Вишенка на десерт (СИ) - Лис Алеся Страница 22

― Это мода. Это принято! — гневно задирает острый подбородок.

― Значит, будет принято совсем другое. Фасоны практически не менялись со времен вашей молодости, — успокаивающе гладит ее по руке Селеста.

― Леди Роуз, я бы не посмела предложить вашим дочерям платья, которые могли бы навредить репутации, ― подключается мадам Жельбен. — Леди Селеста права, пришла пора вводить что-то новое. И представьте, если это будет семья Роузов! С такими очаровательными дочерьми на выданье, от предложений не будет отбоя, гарантирую. В Жетеле этот стиль теперь самый модный. А вы положите ему начало в Сен-Ажене.

Маман шумно дышит, обмахивается веером и устало откидывается на спинку кресла.

― Делайте что хотите. У меня нет сил. Позор... просто позор и стыд... — слабо шепчет и прикрывает ладонью глаза.

С платьями маман смирилась. И ранним утром наша карета, груженая сундуками и собственно нами, отправляется в направлении Торнтонхолла.

Фамильный особняк герцога располагается за городом. В живописном селе Шеридан, названном в честь самого прекрасного сорта роз, который вывели местные садоводы. И хотя на Земле такое расстояние можно было бы преодолеть меньше, чем за час, то каретой мы приезжаем только после обеда. У нас остается всего несколько часов, чтобы отдохнуть, освежиться и переодеться перед ужином. Именно с этого ужина и должна начаться неделя непрерывных празднований дня святого Патрисия. Хранителя не только Аквилании, но и покровителя рода Бардальфа непосредственно и Торнтона косвенно.

В дороге я сладко дремала. Сначала, правда, пыталась смотреть в окно на город. Сен-Ажен невероятно прекрасен, и было на что полюбоваться. Потом пыталась читать книгу. Но, наконец, плавный ход меня убаюкал, и я спокойно заснула под мирное посвистывание кучера. Маман тоже решила отдохнуть. Погрузилась в сон невинного младенца, как только стены Роузхола скрылись за густыми кронами деревьев. А вот сестры всю дорогу возбужденно трещали, обсуждая будущее веселье. Путешествие только однажды прерывалось, чтобы лошади отдохнули, а мы размяли ноги и пообедали в небольшом уютном трактире.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Но как только переступаем порог отведенных нам комнат, за окном раздается гром. Сестры испуганно пищат, а маман с облегченным вздохом опускается в кресло. Признаки непогоды начали проявляться после обеда, и леди Роуз очень переживала, чтобы она не застала нас в пути. Пришлось спешить, и само имение я разглядеть не успела. А вот внутри взгляд немного пробежался по «торнтоновской» роскоши.

На самом деле, почему-то считала, что здесь все будет пафосное и претенциозное. Золото. Помпезные статуи. Громоздкая лепнина. Стиль рококо во всей красе. Однако сам Торнтонхолл очень элегантный. И хотя стиль белого и золотого выдержан вполне, однако это не бросаться в глаза, и не заставляет думать о безвкусице.

Большинство вещей, скорее всего, насчитывают не одно столетие. Но бережное хранение семейных реликвий позволяет и деревянным перилам, и старым часам с клепсидрами, и декоративным подсвечникам в нишах выглядеть как новым. О доме заботятся. Заботятся и ухаживают с любовью.

Наши комнаты тоже просто невероятны. Объединенные одной гостиной, предусматривают для каждой собственный уголок. Маман выбирает, конечно, первую и располагается в самой большой, с широкой террасой на две комнаты. С нее открывается вид на прекрасный сад. Соседнюю занимает Селеста.

Мне и Гортензии достаются самые маленькие, с видом на деревенские домики, засеянные поля и густой лес. Они почти одинаковы. Действительно безразлично, какая именно мне достанется. Даже не возражаю, когда Гортензия выбирает правую. Ее, вероятно, соблазнила кровать с балдахином и широкое окно. Моя меньше. Однако когда придирчивее осматриваю свои владения, понимаю — повезло. Плотная белая штора заслонила небольшой сюрприз — балкон с витыми металлическими перилами, которые опутал дикий виноград. И хоть это не терраса, а вид не на ухоженный сад, мне он больше по душе.

— Отдохните, леди, — советует Сара.

