Истинная одержимость дракона - Алиса Князева Страница 20

Я чуть не задыхаюсь от несправедливого обвинения. Уже собираюсь высказать всё, что на уме, но осекаюсь. Технически… Проклятье, как это объяснить?! Если скажу, что перед котом, то могу подставить Саймона. Вряд ли ему разрешается гостить в женском общежитии.

Оборотень поднимает указательный палец и заставляя свою, по всей видимости, бывшую замолчать.

— Альмира, не позорься, а? — цедит сквозь зубы он. — Ты знаешь, что всё было не так. И если тебе кажется, что так ты сможешь…

— Молчать! — вопит Гюбо. — Взять этих распутников! В карцеры!

— Стойте, это ректор… — начинаю было я, но мои губы смыкаются, и я не могу произнести ни слова.

— Так-то лучше, — хмыкает Гюбо. — Ректор займётся вами, когда освободится.

Что?! Она наложила на меня заклинание молчания?! Да что за…

Меня подхватывают под руки и резко дёргают вперёд, так что книга ректора вываливается вместе с остальными вещами. Саймона тоже пихают в спину, и он идёт немного впереди. На одном из поворотов коридора, оборотень позволяет себе обернуться и криво ухмыльнуться мне, за что тут же получает тычок в спину. Удивительно, но он, похоже, не планирует сопротивляться.

Молча идём, собирая десятки взглядов. Я предпочитаю смотреть в пол, чтобы не видеть этот позор. Как будто если не видишь, то его нет. Что ж, мы с Саймоном обеспечили пищу для сплетен на ближайшие пару дней, не без участия Альмиры, конечно.

Если у меня ещё будет возможность, я этой стерве ещё устрою сладкую жизнь!

Стараюсь идти сама, но, похоже, для бугаев это слишком медленно, потому что меня постоянно подталкивают и подпихивают, так или иначе касаясь тех мест, которые я бы в другое время не позволила трогать. А ещё эти противные липкие взгляды, что они бросают на меня, и от которых по спине пробегает неприятный холодок.

Может, Тенгер всё-таки преувеличил про то, что ждёт девушек? Жаль, что книгу я не успела прочесть, так бы хоть знала. А Саймон? Он же ничего не делал, у него-то как раз все проблемы из-за меня. Зря, наверно, заступился. Может наказали бы не так строго. А теперь его поведение выглядит подозрительно.

Так, мне надо успокоиться. Ректор сам отправил Саймона провожать меня, и прекрасно знает, что ничего у нас не было. Тенгер ведь разберется?

Мы спускаемся по узким тёмным лестницам в подвал, где пахнет сыростью, плесенью и крысами. Уютненько.

Как только мы доходим до самого низа, нас с Саймонов разводят по разным сторонам. Гюбо идёт со мной. Одного взгляда на неё хватает, чтобы понять, что она очень довольна. Неужели ей так нравится унижать и наказывать девушек из цветника? Что это зависть?

Проходим мимо нескольких деревянных обшарпанных дверей с массивными замками и крошечными окошечками с задвижкой. Коридор освещается только редкими коптящими и потрескивающими факелами на стенах, отблески которых мерцают на влажной каменной кладке. И что, никакой магии?

У одной из дверей амбалы останавливаются, Гюбо снимает замок и открывает дверь, и меня заталкивают внутрь тёмной комнаты. Один из стражников входит следом за мной и Гюбо, внося с собой факел и устанавливая его на специальное крепление на стене, а потом выходит.

— Теперь с тобой, цветочек, будет разбираться лекарь. Он и сделает вывод, насколько ты помята, — Гюбо скалит зубы, хотя, наверное, сама думает, что улыбается.

Грымза.

Она поворачивает какой-то артефакт в руках, а с моих губ будто снимают повязку, и я чувствую, что могу, наконец, говорить.

— Располагайся в хоромах, — кидает перед выходом Гюбо. — А, кстати, магия в карцере не работает, можешь даже не пыхтеть.

Я вздрагиваю, когда с громким хлопком закрывается дверь, а потом, после стука металла об металл, слышится два поворота ключа в замке.

Мысленно очень неприлично ругаюсь, рычу вслух и осматриваюсь. Крошечное окно под потолком и деревянная лавка в углу — всё видно силуэтами, скорее отбрасываемыми тенями от пламени факела. Прекрасная обстановочка.

Хотелось бы успокоиться, но слова Гюбо о том, что теперь лекарь будет решать… Я бы хотела понять это как-то иначе или не понимать совсем. Но я всё-таки уже не маленькая девочка и предположений о причинах «помятости», особенно после воплей Альмиры, не так много.

Кусаю губы, перебираю юбку в пальцах и меряю карцер шагами. Сердце бешено бьётся, живот скручивает от волнения. Почему-то все выходы из этой ситуации так или иначе сводятся к мыслям о ректоре.

О нём… К тому, что я увидела в тренировочном зале. Стыдно. Неудобно. Но… Никак не могу выкинуть из головы.

А ещё почему-то кажется, что только от него стоит ждать помощи. Хоть бы он пришёл раньше этого лекаря.

Писк и шорох в углу заставляют резко оказаться на лавке с поджатыми под себя ногами. Ещё крыс мне тут не хватало!

Альмира, твою ж! Так и тянет выбраться отсюда и найти в книге ректора предлог, чтобы запихать в камеру с крысами эту идиотку, но у меня, к счастью (или сожалению), есть мозги. И совесть.

Сквозь оглушающий стук сердца в ушах слышу, как в замке поворачивается ключ. С надеждой смотрю на открывающийся проход, ожидая увидеть могучую фигуру Тенгера, но вместо этого на пороге появляется высокий и худощавый блондин.

Факел отбрасывает на него красновато-оранжевый блик, подсвечивая ехидную улыбку, после чего мою камеру наполняет голос:

— Снимайте свою форму, адептка. Полностью.

Глава 17. Осмотр

Это заявление так шокирует, что я не сразу нахожу ответ. С какой это стати?

— Нет, — отвечаю я, а сама потихонечку отступаю на максимально возможное расстояние.

Блондин прикрывает за собой дверь и делает шаг вперёд. Свет выхватывает из полумрака его тонкие, но не лишённые мужественности черты лица, орлиный нос, прищуренные в раздражении глаза и… заострённые уши?

Мама дорогая! Настоящий эльф. Я такого впервые вижу! Аиса, моя сестра на них просто помешана. Собрала все книги, газетные вырезки и постоянно рисовала их. Мы даже подшучивали над ней про то, что пока её будущий жених не вытянет себе уши до схожего состояния, свадьбы не будет.

В моих краях вот таких точно не встретишь, так что это знакомство сродни чуду. Вот только… Было б лучше познакомиться с ним при других обстоятельствах — эти как-то не располагают к восхищению представителем прекрасного, по рассказам, народа.

— Да, адептка, — он лениво поднимает подбородок и смотрит на меня с высоты своего немаленького