Жаклин Кэри - Стрела Кушиэля. Редкий дар Страница 21

Сбитая с толку, я кивнула.

Делоне вздохнул и скрестил ноги, внезапно посерьезнев.

— Федра, я совсем не против твоего честолюбивого юного друга. Несомненно, в том квартале ты сможешь получить сведения, которых больше нигде не услышишь. До определенной степени, — в бархатный голос опять прорвались нотки веселья, — я не против твоей склонности к побегам и, — он наклонился и потянул за рукав надетой на меня туники Алкуина, — переодеваниям. Но одинокому ребенку в Городе грозят опасности, которым я не считаю допустимым тебя подвергать. С этих пор, если ты пожелаешь в свободное время навестить своего приятеля, предварительно сообщи об этом Ги.

Я подождала продолжения.

— Это все?

— Это все.

Тут было о чем подумать. Малоразговорчивый Ги преданно и верно служил Делоне, выполняя множество неведомых мне поручений.

— Он последует за мной, — наконец произнесла я. — Или отправит кого-нибудь.

— Очень хорошо, — улыбнулся Делоне. — Ты вольна попытаться раскрыть слежку и попробовать ускользнуть, даю благословение. Если у тебя получится от него скрыться, Федра, я больше не буду беспокоиться, как ты там одна. Но ты непременно поставишь Ги в известность, когда по какой угодно причине соберешься покинуть мои владения.

Его благодушие сводило меня с ума.

— А если не поставлю? — спросила я, вызывающе задрав подбородок.

Перемена в выражении его лица испугала меня, по-настоящему испугала, без единого проблеска восторга. Глаза Делоне похолодели, а черты заострились.

— Я не потомок Кушиэля, Федра, и не играю в игры с провокационным неповиновением и вожделенными наказаниями. Так как мне на тебя не наплевать, я не позволю тебе подвергать себя опасности из-за ребяческого каприза. Я не требую беспрекословного подчинения, но послушания все же требую. Если ты не способна меня слушаться, я продам твой туар.

Эти слова зазвенели в ушах и, можете быть уверены, я приняла их во внимание. Я видела его глаза — без сомнения, Делоне не шутил. И, естественно, в результате, когда я вскоре сидела с Гиацинтом на кухне его матери, откуда-то поблизости с меня не спускал глаз незаметный и многоопытный Ги.

— Так как же его по-настоящему зовут? — спросила я единственного друга. — Кто он такой на самом деле?

Гиацинт покачал головой, тряхнув смоляными кудрями.

— Это мне пока неизвестно. Но кое-что я все-таки знаю. — Тсыган дразняще усмехнулся. — Я знаю, почему запретили его стихи.

— И почему же? — Нетерпение меня буквально жгло. Мать Гиацинта, до того что-то бормотавшая над печкой в углу, повернулась и тревожно посмотрела на нас.

— Ты слыхала, как умерла первая невеста принца Роланда? — спросил друг.

Это случилось до моего рождения, но благодаря бесчисленным урокам Делоне я была хорошо подкована в истории королевской семьи.

— Она сломала шею, упав с лошади, — ответила я. — Несчастный случай на охоте.

— Это все болтовня, — возразил Гиацинт. — После свадьбы Роланда с Изабель л’Анвер в борделях и пивнушках ходили куплеты про знатную леди, которая подкупила конюшего, чтобы тот подрезал подпругу удачливой соперницы, с утреца перед самой охотой.

— И эту песню написал Делоне? Зачем?

Гиацинт пожал плечами.

— Кто знает? Я повторяю, что слышал. Гвардейцы принцевой жены поймали в кабаке трубадура. На допросе он заложил Делоне как сочинителя. Певца отправили в ссылку в Эйсанд, но по дороге он отчего-то возьми да помри. Принцесса-консорт и Делоне вызвала на допрос, но он ни в какую не признавал свое авторство. Потому-то его и не изгнали. После, задабривая сноху, король запретил твоему хозяину впредь писать стихи и издал указ, чтобы все его книжки сожгли.

— Значит, он враг короны, — восхитилась я.

— Нет, — уверенно покачал головой Гиацинт. — Будь так, его бы мигом отправили в ссылку или куда подальше, плевать, признался бы он в авторстве или нет. Консортша этого и добивалась, но Делоне до сих пор принимают при дворе. Кто-то из сильных выступил его покровителем.

— Откуда ты все это узнал?

— Ну... — Гиацинт снова сверкнул зубами. — Мне знаком придворный стихоплет, который питает безнадежную страсть к жене одного кабатчика. Представляешь, в своих, хм, виршах он обращается к ней как к Ангелу Сеней Ночи. Так вот, она платит мне медяшку, чтобы я сказал ему отвалить и больше к ней не лезть, а он дает золотой, чтобы я расписал, как она выглядела, когда это говорила. Я разузнаю для тебя что угодно, Федра.

— Ты узнаешь, что хочешь, на свою беду.

Слова прозвучали мрачно, и поначалу я подумала, что они адресовались Гиацинту, но, подняв глаза, увидела, что его мать указывает пальцем на меня. Пожухлая красота ее лица оттенялась болтающимися золотыми украшениями, а в запавших глазах мерцало предупреждение.

— Не понимаю, — смутилась я.

— Тебе неймется выведать секрет своего хозяина. — Она погрозила мне указательным пальцем. — Любопытная девчонка, слушай, что я скажу: горькие слезы прольешь ты в тот день, когда тайное станет явным. Не пытайся приблизить время скорби.

С этими словами она снова отвернулась к печке, не обращая на нас внимания. Я посмотрела на Гиацинта. Озорство исчезло из его глаз; он мало что почитал, но прорицательский дар матери возглавлял этот коротенький список. Гадая обитателям Сеней Ночи, тсыганка пользовалась старой потрепанной колодой карт, но от Гиацинта я знала, что это лишь ради зрелищности. Дромонд не всегда приходил, когда его звали, а иногда являлся без приглашения — второе зрение, проницающее завесы времени.

Мы с другом помолчали в задумчивости, и тут мне на ум невольно пришла присказка Делоне.

— Лишних знаний не бывает, — пробормотала я.

Глава 9

К концу четвертого года обучения у Анафиэля Делоне я достигла совершеннолетия.

Во Дворе Ночи меня бы посвятили в таинства Наамах и записали в ученицы по достижении тринадцати лет, но Делоне, к моей ярости, промедлил лишний год. Я думала, что сгорю от нетерпения, так и не дождавшись от наставника заветного вопроса, но мои опасения не оправдались.

— Из ребенка ты превратилась в молодую женщину, Федра, — сказал он. — Да пребудет с тобой благословение Наамах. — Делоне взял меня за плечи и серьезно посмотрел в лицо. — Сейчас я собираюсь задать тебе один важный вопрос и, клянусь Благословенным Элуа, хочу, чтобы ты ответила честно. Согласна?

— Да, милорд.

Его глаза с топазовыми искорками вгляделись в мои.

— Ты желаешь посвящения в служение Наамах?

Я не стала отвечать сразу, радуясь возможности созерцать заинтересованность во мне на его обожаемом строгом и утонченном лице. Руки наставника лежали на моих плечах, о! Хотелось бы, чтобы он прикасался ко мне почаще.