Она и мамина верная служанка Роберта, единственные, кто уехал с нами.

Но отдыхать не хочется. Слишком возбуждена перед вечерними развлечениями. К тому же в дороге я сладко выспалась и сейчас в этом не нуждаюсь. Только делаю вид, что ложусь в постель. Сама беспокойно верчусь, сбивая комком простыни. Даже красивый вид из окна не отвлекает.

Будоражат сомнения. А что, если действительно оконфужусь…. К первой шокированной реакции на платье готова. Но что потом будет? Удастся переломить закостенелый строй? Или стану посмешищем…

Вся дрожу, как в ознобе. И зубы клацают. До обморока терзаюсь сомнениями, и когда наступает время собираться, буквально трясусь от ужаса.

Сара сначала наряжает Гортензию. Причесывает ее, пудрит волосы. А только потом переходит ко мне. Кудри укладывает, как я научила. И не собирает их в высокую прическу. Только по бокам закрепляется небольшими шпильками. Платье надевает через голову, стараясь не повредить укладку. Я действительно нравлюсь себе в зеркале. Кажется, немножко похудела. Во всяком случае, скулы на лице хорошо очерчены, а плечи выглядят не пухленькими, а плавно покатыми. Подол нежно струится, лишь очерчивая изгибы тела. На самом деле фасон будто создан для меня.

Но я все равно испугана.

— Ничего не бойтесь леди, — вдруг тихо выдает Сара, поправляя низ юбки. — Я уверена, это сражение будет за вами.

Неожиданно становится невероятно приятно, хотя лицо служанки не выглядит приветливым, а как всегда нахмуренным суровым.

Киваю и глубоко вздыхаю. Эти слова о битве повторяю себе всю дорогу в зал. Даже не обращаю внимания на нервные возгласы сестер, на шипение маман, колеблющееся от гневного и яростного, до преисполненного отчаяния.

А уже перед самой дверью, высокой, двустворчатой, с золотисто-молочными витражами, сердце замирает. Словно перестает биться.

Испуганно хватаю ртом воздух, и лакеи приоткрывают створки. Все взгляды прикипают к нам.

Глава 14

Сказать, что боюсь – ничего не сказать. И хотя первыми заходят маман и Селеста, кажется, что все смотрят на меня. Смотрят, буравят взглядами, ошарашено хлопают глазами. А когда проходит первый шок, по залу прокатывается тихий гул голосов. Прикрывшись веерами, почтенные леди, не стесняясь, начинают обсуждать мой наряд. До меня доносятся: беззастенчивая… рыжая… как так можно… стыд…

Маман бледнеет, Селеста и Гортензия берутся за руки, а я высоко задираю подбородок. Чувствую — щеки горят, но даже не позволяю себе и на миг поверить в противные оскорблениям. Представляю между собой и ими стеклянную стену. Слова доносятся, стучатся о нее и падают, рассыпаясь серым прахом.

― Леди Роуз, как приятно! — к нам подходит высокая, темноволосая женщина. Красивая и статная, как греческая статуя. Ее оливковая кожа отливает золотом в сиянии светильников и ламп.

― Очень приятно… ― рядом с ней встает высокий элегантный мужчина. Тоже темноволосый и немного смуглый. С темными, почти чёрными глазами.

― Благодарю вас за приглашение ваша светлость, ― низко склоняется маман. ― Это невероятная честь для нас.

Мы втроем повторяем за ней глубокий книксен.

И я понимаю, что это родители Торнтона. Невольно глазами ищу его, будто что-то тянет, побуждает среди десятков устремленных на меня взглядов найти один, который является порождением пронзительных светло-синих глаз.

— Какое необычное платье, дорогая, — внезапно обращается ко мне ее светлость. Отвлекает от поисков. И заставляет снова заволноваться.

Сердце стучит о ребра. Это решающее мгновение. Если хозяйка вечера отнесется ко мне и моей одежде одобрительно, считай полдела сделано. Если же нет — придется очень тяжело.

— Спасибо, ваша светлость, — пытаюсь совладать с собой. Снова вспомнить, что я в этом платье действительно выгляжу великолепно. Возможно, это поможет почувствовать не стыд, а гордость. ― Последняя коллекция. Они только входят в моду в самом Жителе... — важно говорю, как будто не слышала только что, как мой наряд обозвали вульгарным и неприличным.