Тайны Циты. 2. Декоративка. Книга 2 (СИ) - Грин Агата Страница 21

Я ведь я бы могла припеваючи жить здесь, и всякой мужлан при моем появлении бы лужицей растекался, тот же Вазраг не посмел бы даже глянуть на меня недобро, а Вандерия холила и лелеяла меня бы. Все мои капризы бы исполнялись… если бы я спала с Зеном. Если бы стала мэзой, самочкой-производительницей.  Нет уж, лучше быть всеми ненавидимой пустышкой и опасаться любого шороха, чем превращаться в то, во что так легко превратилась Лена. Даже если меня убьют здесь, это не плохо. Это ведь тоже побег из Циты в каком-то смысле…

Послышался шум снаружи, дверь открылась и в свете горящего факела я увидела Флану, которая, собственно, факел и держала, и Зена с Треденом;  при этом я испытала искренние и яркие радость и облегчение. А еще чувство, которое проще всего описать как «встретила свою стаю».

Млад зарычал.

 — Факел оставь и уходи, — бросил Зен Флане.

 — Эй, чего приказываешь?  — тут же возмутилась всадница.

 — Он прав, Флана,  — встряла я.  — Волк будет рычать и нервничать при чужачке.

 — Он и при тебе рычал и нервничал!

 — Все равно, нас троих он знает, а тебя нет. Не обижайся, но тебе нужно выйти. И спасибо тебе. Я бы ничего без тебя не смогла,  — добавила я, сильно слукавив.

 — Ладно,  — протянула она.  — Если что, я недалеко буду тереться.

 — Нет уж, «тереться» не надо. Ты после  облета так и не поела, иди подкрепись.

 — Не полезет мне еда в горло.

 — А ты затолкай. Еду возьми на кухне и в комнате поешь, в общий зал не иди. Мы с тобой теперь персоны нон грата.

 — Чего мы?  — не поняла девушка.

 — Не забивай голову и иди покорми свой растущий организм.

 — Кого покормить?

 Я тяжело вздохнула. Надо приучить себя не использовать в этом мире специфичные слова из моего мира; бедный Треден тоже постоянно жаловался, что половины слов не понимает из того, что я говорю.

 — Себя, Флана, себя покорми.

 — Я тебе тоже сберегу что-то,   — пообещала она.

 — Спасибо, милая, ты прелесть.

«Прелесть»  хмыкнула,  протянула мне факел… передумала, вручила Тредену, и, развернувшись, ушла.  Я тут же хорошо прикрыла дверь, придвинула к ней ящики и только тогда повернулась к «своим мужчинам».

Зен сложил руки на груди и обещал взглядом адские муки, а Треден с факелом выглядел как инквизитор, готовый сжечь ведьму. Ведьма, то есть я, не испугалась ни адовых мук, ни огня, и сказала:

 — Все обсудим потом, главное – вылечить Млада.

 — Зачем ты  попросила ее притащить волка в крепость?  — елейно-зловещим тоном проговорил Зен.  

 — Я не просила. Флана сама.

 — Ты напала на человека с факелом!  — горестно и одновременно яростно обвинил меня Треден. — Что с тобой не так, девочка? Откуда в тебе  столько злобы и нетерпимости? Неужто нету в тебе хоть капелюшечки смирения? Что ж ты сразу бросаешься-то на людей, как бешеная собака? У человека лицо обожжено, борода сгорела… а то как бы зрения лишился? Ты об этом подумала?

Старый добрый Треден... Привыкший слушаться «старших» и страдать, тихо жить в лесу и не перечить. Привыкший жалеть и лечить избитых декоративок и считающий женщин редкими, слабыми, несчастными созданиями, созданными лишь для  размножения. Я  собралась объяснить ему, как повел себя Вазраг, что сделал и что собирался сделать, но Зен опередил меня.

 — Хватит, Тред,  —  сказал он.  — Ирина  бы просто так не напала.  Что хотел сделать Вазраг? Забить волка на шубу и клыки выдрать?  

 — Д-да, — растерянно  ответила я.

 — Ты была против, и он разозлился?

 — Да…

 — Он на тебя напал, а ты ему факелом в лицо?

 — Да!

— Молодец, — скупо похвалил Зен.  — Но то, что волк здесь, огромная проблема. Ладно… разберемся.

Забрав у Треда факел, он пошел к клетке.

Мы с чернобородым остались стоять друг напротив друга, одинаково удивленные. Треден тем, насколько «официальная» версия случившегося отличается от  настоящей, а я  тем,  насколько точно Зен обрисовал ситуацию. Бородач, постояв еще немного статуей, спросил тихо:

 — Так и было? Ты Младушку отстаивала?

