Волки и надзиратели - Сильвия Мерседес Страница 22

— Ты не должна, — оборотень повернул тяжелую голову в сторону. Я уловила нотку… мольбы? Было сложно сказать. Голос волка был не для мольбы. Но человеческая сторона в нем проступала сильнее с каждой минутой.

— Не должна, не могла, — я пожала плечами и приподняла бровь. — Ты знаешь, что у меня нет выбора.

— Всегда есть выбор.

— Не в делах с магией бабули, — я вздохнула, стиснув зубы. — Не ты один клялся ей служить.

К моему удивлению, Дир прошел ко мне ближе. Дуб задрожал и махнул ветками с ноткой угрозы. Дир замер, его ноздри раздувались, он посмотрел на дерево.

— Ты ему не нравишься, — я подвинулась на корнях, они двигались неприятно подо мной. — Дубы любят только людей.

— Я человек.

Я покачала головой.

— Может, когда-то был. Но не теперь.

Дир облизнул зубы длинным красным языком, задевшим кончик черного носа. Он с рычанием шагнул ближе. К моему удивлению, дерево задрожало, но уже не угрожало. Оно боялось его? Я собралась встать, но не успела этого сделать, он сел на корточки передо мной, взял меня за руку. Я была так потрясена, что застыла, рот раскрылся, глаза были расширены.

— Всегда есть выбор, — сказал он, и я вдруг поняла, что его глаза стали человеческими: серыми и блестящими… от слез? Нет!

Я попыталась убрать руку, но он сжал крепче.

— Может, выбор невелик, — продолжил он. — Может, это не больше мига колебаний. Но… я видел, как ты приняла выбор, как ты сопротивлялась.

Пересохшее горло сжалось. Я моргнула, и в миг тьмы за веками я вспомнила миг в лесу, когда увидела рыжего оборотня, на которого охотилась.

Но я медлила.

Сопротивлялась.

Не долго.

Но этого хватило.

Мои глаза открылись.

— Семь богов! — возмутилась я. — От этого не было толку. Миг… да даже час или день! Бабуля все равно все делает по-своему. Ее не остановить.

— Ее можно остановить, — Дир сжал мою ладонь сильнее. В его полузвериных пальцах была ужасная сила. — Может, не все мы сможем, но ты другая. Ты — ее крови.

— Что? — я охнула и вырвалась. Его длинные когти поцарапали мою кожу, и я вскрикнула от боли. Он удивился, смутился, попятился и сжался. — О чем ты говоришь? — спросила я, тряся ладонью и прижимая ее к груди. — Ты думаешь, раз я — ее внучка, я могу… что? Порвать ее путы на мне? Ха! Зря надеешься.

— Ты могла бы, — его голос стал жуткой мольбой. — Если бы захотела…

— О, думаешь, я хочу слушаться прихотей старой ведьмы каждый час днем и ночью? Думаешь, я хочу быть ее орудием, ее… рабыней? — я встала и отошла от него. Дуб ответил на мою тревогу, грозно подвинул корни вокруг ног Дира, заставил его отпрянуть за круг досягаемости корней. Он глядел на меня с мрачным лицом, его человеческие глаза все еще были похожи на волчьи пристальным взглядом.

— Никто из нас этого не хочет, — сказал он. — Но у остальных нет выбора. У тебя есть. Тебе может не нравиться признавать это, принимать это. Но у тебя есть выбор. И, думаю, ты это знаешь.

Я хотела ругаться на него. Как он мог говорить, что я выбрала бы это рабство? Что я не билась бы зубами и ногтями, если бы думала, что была надежда на свободу?

Я снова сжала яблоко под туникой, пальцы задели твердую шкурку. А если… вдруг он был прав? А если я могла бороться с властью бабули? В словах Дира было немного правды. Я была крови бабушки, и во мне было немного ее силы. И матушка Улла — ведьма округа, где мы жили — говорила несколько раз, что мы с Валерой обладали силой. Я видела силу Валеры своими глазами, и она потрясала, хоть и не была отточенной.

Если она обладала такой силой, могла ли сила быть у меня?

Я медленно вытащила яблоко и поднесла к лицу. Оно было идеальным, чистым, похожим на стеклянное украшение, а не настоящее яблоко с дерева. Его можно было легко разбить. Я могла раздавить его в руках, если бы попыталась.

И для чего его хотела бабуля? Для чего-то ужасного, судя по отчаянию Дира.

Закрыв глаза, я искала в себе, пытаясь найти силу, смелость уничтожить яблоко. Я не была трусихой. Никогда не была. Валера говорила, что я была храброй до безумия. Я могла использовать эту храбрость сейчас. Я могла отвести руку и бросить яблоко, смотреть, как оно разобьется об ствол дерева. А потом прийти к бабуле и сказать, что я не буду ее девочкой на побегушках или убийцей.

Я могла…

Я хотела…

Я хотела развернуться и убежать в Шепчущий лес. Бежать, бежать и бежать, не оглядываясь, затеряться в тенях. Я не хотела быть такой, какой как-то стала.

Я… так много хотела…

Но это было глупостями. И я это знала.

Я выдохнула и убрала яблоко под тунику. Путы бабули были слишком сильными. Дир мог верить, во что хотел. Он мог считать меня слабой. Но он не был на моем месте. Он не знал.

Я повернулась к нему. Его лицо было достаточно человеческим, чтобы я видела разочарование, которое он быстро скрыл гримасой.

— Идем, — сказала я. — Веди, волк. Нужно прийти к бабуле до заката.

Дир моргнул, а потом встал и, упираясь длинными руками, побрел за деревья, его вело чутье. Я повесила лук на плечо, поправила колчан и пошла за ним. Яблоко было тяжелым грузом в тунике. Словно камень на месте сердца.

12

Дир

Ведьма решила, что этой ночью я снова буду служить у стола.

Я стоял у стены в зачарованной форме, борода была короткой, а волосы — убраны назад и завязаны у шеи. Я был неподвижен и тих, словно украшение в зачарованной столовой.

В этот раз Элората нарядила меня и подготовила до прибытия гостей, и я остался на какое-то время один. Это мне не нравилось. Было бы лучше сразу приступит к работе, отвлечься подачей супа и тарелок с нарезанным мясом.

Это было бы лучше, чем стоять тут, снова и снова видеть Бриэль с поднятым луком, сияющими глазами и выпущенной стрелой.

Она спасла мне жизнь. Хотя могла убежать в укрытие и бросить меня.

Я закрыл глаза, пытаясь отогнать недавние воспоминания. Но стало хуже. Во тьме разума я снова увидел ее лицо, когда она держала яблоко в ладони. Когда я умолял ее уничтожить яблоко, не завершать