Сыны Каина. Капкан на любовь (СИ) - Амеличева Елена Страница 22

Ствол дерева уже был собран, я приступил к ветвям. Работа сложная и трудоемкая, но результат принесет удовлетворение. Сегодня мне хотелось закончить с нижней частью кроны. Уже вырезанные и обработанные кусочки стекла я обматывал тонкой лентой из медной фольги и соединял. Оставалось только обезжирить швы флюсом и спаять. Потом можно кислотой обработать уже паяные светлые и блестящие швы — они станут блеклыми и темными. Это называется патирование, состаривание.

Все, как в жизни — Господь создал мир, словно прекрасный витраж, но совершенное творение было опрокинуто и вдребезги разбито людьми. Кусочки разлетелись по всему свету, большие и совсем крохотные.

Хранителям достался огромный кусок, но им не понравилось то, что они увидели. Искуснейшее божье творение покрыли трещинами и со временем разбили, а потом собрали заново, исказив картину мира в нужную, удобную им, сторону. Одни стали проводниками воли Господа, а другие гонимыми и подлежащими истреблению.

Когда это произошло? В какой момент мы перестали быть пастырями воли Его и превратились в палачей? В средние века, когда из недр церкви на свет выползло ужасное вечно голодное чудовище — Инквизиция? Или еще раньше, когда мы помогали Охотникам истреблять санклитов? А может, в те времена, когда потомки Авеля возгордились и провозгласили себя руками Господа, коим дозволено казнить и миловать?

Мы забыли Его заповеди и то, что главным испокон веков являлся баланс, ведь жизнь дана всем в равной мере — и людям, и санклитам, и Стражам, и даже демонам. Наша задача — научиться уживаться, даже если порой одни становятся жертвами других, ведь львы поедают газелей, от этого никуда не деться.

Я не знаю ответов, но всю жизнь кропотливо собираю этот «витраж», потому что уверен — то, что сломано, не может работать правильно. Мир нуждается в ремонте. Мне остается лишь уповать на то, что мои усилия — тот крохотный кусочек от общего витража, который соберет златовласая, которую с детства вижу во сне.

Ее сияние станет Светом, который необходим для рождения чуда. Он пройдет через «витраж», как солнечные лучи сквозь соединенные кусочки цветного стекла, и мир засияет, как в первый день Творения.

Задумавшись об этом, я порезал палец. Капельки крови капнули на стекла. Ничего, красота стоит того. Обмотать ранку кусочком пластыря и все хорошо, заживет.

Что за звуки? Кажется, это из сада. Я вышел из мастерской. Выжженная солнцем бледно-зеленая трава газона пружинила под ногами, похрустывая. Я завернул за угол дома. Отраженное от озера солнце ужалило в глаза и на мгновение показалось, что какая-то тень скользнула за беседку.

— Азария? — я подошел к сыну, который, опустившись на корточки, бездумно водил рукой в воде. — Ты слышишь меня, Азария?

— Что? — он вздрогнул и рассеянно посмотрел на меня.

— С кем ты говорил?

— Ни с кем. — Он встал.

Неужели послышалось?

— Папа, — к нам подошла Аврора. — Привет.

— Привет. — Я вгляделся в ее лицо. Сколь безжизненными были глаза сына, тем переполненнее эмоциями был взгляд дочери. — Что случилось?

— Ничего. — Она резко дернула плечами. — Просто с балетом покончено!

С моих губ сорвался вздох. Дети так быстро растут! Они уходят в этот поломанный мир, и он начинает коверкать их под себя. Так хочется помочь вчерашним малышам, хоть чем-то. Но они должны все сделать сами — выпасть из гнезда, расправить крылья и научиться летать. По-другому никак.

ЛИЛИТ

Ненавижу закаты. Кровь, стекающая по небосводу, будит те воспоминания, которые рвут душу даже спустя много столетий. Вроде бы давно пора оставить прошлое в темноте позади. Но не получается, ведь впереди все та же темнота, у которой цвет глаз Каина.

— Идем. — Он поднялся.

Я вздрогнула от противного скрипа ножек стула по полу.

— Идем, сказал. — Мужчина больно ухватил за локоть и заставил встать.

— Отпусти!

— Никогда не отпущу, сама знаешь.

Сколько же раз сбегала от него? Я попыталась припомнить, пока ноги преодолевали ступеньки. Три сотни? Пять? Наверное, больше.