 — Конечно. Он же наш.

 Треден вздохнул тяжело.

 — Ты прости меня… прости. Нам же ж другое сказали… что ты ни с того ни с сего взбеленилась… Никак я не могу привыкнуть, что ты как мужик лихая. Не видывал я еще таких женщин. Все думается мне, одержимая ты, и на всех просто так бросаешься, чтобы смуту творить. И рисуешь уж больно чуднО, из  черноты угольной у тебя люди  как живые получаются…

Я не выдержала и рассмеялась. Вот оно что! Вот  почему Треден постоянно на меня посматривал  подозрением, и украдкой всякие странные пассы руками делал! Не верит, что я сама по себе такая «лихая», все ищет оправдание, хоть  и в злых духах, которые якобы мной овладели… Ох, Треден, суеверная борода!

  — Тихо,  — прошипел Зен.  — Не до смеха.   Тред, вытаскивай из сумки иглу, жилы. Горячительное взял?

 — Не дали…

 — Ладно, так будем шить. У Млада рванина везде.  

Мы  с Треденом подошли к клетке; пока бородач рылся в сумке, Зен  открыл клетку и безо всякого страха вошел внутрь. Млад тяжело поднялся на лапах, зарычал  громче, ощерился, даже попытался цапнуть Зена, пахнущего не лесом, не собой, а чем-то другим, дымным, птичьим.  

 — Свой!  — сказал Зен не громко, но и не тихо, глядя Младу в глаза и, как только тот закрыл пасть, безо всякого страха опустился рядом с ним.  — Свой я, свой. Не признал, приятель?

К тому моменту волк уже узнал желтоглазого. Подтянувшись к Зену, Млад ткнулся ему в живот и заскулил.

 — Младушка мой,  — расчувствовался Треден.  — Кто ж его так, Зен?

 — Свои же, серые, наверное, подрали.   В чужие угодья забрел. Что там с иглой?

Треден как раз пытался вставить жилу в иглу и при этом не уронить свисающую с плеча сумку.

 — Дай мне,  — предложила я.

 Вспомнив, что разок мне уже приходилось зашивать рану, Треден легко передал иглу мне со словами:

 — Ты уже умеешь. А мы того, держать его будем.

 — Лучше ты шей, Тред,  — возразил Зен.

 — Не-не, она пусть шьет. Она это может. Она и тебя бровь зашила,  и ладно так, что и шрама-то не видно.

 — Ладно, заходите уже…

Собравшись с духом, я вошла в клетку.

…Это длилось долго. Это было тяжело во всех смыслах: света было недостаточно, Млад рычал и рвался, и  руки у меня дрожали,  путались в шерсти, на которой  была и засохшая кровь, и свежая. Глубоких раны у него было две,  одна на загривке, за который его хватали и рвали, а другая – на боку. Под конец мы рычали уже вчетвером: Млад от боли, между жалобным скулежом, а мы – от нервного напряжения, друг на друга. Тяжело удержать громадного волка на месте… Когда оставалось совсем немного сделать, Млад вырвался и-таки схватил меня за правую руку.

 — Все, иди, — пропыхтел Треден, наваливаясь на него, чтобы удержать своим телом, а Зен уже держал его за шею.

 — Нет, — зло рявкнула я,  — закончу!

И закончила, левой рукой. Млад еще долго потом жаловался, но, по крайней мере, самые глубокие его раны были зашиты, хоть и кое-как. Остальные же могли затянуться и сами, если верить Зену. Треден  уложил его голову волка на колени и ласково что-то шептал; Зен, который все это время прилагал  большие усилия, чтобы удержать зверя,  оперся спиной и прутья клетки и закрыл глаза. Лицо у него было серое.

Примерно так же, наверное, выглядела и я.  Улучив момент, пока никто на меня не смотрит, я закатала  рукав платья и обнаружила две дырочки на предплечье, окаймленные синим и красным, и еще одну снизу. Помимо этого, от самого давления челюстей рука тоже посинела.

 — Сильно прихватил?  — хрипло спросил желтоглазый.

Я вздрогнула и увидела, что он смотрит на меня.

 — Нет, — коротко ответила я и скорее задернула рукав. — Просто синяк будет.

Он не поверил и подполз ко мне. Я попыталась спрятать руку за спиной, но это было бесполезно в случае с Зеном: он может справиться даже с мощным волком, что уж говорить о тощей слабой мне?