Госпожа Орингер - Алек Д'Асти Страница 22

– Ты ведь уже окончил Академию?

Норманн растерянно почесал макушку, припоминая:

– Да. «Агротехнику». Почти год назад, а какое это имеет отношен…

– Отлично, – улыбнулась Эбигейл, раскрывая истинный объект своего интереса. – Те белые пионы, которыми усажены все клумбы на территории Академии, твои?

– Мои, – настороженно кивнул Норманн. – Дипломный проект. Ор-гибриды «Лаура». Мы с сестрой, Элис, экспериментировали – скрещивали травянистый и древовидный сорта. Цветы изначально получались бледно-желтыми, а кусты плотно облиственными. Тогда мы вживили гибридам фрагмент генома нашего местного цветка – Финикса – листьев стало намного меньше, а соцветий больше, плюс устойчивость к неблагоприятным погодным условиям, белый цвет лепестков и…

Госпожа Аллиэнн прервала увлекшегося Норманна взмахом руки и без предисловий ознакомила его с условиями их дальнейшего сотрудничества:

– Мне нужно пять тысяч корней этих чудных цветочков к концу третьего годового цикла.

Ошарашенный Норманн замер с открытым ртом, похлопал глазами, закрыл рот, вытер рукавом вспотевший лоб и попробовал хоть чуть-чуть сбить цену, залепетав:

– Но площадь всех имеющихся на Серой пахотных земель и теплиц не обеспечат и половины…

Госпожа Аллиэнн радостно подпрыгнула на месте, роняя манто куда-то себе за спину, и темпераментно воскликнула:

– Так распаши, распахи… черт! Вспаши еще, лапушка. Окультуривай! Культивируй! Или как там это называется? Пять тысяч белых. И мы в расчете.

– Э-э-э, кхм-м-м… если подключить западные пустоши, то-о-о… три тысячи вполне…

– Замечательно! Четыре тысячи! Подключи, зайчик. Подключи. А потом, когда ты потренируешься на беленьких, я тебя проспонсирую, мотивирую, раздразню и ты сделаешь еще четыре тысячи корней, но уже черных. К следующему годовому циклу.

– Ч-черных?! Но черных вообще не бывает! Их просто нет и никогда не было!

– Ну так придумай их для меня, детка. Скрести… Финикс, или этот ваш Огневик с утконосом. Что? Струхнул? Слабо, досточтимый агротехник Орингер?..

* * *

Серебристый челнок-скат выскользнул из-под низкой, по-вечернему сизой облачности и полетел над темной океанской водой.

Огромный полукруглый залив, притененный высокими обрывистыми утесами, волновался и вздыхал, выплескиваясь на покрытые рыжими лишайниками скалы.

Норманн высунулся в открытый боковой шлюз, пригляделся к беспокойной воде, нагнулся и постучал костяшками пальцев по подножке. Скат послушно выпустил прозрачные посадочные крылья, широкой планкой вдоль всего корпуса, и вновь полыхнул соплами, сбрасывая скорость, едва не укладываясь пузом на океанскую гладь.

Норманн почти за шкирку вытащил из светлого нутра ската грустную, апатичную Акту, одетую в его же теплый комбинезон и меховые сапожки Кэсси, подхватил ее на руки, легко пробежался вместе с ней по посадочному крылу, ссадил свою белобрысую ношу на макушку ската и пристроился рядом, подтолкнув Акту плечом:

– Последний пункт нашего маршрута. Последняя экскурсия, ты слышишь? После я от тебя отстану.

Жрица опустила голову ниже, прикрыла глаза – печальная, поникшая и тихая.

Норманн вздохнул, сел поудобнее, скрестив ноги, приметил показавшийся из волны неподалеку белый холмик и с хитрецой глянул на свою спутницу: «Помирать она надумала из-за какой-то умолкшей внутренней химеры… ага, как же! Так, скан показал четыре взрослых особи, но в глубине могут быть еще. Сейча-а-ас для тебя споют, Беляшик. Так споют, что мало не покажется».

