Душа снаружи (СИ) - "Nelli Hissant" Страница 20

хорошо, в такой снегопад все спят крепко, уж не знаю, почему погода так

действует на людей. Мне вовсе не хотелось, чтобы кто-то проснулся и стал

задавать вопросы. Или вообще решил, что я сбегаю. Нет, не на этот раз. У меня

было запланировано совсем иное.

Я вышел, тихо захлопнув дверь, и выждал пару минут, не окликнет ли меня

кто-то. Тогда я бы сказал, что иду покурить на свежем воздухе. На

кухне-то и так топор можно вещать, особенно после вчерашних посиделок. Но к

счастью, никто не проснулся.

Было зябко. Я старался идти как можно быстрее. Путь мой лежал на автобусный

вокзал. И нет, повторюсь, я вовсе не сбегал. И параноил насчет того, что кто-то

из моих приятелей заметит, что я ушел вовсе не поэтому. И даже не потому, что

задумал что-то опасное и противоправное.

Просто есть вещи, которые хочется оставить для себя и только для себя.

Это не хобби, не тайное увлечение. Это то, от чего я бы и рад избавиться, но

продолжал делать. Зачем? Сеанс мазохизма, не иначе. Может, какая-то крошечная и

наивная часть меня, спрятанная глубоко-глубоко надеялась на какие-то перемены.

Но это вряд ли. Чтобы поверить, что перемены возможны, наивность требовалась

запредельная. А может, это было для меня как ледяной душ. Страшно не хочешь

поворачивать кран, заранее содрогаешься, но все равно лезешь под это орудие

пыток, зная, что оно поможет тебе быстро проснуться и прийти в себя.

Я терпеливо ждал, пока двери вокзала откроются, переминаясь с ноги на ногу.

Как только ограждающая решетка была поднята, я направился к будке телефонного

автомата в дальнем углу. Немного подул на руки, чтобы они отогрелись. Щель для

монет кто-то заклеил жвачкой, я брезгливо отлепил ее, кинул несколько монет и

набрал код Вирров. Отсчитал пару гудков, несколько раз повернул диск и стал

ждать. Закрыл глаза и старался дышать глубоко.

Я никогда не отвечал, когда трубку брали. Я слушал, просто слушал. В этот

раз ждать пришлось довольно долго, и часть меня уже обрадовалась, что должно

быть, дома никого нет, и уже скоро можно будет с чистой совестью повесить

трубку. В этот раз обойдусь без ушата холодной воды. Ну или помоев.

Но трубку все же подняли. Сердце пропустило удар.

Но это была всего лишь Эмила, служанка. Я хорошо ее помнил − крупную веселую

женщину средних лет. Больших трудов ей стоило натягивать чопорную серьезную

мину, в моменты, когда она накрывала на стол, или разбирала материн

гардероб. У нас дома не терпели неуместного веселья.

− Слушаю! − повторила она несколько раз.

Ох, сколько раз ей доставалось за это «слушаю». По мнению матери, взяв

трубку, нужно гулко и значимо отчеканить название поместья, не забыв, конечно,

титулов ее хозяев. Чтобы все понимали и осознавали, куда позвонили. Но Эмила

была кремень. То не забудет про титулы, но все равно в конце добавит неизменное

«слушаю», то начнет орать в трубку, что мол, ничего ей в клятом телефоне не

слышно.

Я бы с удовольствием поболтал с ней. Мы были дружны, как и с остальными

слугами. Но не стал − домашние могли быть в той же комнате. Если они узнают,

что это я, бедняжке попадет.

Уже второй раз я намеревался повесить трубку, как вдруг услышал какой-то

шорох и возню.

Я похолодел. Быстро протянул руку к металлическому язычку отбоя, но она

успела. Она всегда успевала.

− Ну, здравствуй. Сын…

Маменьке определенно нужно преподавать актерское мастерство. Искусство

интонаций, как вложить в самую простую и нейтральную фразу и презрения, и

холодной иронии. Паузы в нужных местах. И все это таким подчеркнуто спокойным

тоном. От которого тем не менее цепенеешь. Моя рука замерла над язычком. Вот

чего мне стоило быть чуть расторопнее и все-таки нажать на него?

