Радость моя, громкоголосая - Наталья Соколина Страница 22

так сказать, Софья велела медсестре сделать Нине Сергеевне укол снотворного, о котором она, оказывается, заранее договорилась с Кареном. Предусмотрительная, ничего не скажешь. А может, просто знала, на что способна тёща. Действительно, когда её положили на носилки, она принялась вопить, что ей нужна выпивка, а иначе она никуда не поедет. На её крики на площадку вышли соседи, любопытствуя, что происходит. Но похоже, она до такой степени их достала, что они искренне радовались её отъезду.

В город мы приехали даже раньше “санитарки”. Гранецкие с гостями отправились домой, а я высадил Дениса и тоже заторопился к себе. Знаю же, как волнуется моя Радость, хотя я и отзвонился по дороге. Кажется, моя хорошая места себе не находила, пока не увидела меня на пороге. Я обнял её, с наслаждением вдыхая родной запах, но жена нетерпеливо упёрлась рукой мне в грудь:

— ну Олежек же! Где мама? Вы её привезли? Где она?

Мне страшно хотелось её поцеловать: такое длительное воздержание всегда действует мне на нервы, но я остановился, чтобы её успокоить: — её везут, скоро машина будет здесь. Мы немного обогнали их, потому что ехали по объездной, но я созванивался, они уже проехали Демидово.

— Как там? — она смущённо посмотрела на меня, догадываясь о том, что мы видели. Я всё же прижался к её губам, наслаждаясь их мягкостью и сладостью и лишь потом ответил:

— неважно там, Радость моя. Она чуть было не продала квартиру каким-то проходимцам. Мы успели вовремя.

— А мама как? — Аллочка требовательно смотрела на меня, и я отвёл глаза, не желая её расстраивать:

— ну… ты же знаешь…. Кажется, эти… покупатели, постоянно обеспечивали её выпивкой, так что она неважно выглядит… — У неё задрожали губы:

— бедная мама, я так редко её навещала!

Вздохнув, я привлёк жену к себе, потёрся щекой о её волосы: — да, ты права. Мы должны бы почаще ездить к ней. Мне тоже стыдно, милая. — Я поцеловал эти, наполненные слезами глазищи, дрожащие губы: — не плачь, Радость моя, теперь она будет с нами. Только вот не знаю, можно ли как-то отучить её от водки?

Аллочка хлюпнула носом: — Сонька сказала, что её сразу в больницу увезут. Там Карен обещал положить её в бокс, обследовать и решить, что дальше делать.

Я не успел ответить. Позвонил Ай к и сказал, что санитарная машина приехала, Нина Сергеевна находится в больнице. Мы не знали, что делать. Было довольно поздно, дети уже спали, но всё равно оставить их одних мы не могли. Да и Тёмка последнее время спал плохо, часто просыпался. К нашей радости, снова позвонил Айк и сказал, что сейчас подъедет к нам и отвезёт Аллочку в больницу. У него был недовольный голос, и я понял, что это Софья, мягко говоря, “попросила” его нам помочь.

В общем, я остался с детьми, а жена уехала к матери в больницу.

Она вернулась через час, расстроенная и заплаканная. Нину Сергеевну только-только искупали и переодели в больничную пижаму, когда Алла вошла в палату. Вид матери её ужаснул. Та не сразу её узнала, а когда поняла, что перед ней дочь, закатила скандал, требуя выпивку и поливая санитарок и Аллочку матерной бранью. Пытаясь соскочить с кровати, она упала на колени и поползла к двери, отбиваясь от двух санитарок, которые её хотели остановить. Правда, дюжие волчицы были значительно сильнее и легко уложили её обратно на кровать. Женщина никого не слушала и вопила на всё отделение, пока подошедшая медсестра не поставила ей укол.

Я не знал, как успокоить мою хорошую. Возможно завтра утром, когда все врачи будут на работе, Карен что-то сможет нам посоветовать. Аллочка опять заплакала:

— Олежек, ну как, как мы с ней будем жить?? У нас же дети, а она…. Я боюсь, Олежек!

— Мы что-нибудь придумаем, не плачь, пожалуйста! — я решительно обнял её и привлёк к себе.

Глава 10

Ночью мы оба спали плохо. Несмотря на усталость, тревога не отпускала меня. Радость моя всхлипывала во сне, порой стонала. Я прижимал её к себе, тёплую, доверчиво льнущую, тихонько перебирал губами волосы и думал, думал. Волк жалел свою самку, стремился вылизать её, утешая лаской и любовью.

Утром я проснулся рано. Стараясь не разбудить жену, нехотя сполз с постели и поплёлся в ванную.

Не успел приехать на службу, как позвонил Карен. Он был недоволен и раздражён: — Олег, приедешь сегодня ко мне?

— Вместе с женой, ладно? — я нахмурился, слыша как проскальзывают в его голосе рычащие нотки. Карен был кавказским волком, довольно крупным, лохматым. А вот его жена, Лола, тоже кавказская волчица, была просто громадной. Она и в человеческом обличье на голову возвышалась над мужем, что не мешало им жить душа в душу. Он на полном серьёзе называл её малышкой, не обращая внимания на смешки многочисленных приятелей и знакомых. Карен был чем-то здорово недоволен, потому и дал волю своему волку.

Он тяжко вздохнул и неохотно согласился: — ну что с вами поделаешь, приезжайте вместе. — Я задумался. Наверняка его плохое настроение связано с Ниной Сергеевной.

Оставив Тёмку у моих родителей, мы поехали в больницу. Как я и предполагал, у врача были нерадостные известия. Цирроз печени. Этот диагноз он озвучил, сочувственно глядя на Аллу. Я закусил губу, хорошо понимая, что это значит: — сколько ей осталось, Карен?

Он помялся: — ну-у… мы постараемся…. Проведём поддерживающее лечение, опять же строгая диета…

Я взял жену за руку, настойчиво повторил: — сколько, Карен?

— От силы месяц, — он тяжело вздохнул. — Печень совершенно разрушена, да и сердце, почки…

Моя Радость молча смотрела на него, из глаз текли слёзы, губы дрожали. Я привлёк её к себе, в кармане её плаща нашёл носовой платок, сунул ей в руку. Она механически вытерла глаза, всхлипнула, уткнувшись лицом мне в плечо: — нам надо было забрать её раньше.

— Она бы не поехала, мы же предлагали, Алла! — Действительно, мы не раз предлагали Нине Сергеевне переехать к нам, но она была категорически против, понимая, что с выпивкой пришлось бы завязать.

Карен распрощался с нами, его ждали больные, а мы поехали к моим родителям за сыном. По дороге молчали, Аллочка тихо плакала.

Как я знал, Нина Сергеевна никогда особо не заморачивалась проблемами дочери. Моя Радость, со школьных лет предоставленная самой себе, росла, как дикий полевой цветок. Такая же красивая, стойкая к любым невзгодам, упорно борющаяся за жизнь. Она