель, притянула к себе подушку и так и лежала на животе, крепко ее обняв. В первые дни после травмы такая поза была невозможна, давая нагрузку на ребра, теперь же я облегчением обнаружила, что стало почти не больно.

Я повернула голову, чтобы видеть фото брата.

— Осуждаешь? — тихо спросила я. — Играю в любезность, а у самой на душе кошки скребут. Ты бы, наверное, на самом деле уже со всеми подружился. К тебе тянулись люди, а ты тянулся к ним, — я вздохнула, — а мне ведь на самом деле никто не нужен.

После смерти Ника у меня случился нервный срыв, и я по настоянию родителей целых два года посещала психолога. И он пытался разобраться не только с моей неспособностью плакать, но и понять, почему за такой короткий срок я умудрилась растерять всех своих друзей. В итоге доктор объяснил это посттравматическим синдромом, а конкретно: «боязнью привязанностей из страха потери».

По прошествии многих лет, повзрослев, я признала, что мой детский психолог был прав. Я не сближалась с одноклассниками, понимая, что после школы все мы пойдем своей дорогой и неминуемо расстанемся. Та же история повторилась в КЛА, так как я прекрасно знала, что после выпуска каждый из нас получит назначение, кто куда, и мы можем больше никогда не встретиться. А когда началась реальная служба, ситуация усугубилась пониманием того, что любой из членов моей команды может не вернуться с задания живым. Так что и на флоте друзей я не завела.

А лондорцы? Что будет, даже если я найду в себе силы простить их за «Тринадцатилетнюю войну» и подпущу слишком близко? Моя нога никогда не ступит на Лондор, через полгода я вернусь домой, где все станет, как прежде, а этих людей я больше не увижу. А значит, оставить все, как есть, наилучший вариант.

— Когда ты никого не любишь, тебе некого терять, не так ли? — озвучила я свои мысли.

Хотя Ник на фото улыбался, я была готова поклясться, что он со мной не согласен.

Мои размышления прервал странный звук. Я прислушалась — кто-то скребся в дверь моей каюты.

Я нахмурилась и встала. Хотела подскочить, но ребра тут же напомнили о себе, поэтому о скорости пришлось забыть.

Меня ведь предупреждали, что на корабле есть питомец, которого я, правда, так ни разу не видела. Эшли объяснил мне, что Хрящ (так звали кота) не любит чужаков, и пока опасается меня и прячется в каюте капитана. Так может, он все-таки пришел познакомиться?

Я открыла дверь, в самом деле уверенная, что увижу знаменитого Хряща, поэтому смотрела вниз. Каково же было мое удивление, когда мой взгляд наткнулся на огромные ботинки!

Я резко вскинула голову.

— Привет, — Ригз улыбнулся мне во все тридцать два белоснежных зуба.

Это еще что за фокусы?

— Ты что здесь делаешь на ночь глядя? — возмутилась я. По корабельному времени уже было слишком поздно и все, кто не был на дежурстве, давно ушли спать.

— Т-с-с-с! — сержант приложил палец к губам и опасливо оглянулся в коридор, чтобы удостовериться, что мой громкий голос никто не слышал. — Не шуми.

— Да что случилось? — я послушно перешла на шепот, рассудив, что так я скорее выясню причины его странного поведения, чем если начну спорить.

— Если Александр или Эш услышат, нам несдобровать, — сообщил здоровяк.

Ну ладно, Тайлер, но старпом-то при чем?

— Кому это — «нам»? — на автомате спросила я, поздно сообразив, то вопрос: «За что нам несдобровать?» — гораздо актуальнее.

— «Нам» — это людям, не так помешанным на правилах, как другие, — просветил меня Ригз.

Это Тайлер-то помешан на правилах? Теперь я совершенно запуталась в предположениях.

— Пошли-пошли, — заторопил сержант и, не медля, потянул меня за руку за собой.

— Да куда пошли-то? — зашипела я, от растерянности даже не сообразив, что нужно вырвать у него мою конечность.

— В кают-компанию, — Ригз заговорщически подмигнул, увлекая меня за собой.

Мое состояние, когда я увидела, что творится в кают-компании, можно описать одной старинной поговоркой: «нет слов, одни эмоции».

Может, я еще была не вполне осведомлена обо всех правилах, установленных на «Прометее», но одно я знала наверняка: нельзя — категорически нельзя! — распивать спиртные напитки на борту военного корабля. Да что там распивать, запрещено проносить на борт. В кают-компании же нас встретил уже накрытый стол с бутылками с алкоголем, а также закусками.

Столик подтащили к дивану, и теперь на нем и на стульях рядом устроились Лора, программер Кленси, Клавдия Морз, дружки Ригза Бен и Кит, и даже Глеб Кули! Вот от кока такого безрассудства я ожидала меньше всего.

— Да вы с ума посходили! — ахнула я, за что на меня тут же зацокали и зашипели все присутствующие.

— Тише, — миролюбиво попросил Ригз. — Если Александр узнает… — он не стал договаривать, зато довольно красноречиво провел указательным пальцем поперек шеи. — Да и Эшли тоже, он парень веселый, но тут точно «включит» старпома.

Так, спокойно…

Мои ногти впились в ладони. Нельзя кричать, нужно оставаться спокойной…

— Да за такое можно загреметь под трибунал, — зашипела я.

— Если Александр не узнает, все будет нормально, — не разделил моего беспокойства Ригз.

— А если узнает?

— Нужно, чтобы не узнал, — непрошибаемая логика. — Да и под трибунал — это ты, мать, загнула.

Мой палец уперся ему в грудь.

— Я тебе не мать, — орать шепотом — та еще задачка. — А была бы матерью, отлупила бы и поставила в угол.

Все это время остальная компания слушала нашу перепалку молча, наконец, голос подал программер:

— Я говорил тебе, Райан, что не надо было ее звать.

Еще как не надо было. Лучше бы я ничего этого не видела и не знала. И дернул меня черт открыть дверь!

— Как не звать? — не согласился Ригз. — Она ж моя боевая подруга.

А я-то, наивная, думала, что боевыми подругами становятся в бою, а, оказывается, нужно всего-то разбить ему губу, а самой чуть не схлопотать от него перелом ребер.

Я сложила руки на груди и спокойно сообщила:

— Я не собираюсь поддерживать ваш психоз.

На этот раз подала голос Клавдия:

— Боюсь, у тебя теперь два варианта: или присоединиться к нам, или сдать нас.

— Она нас не сдаст, — вступился за меня Кули.

— Вы-то что здесь забыли, — простонала я, самый взрослый член экипажа, казалось бы, разумный человек. Это еще Стэнли и Кленси простительно, им едва за двадцать, а вот то, что Морз и Кули им потакают, не имеет никакого оправдания. Что касается Райана, Кита и Бена… Да у них, кажется, один мозг на троих! И этот мозг пятнадцатилетнего подростка, а не взрослых мужиков за тридцать.