− Что же, я наслышана о твоих похождениях. Мне звонили из бесплатной

окружной больницы…

Черт. Черт. Черт.

Надо было слышать, как она это говорит. «Мне» − и сразу перед глазами

портрет в золоченой раме, величественный профиль богини. «Бесплатной

окружной больницы» − мелькают оплывшие грязные лица, расцвеченные синяками, ряд

шатких коек, пожелтевшие матрасы с пятнами клоповьих гнезд. И какая же

невероятная, просто космических масштабов несправедливость, что эти два явления

из столь разных миров вдруг столкнулись в одном предложении!

Ну кто, кто додумался позвонить в Вирры? Зачем? Потому что думали, я сдохну

от того припадка? И что с того? Обязаны они извещать всех родственников, даже

если пациент совершеннолетний? Хотели как лучше? Или надеялись, что вся родня

примчится за своим потерянным сыном и озолотит лечебницу? Могу только

представить, что они услышали от матери.

Каждый раз я надеялся, что смогу вовремя отключиться. Услышу, что все живы,

и ладно. Или вообще не стану звонить. Или хотя бы выслушаю ее спокойно. Пусть

экспромт каждый раз был разный, но суть-то одна. Я неблагодарный, ужасный сын,

который хочет свести ее в могилу, но я сам плохо кончу, и очень скоро. Потому

что я запятнан грехом, я падаю в пропасть, я отрекся от своих корней, нужное

подчеркните. Но она каждый раз умудрялась добраться до самой моей подкорки.

В этот раз меня добил тот факт, что она в курсе моих последних приключений.

То-то в больнице на меня так пялились в самом конце. Сочувствовали, не давали

полиции сильно доставать вопросами… Отвратительно.

Я проживал все мои обычные стадии, слушая ее монолог. Вот ее голос начал

срываться, вот пошли переходы от почти крика к пророческому шепоту. Зловещему

такому, в кино люди умирают после таких вот разговоров. А я так и стоял замерев,

как олень в свете фар, и мечтал о том, чтобы пол разъехался и сомкнулся над

моей головой. Потому что такая тварь, из-за которой ей звонят из

бесплатных больниц недостойна топтать эту землю. А когда в трубке, наконец,

раздались гудки, я встряхнулся, и вылетел из будки.

Какое-то время я шел, почти бежал, не разбирая дороги, будто бы опасаясь погони. Гудки машин несколько вернули меня в реальность, и я свернул подальше от проезжей части. Все-таки пора завязывать с больницами. Да и помирать прямо сейчас я не буду. Вот назло, не буду. Пусть первый порыв, после таких-то напутствий из родного дома −

нырнуть под ближайший грузовик. Не дождетесь.

До одиннадцати у меня еще было время. Нужно успокоиться. Уговорить себя, что

я последний раз звонил в Вирры, пусть это и не так. Пройдет месяц, два − я

снова наберу этот номер. Но сейчас надо немного прийти в себя. В этот раз

холодный душ был прямо что надо.

Ноги привели меня к воротам кладбища, и я усмехнулся этим мрачным намекам

мироздания. Прислонился к решетке и закурил. Руки закоченели до невозможности.

Я глубоко затянулся и уставился в небо. Мысли понемногу прояснялись.

Нужно найти, где согреться. Сегодня все-таки важный день. Опять начало мести

и становится сложно различать окрестности. Судя по всему, я забрел в один из

тех дурацких районов, где нет ни одной даже самой крохотной забегаловки −

сплошь пустыри или ряды панельных многоэтажек. И кладбище еще это. Транспорта

никакого не видать, вот уж угораздило!

Я решил срезать путь прямо через захоронения. Все-таки при таком ветре лучше

оказаться среди памятников, а не на открытом проспекте. Руки поглубже в рукава

и как можно быстрее! Но из-за метели все вокруг быстро стало неразличимым. В

голове не осталось никаких мыслей кроме «вперед, скорее». Кажется, кладбище

бесконечно. Кажется, такими темпами моя пневмония вернется. Или я вообще

замерзну здесь.

Хуже всего пришлось рукам. Я тер ладони, дышал на пальцы, но все без толку.

Пальцы выкручивало, так, что хотелось кричать.