Высокий протяжный полувскрик-полускрежет разорвал темные волны, низкую сизую облачность, отразился от скал, защелкал, засвистел; глубоко, монотонно погудел на одной ноте и затих.

Акта вытаращилась, вскинулась, вскочила на ноги и завертелась на месте. Норманн прихватил изумленную девицу за штаны и усадил рядом с собой, на всякий случай придерживая ее за шлевки на поясе. Жрица крутила головой из стороны в сторону, прислушиваясь, отчаянно вглядывалась, щурясь…

Вода справа от серебристого ската забурлила, вновь задорно щелкнула и взметнулась высокими белыми фонтанчиками.

Многоголосая, странная, нечеловеческая, необычайно громкая песня вновь загудела-заскрежетала, вибрируя, и прокатилась по округе волнами.

Задохнувшись от эмоций, Акта улеглась на живот, резво подползла к краю, жадно рассматривая показавшиеся из воды белоснежные глянцевые холки, большие темные глаза, лобастые головы, курносые носы, и опустила вниз руку, чтобы потрогать, однако Норманн вновь схватил легкомысленную девицу, уже за щиколотки, быстро подтягивая к себе, и предупредил:

– Лапки тянуть не стоит. Они могут быть агрессивными в это время года. Это местные киты – белые нарвалы. Очухалась? Хорошо. Не будем им мешать. Я тебя обманул – это не последний пункт маршрута. Есть еще один, здесь совсем недалеко лететь, пойдем.

Серебристый скат дернул заостренным хвостом, закрыл шлюз за хозяином и пассажиркой, убрал посадочные крылья и плавно набрал высоту, поворачивая к берегу.

Вдогонку ему грянул резонансный хор китов-песенников.

* * *

Окутавшая континент молочная дымка была плотной, крадущей звуки, запахи и тени. Пустошь тонко похрустывала под ногами – местные кустарники каждый сезон сбрасывали отжившие нижние веточки. Надежно укрытый в пелене густого тумана, челнок-скат продул сопла и затих, прижимаясь пузом к дальней посадочной площадке – притаился.

– Мэни, стой, – прошелестели у Норманна из-за плеча. – Подожди, я… мне надо сказать тебе… пожалуйста.

Юный Орингер приподнял бровь: «Начинается! Рефлексия и самоуничижение», – остановился и обернулся к своей спутнице.

Акта уставилась на него снизу вверх и торопливо заговорила:

– Эта, как ты ее назвал, «мотивирующая экскурсия для загибающихся доходяг» была потрясающей. Чудесной. Невероятной. Для меня. Но моя монстра так и не проявила себя – молчит с момента нашего с тобой знакомства, там… ну, под кроватью. Охэ-эй, она потеряла интерес ко мне, разочаровалась, а это значит, что скоро все закончится. Так происходит со всеми жрецами на Фере, которых она отвергла. Просто поверь, я знаю о чем говорю. Сначала я ослепну, потом мое сердце вновь затарахтит как старый движок, а потом…

– Нет. Все не так, – раздраженно взмахнул руками Норманн. – Рафи снял показания с той медкапсулы, проанализировал, а потом мы с тобой были еще и у диагноста из Дока, помнишь? Вот! Оба медика сказали, что эти эта белая паучиха-осьминожка оставила в тебе свою паутинку. Она никуда не делась, живет себе, вполне успешно выполняет свои функции, как твой внутренний тончайший протез, понимаешь? Дает тебе возможность видеть, поддерживает твое сердце и не собирается тебя покидать… ну перестань, Беляшик!

– В любом случае, – решительно продолжила свою речь Акта, шагнув ближе к Норманну. – Спасибо! Спасибо, что показал небесное сияние, удивительные снежинки, ледник, океан, маяк, шторм, космос, созвездия, те яркие туманности, китов, спасибо! Пока я жива, буду помнить. И даже если ослепну – эти воспоминания до конца останутся со мной. Спасибо тебе! Но твои близкие, твоя семья, все вокруг… они боятся меня… я… мне здесь нельзя, рядом с тобой. Я думаю, что должна была остаться в той капсуле. Нет,