— Что, шуточки кончились? — усмехаясь, осведомился Каин, когда мы вошли в спальню. Здесь тоже было холодно и темно, шторы наглухо задернуты. Камин догорел, лишь между углей пробегала оранжевая искорка, когда потоки воздуха залетали внутрь.

— Чего ты хочешь? — устало пробормотала я, не вникая в то, что спросила.

— Ты прекрасно знаешь, — он притянул меня к себе. — Но можем сначала поговорить, если желаешь. Даже тему предложу — где ты была, Лилит?

— Мне нужен был глоток свободы, — я раздраженно отмахнулась и, сбросив его руки с талии, отошла к окну. Раздернула шторы и скривилась — алое небо вызвало тошноту.

— Вопрос был о том, где, а не почему. — Каин встал сзади. — Твоя придурь со свободой не волнует меня давно. Иногда даже ослабляю поводок, дабы ты могла погулять.

— Отпусти! — я рванулась, но его ладонь сжала мое горло.

— Не забывай главного — как бы далеко ты не убежала, сучка, поводок в моих руках! И ты всегда должна говорить, куда направляешься и спрашивать разрешения у своего хозяина, поняла?!

— Этого не будет! — прохрипела я.

— Только так и будет! — припечатал он. — Одного раза, когда твой загул кончился сама знаешь, чем, хватило! — его рука потянула вверх подол платья.

— Каин, только не так, прошу!

— Снизошла, надо же, — он рассмеялся. — Проси лучше, Лилит! Тогда продолжим на кровати, медленно и нежно, как ты любишь. Умоляй! Ну?

Я молчала, стиснув зубы и глотая слезы.

— Как пожелаешь, женушка!

Пытка длилась бесконечно. Он может делать со мной все, чего пожелает, всю ночь, знаю. Остается только терпеть и ждать.

— Что притихла? Думаешь, так легко отделаешься? Нет, дорогая, слишком простым было бы такое наказание.

Я похолодела, поняв, что он задумал.

— Не надо, — прошептали искусанные в кровь губы. — Пожалуйста, не делай этого! — секундная заминка. — Каин, умоляю!

Он намотал мои волосы на кулак.

— Не надо! — я попыталась вырваться, но хватка была железной.

— Скажи, где была. Акора на хо га ра. — Колдовские слова повисли в воздухе. Я физически почувствовала, как они забираются внутрь меня через ноздри и уши, также бесцеремонно, как и колдун, отдавший им приказ, вторгаясь в мое тело против воли. — Чувствуешь?

Они поглощали меня, подчиняя себе волю и разум, устанавливая свои правила.

— Чувствуешь, — он рассмеялся. — Нравится?

— Ненавижу! — взвыла я.

— Так каким будет твое решение? Скажешь, где была?

— Нет! — с трудом ворочая языком, я вытолкнула это слово изо рта.

— Сильная, сучка! — он выругался и коротко выдохнул, отменяя колдовство, — ра хо.

Тело вновь стало моим. Как и боль.

От нее мутился разум, накалилась каждая клеточка, но ему было хорошо — связь, колдовская нить, которой он навеки связал нас, пульсировала внутри его наслаждением. И от этого было еще противнее — что может быть более мерзким, чем ощущать удовольствие своего насильника?

Я снова забилась в его руках — моральные попытки вытолкнуть его из моего сознания перешли в телесные судороги. Ненавижу его! Но связана с ним навсегда.

— Мне нравится, когда ты сопротивляешься, — дыхание Каина обожгло мою шею, а слова душу. — Как в первый раз, когда я взял тебя, помнишь?

Тошнота резью полоснула горло. Сколько бы столетий не прошло, никогда не забуду, как он изнасиловал меня — в первую ночь на земле. Юная, невинная и беспечная, я была переполнена радостью из-за побега из ада. Иссушенный яростью и горем Люцифера, потерявшего свою единственную возлюбленную, Риэру, мой мир был ужасен. А земля, зеленая и живая, казалась такой прекрасной! Здесь вода падала с неба!

Я танцевала под дождем, хохоча, пока не натолкнулась на жадный взгляд Каина. Его глаза скользили по моему телу, бесстыдно облепленному мокрым платьем. Что-то насторожило меня, но оснований бояться поклонника, такого нежного и внимательного до этого, не имелось. Он и раньше так смотрел на меня, когда ласкал там, где ни один мужчина до того не смел дотрагиваться, но обещал, что будет ждать, когда я стану старше и смогу принять его как мужа.